— Ну! — сказала Бьянка. — До чего же ты холоден, прямо как лед. Одно слово: англичанин.

— Ирландец, — уточнил я.

Бьянка сбросила джинсы.

— Снимай свою одежду, — сказала она. — Я так долго ждала ирландца.

Я подчинился. Все было необычайно респектабельно и мило. Никто не сжигал «роллс-ройс».

Потом Бьянка лежала, не отпуская меня. Она производила впечатление маленькой и тихой, и это побуждало меня чувствовать себя большим и способным защитить.

Я смотрел на геккона, следившего за мухой, и думал: «Сэвидж, в этом сражении может оказаться больше противников, чем Креспи и Фьюлла. Кто-то ведь сообщил Жан-Клоду и Бобби, что они найдут „Аркансьель“ стоящим на якоре близ Сан-Мартен-де-Ре. Бьянка знала, где яхта. И больше никто».

Она пошевелилась и взглянула на меня из-за завесы своих волос. Ее лицо было нежным, смятым страстью. Рот более не был бесстыдным, а вокруг глаз пролегли начинающиеся морщинки, как у всех.

— Я не могу остаться, — сказала Бьянка. — Пойдут разговоры среди прислуги. А патрон — человек, придерживающийся старомодных взглядов.

Она села, потянулась. Затем наклонилась и крепко поцеловала меня в щеку.

А я подумал: «Сколько же акций „Атлас Индастриен“ принадлежат тебе, Бьянка Фьюлла?»

— Милый, — сказала она. — Спокойной ночи! Сладких тебе снов!

Дверь глухо стукнула. Я снова остался один.

Как обычно.

На следующее утро меня разбудил легкий стук в дверь. Было довольно рано. В обсаженных кустарником аллеях сада пели птицы. Служанка с толстыми ляжками принесла поднос с кофе и сдобными булочками. Там же была записка. «Карло проводит вас», — гласила она. Кроме этого, на подносе лежал меленький магнитофон радиовещательного класса.

Ночью кто-то выстирал и отутюжил мою рубашку и джинсы. Внизу дворецкий в белой ливрее сказал мне:

— Ваша взятая напрокат машина возвращена. Карло заберет вас через пять минут.

Я уткнулся в газету, чувствуя неловкость оттого, что мою судьбу вершили за меня. Вернулась нервная дрожь. Мне хотелось знать, где Фрэнки и что она делает, но спросить было некого.

Спустя пять минут после ухода дворецкого вошел Карло, коренастый, с зализанными назад от сильно загоревшего лба черными волосами, с белозубой улыбкой и мощным рукопожатием. Он посадил меня в черный «мерседес». В его салоне была модель этого автомобиля. Мы на хорошей скорости выехали из узкой улочки, протряслись через строительные площадки на окраине города и направились вдоль дороги, что окаймляла ослепительную лагуну, обнесенную колышками для разведения моллюсков. Карло дал гудок, разгоняя стадо белых цапель. За ветровым стеклом восходило ослепительным серебром в раскаленное добела небо Средиземное море.

— "Ле Диг", — сказал Карло, указывая вперед.

Там, поперек линии схода неба с морем, словно надгробные плиты высились белые бетонные коробки. Наименьшая из них имела, должно быть, сотню футов в высоту. «Мерседес» свернул на прямую унылую дорогу, обсаженную молодыми пальмами, и с ревом въехал на бетонную площадь. За ней виднелось обширное водное пространство, окаймленное белыми каменными волноломами. Из них выступало несколько небольших пристаней, возле каждой красовалась белая пластиковая яхта.

— Меблированные комнаты располагаются вдоль самой воды, — с гордостью в голосе сказал Карло. — Верфь. Весь набор.

Патрон говорил, что у Креспи есть судно, на которое мне следует взглянуть.

— Есть здесь на верфи яхта под названием «Лаура»?

— Экстравагантная штучка, — сказал Карло. Его яркие черные глаза заблестели. — Куплена месяц назад. Она стояла в Генуе, где-то в угольной гавани. Я слышал, что внешне она выглядела очень грязной и неказистой, но внутри была отменно хороша, понимаете. Красное дерево, росписи и прочее, ну, понятно. Креспи уговорил какого-то парня посмотреть ее, и тот сказал, что покупка очень выгодная. Единственное, что требуется яхте, — это покраска, и судно потянет на два миллиона долларов. Там он оценивал ее в один. Яхта почти готова. Видите? — сказал Карло, энергично жестикулируя. — Что вы думаете? Великолепное местечко, а?

Я что-то пробормотал в ответ. Площадь представляла собой неприглядную бетонную ловушку, иссеченную ветром, словно наждачной бумагой. Но Карло и его коллеги были крепки и тверды, как шары для игры в кегли, и выглядели так, что с ними было опасно не соглашаться. Вот почему, вероятно, патрону нравилось иметь их в своем окружении.

— Мы едем задворками, — сказал Карло. — Анонимно, вы понимаете. Я кивнул, как если бы слово это было моим вторым именем. Автомобиль свернул с площади и юркнул меж двумя зданиями. Район «ле Диг» простирался вглубь не более чем театральная декорация. Теперь дорога была изрезана колеями, а пустоглазые каркасы зданий — охвачены строительными лесами. Колея привела нас к ряду эллингов около портового бассейна. Вдоль крыши одного из них был натянут длинный транспарант, волнами плещущийся на ветру. "Верфь «Палмиер» — гласила надпись на нем. И была изображена стилизованная яхта под стилизованной пальмой. Верфь «Палмиер» являлась одной из компаний «Атлас Индастриен».

Эллинг был окружен обычной проволочной сеткой. За ней виднелся подъемник и слип. Там была поднята над водой огромная яхта: стадвадцатифутовый кеч с длинным острым носом и бесконечным кормовым подзором быстроходных океанских судов 1920-х годов.

— Что это за судно? — спросил я.

— "Лаура", — сказал Карло.

— Нельзя ли ехать помедленнее?

Мы чуть не ползком двинулись вдоль ограждения. Левый борт яхты уже был покрашен. Отблески воды пошевеливались между другими лодками и дрожали в ее свежеотполированном дереве яхты.

Внезапно во рту у меня пересохло.

— Над ней долго работали?

— Нет, — сказал Карло. — Яхта в том не нуждалась.

— Нельзя ли взглянуть?

Карло посмотрел на часы.

— Почему бы и нет? — сказал он.

Мы подъехали к главным воротам. Охранник махнул рукой, разрешая нам проехать. Я пригнулся на сиденье и вжался в него. Меня била нервная дрожь, как обычно бывает на старте крупной гонки, когда вы знаете, что намерены поднимать лебедками все паруса до тех пор, пока они не треснут. Правда, сегодня не было гонки. Но я переступил порог верфи, принадлежавшей человеку, чьи люди угрожали искалечить мою дочь, если я стану околачиваться поблизости.

— Они все работают над яхтой для Кубка Америки, — сказал Карло. — Спуск на воду — через два дня.

«Мерседес» остановился близ «Лауры». Я вышел из машины и поднялся по трапу с задней стороны судна. Яхта была большой и красивой, кто-то потратил уйму денег на покраску, лакировку и сложную работу по меди. Внизу ощущался сильный запах французского дезинфицирующего средства.

Салон имел четыре сдвоенные каюты впереди. Все они были обшиты гондурасским красным деревом, родом древесины, которую полсотни лет назад никто не мог достать. Там находились и медные изделия, и турецкие ковры, и книги в корабельных переплетах с изображением лавровых листов на сафьяне цвета морской волны. Все это выглядело на миллион долларов.

На два миллиона долларов.

— Хороша, правда? — сказал Карло. — Позади есть еще каюта владельца и пара ванных комнат. Однако нам лучше не задерживаться.

— Конечно, — согласился я.

— Вы интересуетесь яхтами?

— Я работаю с ними.

— Правда?

Карло вовсе не выглядел заинтересованным. Патрон не сказал ему, кто я. По крайней мере в этом отношении он свое слово держал.

«Мерседес» скользнул обратно вдоль белой набережной к зданиям вокруг площади. Я уже не смотрел в окно. Мне нужно было больше думать, нежели видеть.

Долгий жизненный опыт убедил меня не верить в сказки о суперяхтах, обнаруженных в угольных доках Генуи и требующих лишь немного краски, чтобы быть оцененными более чем в два миллиона долларов. То, как отблески огней гавани вели себя на борте «Лауры», возбудило мое глубокое любопытство, а запах дезинфицирующего средства еще больше углубил его. После совещания господина Фьюлла я намеревался поближе рассмотреть яхту.