…И все. Когда соберутся бывшие «кадеты» из Оренбургского суворовского училища на свой традиционный сбор, среди них уже не будет сибиряка Валерия Басалаева. Никогда не будет.

Угнетали бытовые трудности: отсутствие электроэнергии, воды, привычных продуктов. Приходилось нашим советникам и специалистам, работающим в глубинке, месяцами жить без газет, без телевидения. Далеко не всегда удавалось поселиться в доме с кондиционером. Во многих местах пищу готовили сами — из того, чем удавалось разжиться на местном базаре или в ближайшей воинской части.

Несколько слов о спиртном. Пили в Афгане часто, и водка там воспринималась совсем по-другому, чем дома. Когда говорят, что она снимала стресс, то к этому надо относиться без всякой иронии. Действительно, снимала. Ведь страшно-то было почти все время. А поскольку официально в Афганистане существовал «полусухой» закон (в посольском магазине полагалась одна бутылка в месяц на человека, а в армейских «Березках» спиртное вообще не продавалось), то алкоголь скоро стал предметом спекуляции.

Нашим гератским ребятам в этом смысле повезло. Близость к Кушке (каких-нибудь сто километров) снижала для них остроту проблемы. Всегда можно было послать гонцов, и если они не нарывались на засаду, часов через шесть накрывался стол.

Хуже было тем, кто жил в Кандагаре или в таких медвежьих углах, как Фарах, Асадабад, Лашкаргах… Самые изобретательные гнали самогон, другие покупали водку или «кишмишовку» у местных торговцев (в дуканах можно было купить все, что пользовалось спросом у советского человека). Прибегали также к услугам спекулянтов из среды наших военнослужащих. В основном, это были летчики транспортной авиации, часто летавшие в Союз. За бутылку водки спекулянты просили от 25 до 40 чеков или эквивалент в афгани. В праздник цена поллитровки, случалось, подскакивала и до пятидесяти чеков.

Вот еще один малоизученный афганский феномен: со спиртным повсюду были проблемы, однако же это не мешало иным «контрактам» спиваться напрочь. Однажды два допившихся до чертиков советника (один по вопросам спорта) устроили в «старом» микрорайоне, в доме, где жили, форменную перестрелку, в ходе которой пролилась кровь.

Один из нас, приехав в Джелалабад, в первый же вечер попал за стол, где веселилась местная «головка»: военное начальство и офицеры госбезопасности. Подполковник Виталий К., похожий на батьку Махно, каким его изображали в фильмах эпохи соцреализма, при попытке журналиста покинуть затянувшееся застолье кликнул ординарца, а когда тот вошел, приказал ему заплетающимся языком: «Видишь этого корреспондента? Он не хочет с нами пить. Выведи его за дверь и расстреляй».

Солдат растерянно хлопал глазами. Тогда «батька Махно» просто взревел: «Иначе я тебя самого расстреляю!»

Корреспондент помог бедному парню: встал из-за стола и вышел вместе с ним прочь. «Не обращайте внимания, — виновато произнес солдат. — Утром товарищ подполковник все забудет».

Но хватит о водке. Далеко не все были таковы, как этот бесноватый советник. Расскажем сейчас о тех, кто жил по соседству с ним, наших специалистах, в основном из Узбекистана и Закавказья, — агрономах, гидротехниках, механиках, проектировщиках, строителях, агрохимиках, которые помогали обслуживать знаменитый Джелалабадский ирригационный комплекс (ДИК).

Построенный в тяжелейших почвенно-климатических условиях с помощью Советского Союза, комплекс был, возможно, самым важным народнохозяйственным объектом страны. Судите сами. Его обслуживанием занимались около 6 тысяч рабочих и служащих. А объекты какие! Плотина и магистральный 70-километровый канал, гидроэлектро- и насосная станции, ремонтно-технический и деревообрабатывающие заводы, консервная фабрика, полигон ЖБИ, автобаза и, наконец, то, ради чего все это было построено, — четыре крупных государственных фермы, которые специализировались на выращивании цитрусовых, маслин, овощей, производстве молока, мяса.

Считалось, что как сельскохозяйственный комплекс ДИК не имел себе равных в развивающихся странах Азии, Африки, Латинской Америки. Это действительно было чудо, цветущий оазис посреди камней и истрескавшейся под беспощадным солнцем почвы. Его возвели наши специалисты, и они же продолжали помогать афганцам поддерживать комплекс в образцовом состоянии.

Легко сказать — поддерживать. Кругом-то полыхала война. Джелалабад, расположенный неподалеку от пакистанской границы (меньше часа езды на машине по отличному шоссе), постоянно находился в центре боев. Около Самархеля были расквартированы две наших бригады. Между Самархелем и городом, как раз в районе госферм, находился военный аэродром — лакомый кусок для моджахедов. Да и сами фермы стали объектом их постоянных нападений. Проселочные дороги между садами и поселками минировались, поэтому утром наши специалисты отправлялись на работу одним путем, а вечером возвращались другим. Им постоянно угрожали. Не проходило дня и без потерь в афганском персонале: то обходчика убьют, то агронома уволокут с собой, то трактор вместе с механизатором сожгут…

Наши специалисты — а было их семьдесят восемь — так собирались на работу: автомат на плечо, подсумок с запасным магазином и гранатами на пояс. Между тем люди там в основном работали пожилые, семейные, и профессии у них сугубо мирные. И ехали не воевать — пахать, сеять. Главный эксперт ДИКа Б. Н. Миланов, технический руководитель управления эксплуатации канала П. Н. Алиев, техник Е. В. Ступин, технический руководитель фермы «Хадда» А. Г. Мухамедов, агроном-цитрусовод О. X. Мурадишвили и многие, многие другие… Надо бы всех семьдесят восемь назвать — достойны. Земледельцы, неожиданно оказавшиеся на линии огня.

Вспомним и еще один «контракт», объединивший скромных и беззаветных тружеников. На Южном Саланге, в городке Хинжан, находилась группа гражданских специалистов, обслуживавших высокогорный перевал и уникальный тоннель. Руководил группой невысокий худощавый человек, коренной ленинградец по фамилии Ерухимов — с кавказским смуглым лицом, живой и умный.

Чем тогда была эта дорога, связывающая СССР с центром Афганистана, с Кабулом? Как ее назвать? Пуповина? Артерия? Главный нерв? Тысячи машин шли по ней безостановочно в обе стороны: с севера — груженные боеприпасами, горючим, продовольствием, сырьем для афганских фабрик, с юга — в основном порожняком. Какой титанический труд требовался, чтобы держать высокогорную трассу в рабочем состоянии!

Один из нас в аккурат попал на проводы Ерухимова: Виктор Анатольевич уезжал домой после нескольких лет работы в горах Гиндукуша. Работы, отмеченной афганским орденом. В Кабуле, вручая ему награду, сказали: «Вы — герой Саланга». «Нет, это не я герой, — возразил Ерухимов, — это весь наш коллектив герой». Тогда старый министр, входивший в правительственный кабинет еще при короле, ответил: «Если родник чист в истоке, то и далее вода будет свежей».

Из сотен наших советников, работавших в Афганистане, многих можно выделить, многие оставили по себе добрый след. Среди тех, кого здесь вспоминают с особым теплом, — Лунин.

Д. Гай: Александр Федорович Лунин, советник ректора Кабульского политехнического института (КПИ), руководитель коллектива советских преподавателей вуза, москвич, доктор химических наук, профессор, до заграничной командировки работал в Московском институте нефти и газа имени Губкина. 50-летие отметил в Кабуле, где провел четыре последних года войны.

Кабульский политехнический заслуживает отдельного разговора. Чуть больше четверти века назад был заложен первый камень КПИ. Двадцать лет назад институт распахнул двери, став даром советского народа дружественному афганскому. В КПИ три факультета: строительный, горно-геологический и электромеханический. Две с половиной тысячи студентов осваивают одиннадцать специальностей.

Кроме того, есть подготовительный факультет, где будущих студентов обучают русскому языку и «дотягивают» до уровня наших десятиклассников. Ничего не попишешь — в этом отношении афганская молодежь все еще сильно уступает советской. Существует и рабфак, принимающий выходцев из неимущих семей. Они получают большую, по афганским меркам, стипендию, бесплатную одежду, питание.