— Чего же хотят рабочие? — опросил бывший депутат.

Матеус ввел его в курс событий. Положение было очень напряженным. Главную опасность представляли рабочие национальных мастерских. Создание в Марселе этих мастерских, встретившее огромные трудности, может привести к непоправимым несчастьям. После декрета временного правительства народ смог получить работу только по прорытию канала, по которому ныне воды Дюрансы текут в город. Здесь скопились толпы людей, которым давали работу, не связанную с их ремеслом. Большинство из них проклинало хлеб, заработанный этим трудом. Таким образом постоянно поддерживался очаг мятежа.

Особенно сильное недовольство вызвал тот факт, что положение трудящихся в Париже и в Марселе было неодинаковым. Согласно декрету рабочий день в столице длился только десять часов, а в провинции — одиннадцать. Правительственный комиссар боялся доводить эту недисциплинированную толпу до отчаяния и поэтому, уступая беспрерывным требованиям народа, счел возможным своей властью ввести в Марселе десятичасовой рабочий день.

К несчастью, не все хозяева мастерских пошли на это. Одни по-прежнему заставляли рабочих трудиться одиннадцать часов, другие вычитали из жалованья за недоработанные часы. В этом и была причина смут и постоянного недовольства, что неизбежно должно было привести к взрыву. До сих пор все выступления рабочих не дали никаких значительных результатов: петиции их оставались без ответа; демонстрации приводили лишь к обещаниям, о которых забывали, как только толпа расходилась. Рабочие хотели покончить с таким положением, они хотели добиться справедливости.

Во вторник двадцатого июня, накануне того дня, когда Матеус вводил своего хозяина в курс событий, делегаты различных корпораций собрались обсудить, насколько своевременной была бы большая демонстрация. Но почти все высказались против нее, предвидя неизбежность кровавого столкновения.

— Делегаты кажутся мне людьми умными и осторожными, — сказал Матеус в заключение, — но, к счастью, рабочие слишком озлоблены и не слушают их. Хотя кое-кто из них и рассуждает трезво, по есть все же и горячие головы, мечтающие оружием доказать свою правоту. Кажется, я могу обещать вам хорошенькое восстаньице: многие рабочие не желают считаться с решением большинства делегатов и хотят все-таки провести демонстрацию. И черт меня побери, если она не превратится в потасовку. Я сумею разжечь страсти, вот увидите.

Господин де Казалис радостно слушал шпиона.

— А ты все продумал? — спросил он его. — Ты уверен, что Кайоль впутается в это дело и тебе удастся похитить ребенка?

— Э! Не беспокойтесь ни о чем, — отозвался Матеус. — Это уже моя забота… Можете не сомневаться, если вспыхнет бой, сударик наш окажется в первых рядах повстанцев, и мы заполучим ребенка еще до наступления вечера… Рабочие — эти бараны — дадут перебить себя и пересажать в тюрьмы ни за что ни про что. Одна потеха с этой республикой!.. Ну, до свидания, завтра приду пораньше и укажу, что вам делать.

Матеус ушел от г-на де Казалиса и до глубокой ночи бродил по городу: он прислушивался к тому, что говорилось, и старался предугадать события. Ходил слух, будто правительственный комиссар настроен отнюдь не агрессивно. Матеус встревожился. Комиссар якобы принял делегатов и, выслушав их заявление о том, что они не в силах остановить рабочих, дал понять, что демонстрация ему на руку: она позволит более решительно воздействовать на строптивых хозяев мастерских. Он даже разработал маршрут, по которому пойдет колонна демонстрантов, пока он будет принимать делегатов.

Матеус лег спать в самом мрачном настроении, проклиная республику.

— Скопище трусов, бормотал он. — Небось не осмелятся произвести ни одного выстрела. Деритесь же, подлецы: ведь, если вы не подеретесь, я разорюсь. Они показывают друг другу кулаки, бедняки готовы сожрать богачей, а кончается все объятиями… Вот мерзость! Увидите, завтра вся эта история завершится банкетом, на котором и комиссар и народ заработают несварение желудка, объевшись колбасой… Однако не будем забегать вперед.

Проснувшись, Матеус сразу же побежал к префектуре. Наступил четверг двадцать второго июня. Все здание было оцеплено войсками.

— Ну вот, — с жестокой улыбкой произнес Матеус. — Так я и знал. Драка все же завяжется!.. Пойду поищу моих друзей-рабочих и брошу их на эти штыки.

Но прежде он замешался в толпу и узнал, что, разрешив демонстрацию, правительственный комиссар очень скоро раскаялся. Уже накануне вечером были предупреждены несколько рот национальной гвардии. Пехота также была приведена в боевую готовность. От шпиона не ускользала ни малейшая подробность; он заметил, что среди вызванных гвардейцев не было ни одной республиканской роты. На перекрестке красовался Совер.

На бульваре Шав должно было состояться еще одно собрание делегатов. Матеус поспешил туда. Как и накануне, делегаты высказались против демонстрации. Некоторые заявили даже, что рабочие, которых они здесь представляют, с утра, как всегда, вышли на работу. Но часть делегатов во что бы то ни стало хотела провести демонстрацию. Матеус подбил их на выступление, а они увлекли за собой товарищей. Небольшая вначале, кучка людей постепенно увеличивалась и вскоре превратилась в огромную толпу. Народ был поднят, и теперь его ничто не могло остановить.

Толпа не нуждалась больше в подстегивании, и Матеус предоставил ей катиться к префектуре, разрастаясь по дороге. Стратегический план его был уже разработан.

Сначала нужно было выполнить обещание и сообщить новости г-ну де Казалису. Пробило девять часов. На площади Сен-Ферреоль расположились войска, и перейти ее было невозможно, поэтому Матеус отправился в обход. Пройдя набережную канала, он вышел на улицу Бретей и оказался на бульваре Бонапарта, в нескольких шагах от особняка своего хозяина, расположенного по соседству с домом, где жили Кайоли. Проходя мимо этого здания, он поднял голову и бросил на него победоносный взгляд.

Успех Матеуса зависел от обстоятельств. Беспорядки, вызванные восстанием, несомненно, помогут ему похитить Жозефа. При первых же выстрелах Мариус помчится разыскивать брата, а тем временем Матеус легко вырвет ребенка из рук Фины. К тому же этот квартал расположен рядом с префектурой и, следовательно, будет охвачен пламенем мятежа. Вероятно, даже на ближайших улицах будут построены баррикады. Одним словом, Матеус надеялся, что произойдет нечто такое, что поможет ему похитить ребенка. Он поклялся себе действовать решительно, пойти на все, но добиться победы.

Напоследок он еще раз посмотрел на дверь, припоминая внутреннее устройство дома, которое уже давно изучал. В эту минуту оттуда быстро вышла молодая женщина с ребенком на руках. Матеус узнал Фину и маленького Жозефа. Это неожиданное появление встревожило шпиона, и он пошел следом за ними.

Фина куда-то спешила. Ни разу не оглянувшись, она спустилась по улице Бретей, поднялась по Канебьер до Королевской площади и свернула в одну из улочек старого города. Матеус все время следовал за ней, недоумевая, куда же она идет. Так оба дошли до Яичной площади. Здесь Фина внезапно скрылась в одном из подъездов, а озадаченный Матеус несколько минут стоял посреди площади, обдумывая, как обернуть в свою пользу эту предусмотрительность Кайолей.

Еще накануне Филипп предупредил брата, что возле префектуры возможны беспорядки, и Мариус решил не оставлять Жозефа в доме на бульваре Бонапарта. У него зародились смутные опасения: он боялся какой-нибудь западни. Г-н де Казалис, несомненно, притаился, подстерегая их: уличные бои — раздолье для воров.

Было неблагоразумно держать малыша именно в той комнате, где его стали бы искать похитители, и Мариус с Финой решили спрятать его с самого утра где-нибудь в другом месте. Они вспомнили о маленькой квартирке на Яичной площади, где цветочница жила до замужества и которую до сих пор снимал ее брат Каде.

В то время как Мариус, словно верный телохранитель, повсюду следовал за Филиппом, жена его укрылась с ребенком в таком уголке Марселя, где, казалось, их никому не отыскать. Фина весело поднималась по лестнице: теперь она и мальчик находились в полной безопасности.