— Без света тут нечего делать, — сказал один из жандармов. — В такой темноте нам его не найти.

— Спичек даже нет, — отозвался другой.

Господин де Казалис злился. Он не предвидел этого нового осложнения. Мгла непроходимой стеной отделяла его от Филиппа.

— Испугались вы, что ли? — закричал он.

В припадке ярости он толкнул жандармов и таким образом заставил их войти в комнату.

Филипп стоял возле самой двери, прижавшись к стене. Едва жандармы переступили порог, как он бросился вперед, пробежал за их спинами и, чуть не сбив с ног Матеуса, очутился снаружи.

— На помощь! — заорал Матеус. Он сбежал!

Жандармы быстро повернули головы. Филипп остановился в нескольких метрах от дома. Ему ничего не стоило бы скрыться, но он думал сейчас не о себе, а только о сыне. Он погасил лампу и притворился, что пытается бежать с единственной целью выиграть время. Скрестив руки на груди, всей своей позой выражая презрение, Филипп громко опросил:

— Что вам надо? Зачем вам потребовалось, чтобы я открыл дверь?

Жандармы бросились на него и схватили за руки.

— Пустите меня! — властно приказал Филипп. — Вы же видите, я добровольно сдаюсь. Если бы я хотел бежать, то был бы уже далеко… Говорите, что вам от меня надо?

— Нам приказано арестовать вас, — ответили жандармы и, невольно подчинившись повелительному тону Филиппа, отпустили его.

— Хорошо, — продолжал Филипп, — я последую за вами, но прежде покажите мне приказ об аресте… Войдем в дом.

Он вернулся в комнату, делая вид, что не замечает Матеуса и г-на де Казалиса. Когда Филипп зажег лампу, бывший депутат и его верный помощник предстали перед ним. Обратившись к жандармам, Филипп с издевкой спросил:

А что, эти господа тоже из полиции?

Вопрос хлестнул дворянина по лицу. Г-н де Казалис сознавал, какую недостойную роль он играет, и клокотавшая в нем глухая злоба прорвалась наружу.

— Чего вы ждете? — прорычал он. — Заткните глотку этому негодяю, свяжите его… Ага, мерзавец, я отыскал тебя, на этот раз ты от меня не уйдешь!

Он брызгал слюной и требовал наручники, он хотел сам надеть их на Филиппа. А тот смотрел на дворянина с уничтожающим презрением. Жандармы предъявили Филиппу приказ об аресте, и он углубился в чтение бумаги, размышляя, как бы еще немного оттянуть время.

Между тем Матеус исчез. Он зажег огарок, который был у него в кармане, и тихонько прокрался на лестницу. Он выполнял приказ хозяина: г-н де Казалис обещал ему щедрое вознаграждение, если в суматохе он сумеет украсть маленького Жозефа.

Матеус, человек осторожный, ничего не делал наобум. Два дня он изучал быт обитателей дома Эйясов и знал, что садовник с женой должны в эту пору находиться в Марселе. Заслышав крики жандармов, он подумал, что Филипп, вероятно, спрятал сына в одной из комнат верхнего этажа. По-видимому, ребенок там один, и им можно будет легко завладеть.

Матеус осмотрел все комнаты верхнего этажа, но ничего не нашел. Одна из дверей оказалась запертой. Он сломал замок, обыскал комнату и убедился, что Жозефа там нет.

Тогда он решил подняться на чердак.

Толкнув дверь, запертую только на щеколду, Матеус вошел на чердак. Он сделал несколько шагов и, подняв над головой свечу, издали осмотрел углы, но не решился идти дальше: помещение было доверху завалено соломой, и Матеус побоялся вызвать пожар. Он ничего не заметил, кроме груды неописуемой завали: старые разбитые бочки, вышедшие из употребления садовые инструменты, какие-то обломки. Весь этот валявшийся на полу хлам отбрасывал длинные черные тени.

Матеус решил, что Филипп не станет прятать сына среди этой рухляди, покрытой пылью и паутиной. Он прекратил здесь поиски, снова спустился на второй этаж и еще раз тщательно обшарил все закоулки, открывая шкафы, поднимая занавески, заглядывая всюду, куда только можно. Ребенка словно никогда и не было! Тогда Матеус сел и стал все взвешивать. Мошенник привык при любых обстоятельствах действовать обдуманно и твердо придерживаться законов логики.

Размышления его были недолгими и привели к неопровержимым выводам. Он слышал крики ребенка, — значит, Жозеф в доме; раз его нет на втором этаже, он может находиться только на чердаке: просто надо лучше поискать.

Матеус опять поднялся наверх. Чтобы не вызвать пожара, он поставил свечу на старую лейку. На одно мгновенье у него мелькнула мысль поджечь солому. Он не побоялся бы даже спалить весь дом. Ребенок, несомненно, был здесь, и Матеус интуитивно чувствовал, что смерть малыша обрадует г-на де Казалиса. Стоит только уронить огарок, и наследник Бланш превратится в кусок обугленного мяса. Но, не получив таких указаний, шпион боялся перестараться. Хозяин требовал ребенка живым, и было бы недопустимо принести его мертвым.

Матеус принялся искать в соломе и среди старых бочек. Он действовал неторопливо, не пропускал ни одного уголка, ожидая, что вот-вот коснется теплого тельца ребенка. Тусклый мерцающий свет огарка мало помогал Матеусу в его поисках. Забравшись в глубь чердака, он внезапно остановился, услышав чье-то прерывистое дыхание. Матеус торжествующе улыбнулся. Дыхание доносилось из-за вязанок сена, уложенных на некотором расстоянии от стены так, что за ними оставалось свободное пространство.

Матеус вытянул шею и приготовился схватить ребенка. Но едва он заглянул в этот тайник, как от удивления опустил руки. Перед ним стояла Фина. Она прижимала к груди маленького Жозефа, который снова уснул и улыбался во сне.

Вот уже около четверти часа молодая женщина с замиранием сердца прислушивалась к приглушенному шуму шагов Матеуса. Это были страшные минуты. Когда он первый раз пришел на чердак, Фина чуть не выдала себя. Потом он спустился вниз, и она облегченно вздохнула, полагая, что опасность миновала. И вот он снова вернулся, он нашел ее! Она пропала, сейчас негодяй отнимет у нее ребенка!

Фину била дрожь, но она стояла прямо и смотрела на Матеуса в упор, твердо решив, что скорее умрет, чем отдаст Жозефа.

В первое мгновенье Матеус растерялся. Он никак не ожидал встретить здесь незнакомую молодую женщину, вероятно мать малыша. Но затем на лице негодяя появилась зловещая усмешка. В конце концов лучше иметь дело с этой женщиной, чем с Филиппом: одним ударом он опрокинет ее и без труда отнимет ребенка. Наверное, Фина прочла эту мысль в его глазах: она вся напряглась и прислонилась к стене, готовясь дать отпор.

Они не обменялись ни единым словом. Тусклый свет огарка освещал эту безмолвную сцену. Матеус протянул руку, и Фина закрыла глаза, считая себя погибшей, как вдруг снизу, из большой комнаты, где все еще находились Филипп и жандармы, донесся громкий крик: «Помилован! Помилован!» Молодая женщина сразу же узнала любимый голос; в нем звучали радость и ликование.

Фина воспряла духом.

— Слышите, — сказала она Матеусу. — Само небо пришло нам на помощь. Это для вас, негодяй вы этакий, жандармы принесли наручники.

Перепуганный Матеус позабыл теперь и о Фине и о ребенке: надо было думать о спасении собственной шкуры. Он подбежал к двери и прислушался: как удрать, если дело примет дурной оборот?

Внимательно прочитав приказ об аресте, Филипп вынужден был сдаться жандармам. Ему удалось, однако, протянуть еще некоторое время: не мог же он уйти из дома садовника Эйяса, не оставив ему хотя бы несколько объяснительных строк. На самом же деле он видел, как Матеус пробрался на лестницу, и теперь беспокоился за Фину и за ребенка. Он больше уже не верил в Мариуса и, боясь оставить дом на произвол г-на де Казалиса, хотел дождаться возвращения садовника.

Жандармы разрешили ему написать записку. Затем они заявили, что пора отправляться. Филипп в отчаянии огляделся вокруг, но увидел только злобную усмешку на лице депутата.

— Ну вот вы и в наморднике! — злорадно воскликнул тот. — Не похищать вам больше богатых наследниц и не вызывать скандалов в благородных семьях. Прелюбопытное зрелище: волокита Филипп Кайоль у позорного столба!

Филипп молчал. Он боялся поддаться соблазну и влепить этому негодяю пощечину. С момента появления в доме г-на де Казалиса Филипп подчеркнуто не замечал его присутствия. Пока бывший депутат осыпал молодого человека оскорблениями, один из жандармов надевал на него наручники.