Дорога уперлась в песок. Слева от меня стояли большие чугунные ворота под развесистым миндальным деревом. За ними — длинное низкое здание, белое, с зелеными ставнями и красной черепичной крышей. Когда-то здесь тоже был сад. Теперь лужайка приходила в запустение из-за недостатка воды. Засохшие герани грустно свисали с каменных ваз на террасе.
Когда я открыл ворота, у меня из-под ног во все стороны брызнули ящерицы. За стеной оказалась площадка, покрытая песком, а дальше шел дикий серый пляж. Это было на редкость тихое место, а звуки прибоя и стрекотание цикад только подчеркивали эту тишину.
Я подошел к передней двери и постучал в нее дверным кольцом. Звук эхом отдался в доме, резонируя от покрытого каменной плиткой пола. Не было слышно ни шагов, ни голосов. Я постучал снова и обошел дом кругом. Двери и ставни были плотно закрыты. Невиллы исчезли.
За моей спиной раздался оклик. Обернувшись, я увидел старика. Его тощие загорелые плечи торчали из-под грязной майки, а на ногах были сандалии, сделанные из старых автомобильных покрышек. Соломенная шляпа надвинута на глаза, напоминающие две мокрые виноградины.
Я спросил у него, где я могу найти синьора и синьору Невилл. Он что-то начал говорить на андалузском диалекте испанского. Насколько я мог понять, они уже три недели, как уехали, а он присматривает за их садом. Я спросил, когда они вернутся, но он сказал:
— Дом продан.
Я поинтересовался, где сейчас Невиллы.
Он показывал на восток, произнося слово «Banios». Потом потянул меня за руку, настойчиво повторяя «Perro, perro».
По-испански это слово означало «собака». Он снова потянул меня за руку, подталкивая к кустам в углу сада. Он делал неистовые жесты руками, двигал бровями и корчил гримасы на своем сморщенном лице. Я позволил ему увлечь себя.
Он повел меня к дереву. Задолго до того, как мы подошли туда, я услышал громкое жужжание мух. А он все кивал и гримасничал, зажимая нос. И в самом деле, запах был ужасный.
Под деревом была маленькая каменная плита. Она выглядела совсем новой. На ней были выбиты слова: «Здесь покоится в мире Уинстон». Сбоку от плиты была проделана нора, и высился холмик земли. Похоже, это сделали собаки. У отверстия жужжал черный рой мух, облепивший что-то на земле. Это что-то было когда-то собакой. Но теперь у собаки не было головы, и, похоже, она была похоронена давно, не менее трех недель назад.
— Собаке отрезали голову, — сказал старик.
Было бы справедливо предположить, что Генри приехал в Испанию по делам, как-то связанным с содержимым того самого сейфа. Если верить Поулу, сейф адресовался Хонитону, который сделал громадные деньги на сделках с недвижимостью. А теперь передо мною был дом, который посетил Генри и который был только что продан.
Не так уж трудно было установить связь между Сквилем и обезглавленной собакой. Хонитон, этот корректный посредник из «Пэлл-Мэлл», был совсем другое дело.
Я сказал старику, чтобы он похоронил собаку снова и дал ему две сотни песет. Потом направился в Пуэрто-Баньос, зашел в офис начальника порта в юго-восточной части акватории и спросил о Невиллах.
Унылый человек в офисе ответил:
— Моторная яхта «Буревестник». Там, на дальнем конце.
И он махнул рукой в другую сторону от того места, где стояли яхты, похожие на плавучие дворцы, — туда, где были яхты поменьше и погрязнее и где не фланировали бесчисленные зеваки.
«Буревестник» был двадцативосьмифутовой моторной яхтой того типа, который английские продавцы стараются сделать более привлекательным, утверждая, что суда именно такого типа вывез английский экспедиционный корпус из Дюнкерка во время Второй мировой войны. Яхта была в хорошем состоянии. Деревянные сходни, ведущие на палубу, сияли как лакированные, а зеленый тент над кокпитом выглядел так элегантно, как будто только что был отглажен.
Я постучал по поручню и крикнул:
— Есть кто-нибудь?
Из люка показалась голова женщины с седыми волосами и лицом как у старого аристократического попугая.
— Доброе утро, — сказала она без видимого энтузиазма.
— Миссис Невилл? У вас найдется минута для разговора? Она по-птичьи повернула ко мне голову.
— О чем?
— О Генри Макферлейне.
Она нахмурилась, и ее острые глаза быстро обшарили меня с головы до ног: тенниска с Адмиральского Кубка, голубые шорты, туфли от Генри Ллойда, растрепанные светлые волосы, облупленный нос… Такая смесь едва ли добавляла мне респектабельности.
— Прошу вас, поднимайтесь на борт.
На яхте было очень жарко, в Пуэрто-Баньос редко приходит освежающий бриз. В каюте, отделанной красным деревом, за столом сидел мужчина. У него было тонкое загорелое лицо и седые усы. На тыльных сторонах рук виднелись коричневые пятна.
Женщина сказала:
— Вот этот молодой человек считает, что мы знаем некоего Генри Макферлейна.
Старческие водянистые глаза мужчины смотрели на меня с подозрением.
— Он так считает?
На нем была кремовая рубашка и шелковый галстук. Из-под стола виднелись его узловатые загорелые ноги. Он не выглядел человеком, который может грубо повести себя по отношению к гостю. И я начал:
— Мне известно, что некто по имени Сквиль три недели назад доставлял вам некоторые бумаги. Когда он был в вашем доме, то украл портсигар, принадлежащий Генри Макферлейну.
— Вы что, полисмен? — спросил он.
— Нет. Генри Макферлейн для меня вроде отчима.
Миссис Невилл проговорила:
— Филипп, мне кажется, ты должен…
— Должен что? — раздраженно перебил ее майор.
Она не ответила. Майор, нахмурившись, смотрел на свои старческие пальцы, лежащие на столе. Наконец спросил:
— Как ваше имя?
Я ответил.
— Гонщик? Читал о вас в газетах.
— Да. Генри и я вместе держим пристань со стоянками для яхт. Генри воспитал меня.
— Ах вот оно что! — сказал майор. Мешочки под его глазами стали еще более заметными, когда он посмотрел на меня. — Это меняет дело.
— Что вы имеете в виду?
— Думаю, что мы должны сказать вам. Он заходил проведать нас, сказал, что ищет управу на одну компанию, которая хочет ободрать его как липку и лишить собственности. Кто-то сказал ему, что мы тоже сталкивались с этой компанией.
— "Си Хорз Лэнд", — сказал я.
— Совершенно верно.
— Это ужасные люди, — сказала миссис Невилл.
— Он просил никому не говорить, что был у нас. Сказал, что это может грозить опасностью.
— И мы поверили ему, особенно после того, что случилось.
Я глубоко вздохнул. Ах, Генри, старый плут, думал я. Примчался сюда, в Марбеллу, разыгрывать из себя детектива. Но как ты узнал об этих стариках и где ты теперь?
— Он выглядел как человек, который может постоять за себя, — заметил майор.
— Когда это было?
— Три недели назад. Нет, две с половиной. Через три дня после того, как мы получили извещение, что должны уехать из дома.
— И после этого вы его не видели?
— Он сказал, что уезжает в Мадрид, — ответил майор. — Мы были заняты тогда.
— Вы продали свой дом. Я был там, разыскивал вас. Рядом взревел мощный двигатель яхты одного из лихачей. Шум голосов туристов доносился с причальной стенки, и вода мягко плескалась о борт.
— Наверное, было трудно расстаться с домом?
Миссис Невилл нервно хохотнула. Это был неприятный звук. Майор сказал:
— Самая большая ошибка, которую мы совершили.
— Но мы ничего не могли поделать.
Майор воздел руки вверх и снова уронил их на стол. Подозрительность уступила место отчаянию.
— О да, — признался он. — Теперь все пропало. Нам надо думать, как выходить из положения.
— Я понимаю, что это жестоко с моей стороны, но позвольте все-таки спросить, что произошло?
Они оба посмотрели на меня так, словно я свалился с неба. Потом майор предложил:
— Садитесь, садитесь. Есть у нас чай, Хилда? Или вы предпочитаете выпить что-нибудь?
Я ответил, что выпить чаю было бы прекрасно.
— Это место куплено было давно. Сразу после войны. Потом мы им не пользовались. А десять лет назад мы переехали сюда, продав все, что у нас было там, в Англии. Прекрасное место для пенсионеров.