— Алло!..

— Пенни, дорогая, это Эстер. Могу я войти?

Пенни ужасно хотелось ответить, что нет, но в данный момент для нее даже общество Эстер было лучше, чем одиночество. Она нажала кнопку, открывавшую ворота.

Понадобилось некоторое время, прежде чем Эстер перешла к цели своего визита, а когда наконец заговорила об этом. Пенни отчаянно пожалела, что впустила ее. Господи, это был просто какой-то бесконечный кошмар!

— Конечно, я не имею права требовать от тебя обещания не пытаться связаться с Дэвидом, — начала Эстер главную часть разговора, — но я должна объяснить тебе, как подобные попытки могут повлиять на его шансы получить более мягкий приговор. Мы слышали от других людей, которые работают на него и на Кристиана, — при этих словах Эстер покраснела, — что Габриелла намерена помочь ему, и в данный момент ничего важнее для него быть не может. Уверена, что ты понимаешь это. У Дэвида есть прекрасный дом, в который он может вернуться после тюрьмы и где его ожидают два сына, нуждающиеся в отце. Если ты сейчас сообщишь Дэвиду о своей беременности, то значительно осложнишь ему жизнь. Не сомневаюсь, дорогая, ты не обижаешься на меня за то, что я говорю тебе все это.

У Пенни голова пошла кругом от откровенности Эстер, она с болью в сердце осознала, что Эстер старается защитить Дэвида от нее. И тут Пенни подумала о несчастном, еще не родившемся ребенке…

— Кроме того, — продолжила Эстер, как будто читая ее мысли, — ты даже не уверена, чей это ребенок…

Внезапно глаза Пенни гневно сверкнули.

— Можете не продолжать! — процедила она сквозь зубы. — И вообще, уходите и больше никогда не возвращайтесь сюда. Но прежде чем вы уйдете, давайте договоримся: я не стану искать Дэвида, а вы никому никогда не расскажете о том, что я была беременна. Я специально сказала именно так. Ребенка не будет. Я сделаю аборт.

Эстер побледнела и отвернулась. Ей явно было стыдно — ведь она еще совсем недавно с таким жаром уговаривала Пенни оставить ребенка и строила самые радужные планы.

Пенни почувствовала сильное желание ударить старуху.

— Если я могу чем-нибудь помочь… — робко предложила Эстер, когда они подошли к двери. — Мы собираем вещи Дэвида в его квартире…

— Что значит — собираете вещи? — воскликнула Пенни, у нее появилось такое чувство, как будто эти мерзкие проходимцы роются в ее собственных вещах.

— Нас попросила Габриелла, — равнодушным тоном сообщила Эстер. — Мы будем отправлять его вещи в Штаты, и если хочешь взять что-нибудь…

— Да, хочу! — решительно заявила Пенни. — У меня нет хорошей фотографии Дэвида, только та, где мы снимались как-то для газеты. Так что если найдете…

— Я посмотрю, — заверила Эстер. — Я знаю, среди вещей есть альбомы. Если заедешь к нам завтра, сможешь забрать фотографию.

И Пенни, как дура, поехала на следующий день к Делани. Фотографии, отобранные Эстер, уже ожидали ее.

Уолли сидел в углу, читая газету. Эстер отобрала исключительно свадебные фотографии Дэвида, кроме одной, на которой стоящая рядом с Дэвидом Габриелла — высокая, стройная, потрясающе красивая — была одета в саронг, подпоясанный ниже выдающегося вперед живота. Эта фотография явно была сделана незадолго до рождения ребенка.

Пенни молча положила снимки на стол и вышла из дома. Уолли даже не взглянул на нее.

На следующее утро ей позвонил доктор и сообщил день, когда надо будет делать аборт. И тут Пенни едва не рассмеялась вслух. Из всех дней в году сочельник явно был самым неподходящим для подобной процедуры. С другой стороны, какая разница, пусть будет сочельник. Ребенка она оставлять не собиралась, так что чем скорее эта история закончится, тем лучше.

— Во сколько мне надо быть в больнице? — спросила Пенни.

— Приезжайте к восьми утра, тогда после обеда уже сможете уйти. Но сначала вас должен осмотреть гинеколог. Вам не трудно приехать к нему в понедельник в четыре?

— Да, — ответила Пенни и, даже не попрощавшись, положила трубку.

Когда Эстер открыла дверь и, войдя в дом, принялась стягивать длинные перчатки и расстегивать норковое пальто, Уолли оторвал взгляд от телевизора и, взяв со столика стакан с джином, спросил:

— Ну? Как дела?

— Она меня не пустила, — мрачным тоном поведала Эстер и подняла с пола блестящий шар, упавший с елки. — До Рождества осталось всего два дня, а мы еще не купили подарки друзьям, — напомнила она мужу.

— Займемся этим завтра, — буркнул Уолли, переключая внимание на телевизор, по которому шла очередная «мыльная опера».

Эстер присела на краешек кресла и молча дождалась, когда на экране пошли титры. Уолли повернулся и посмотрел на нее.

— Так что она сказала? — спросил он.

Эстер покачала головой и тупо уставилась в пол.

— Пенни меня не пустила, — повторила она.

— А ты предложила отвезти ее в клинику?

Эстер кивнула.

— Она сказала, что ее отвезет врач.

Уолли выпятил нижнюю губу, облизнул усы и подозрительно посмотрел на жену:

— А ты ничего не сказала ей лишнего, старушка?

— Нет.

Некоторое время Уолли продолжал смотреть на жену, но она так и не подняла голову, и Уолли снова повернулся к экрану телевизора.

Спустя несколько минут Эстер порылась в своей сумочке и достала сигареты. Когда она прикуривала, из глаз ее покатились слезы.

— Эй, успокойся, — грубо окликнул ее Уолли. — Возьми себя в руки, я уже говорил тебе, что сейчас не время раскисать.

— Извини. — Эстер всхлипнула, вытирая щеки носовым платком. — Она говорила мне, что Кристиан пользовался презервативами, но я не понимаю, зачем он делал это, если не может иметь детей? Дорогой, я просто ума не приложу, в чем тут дело.

Уолли вздохнул.

— Эстер, он пользовался презервативами, чтобы Пенни не узнала, что у него не может быть детей. Ты, как и я, прекрасно поняла, что это одна из причин, по которой распался его брак. А кроме того, сегодняшняя молодежь должна думать о СПИДе, так ведь?

— Да, конечно, — согласилась Эстер, — но все это просто ужасно! Я имею в виду, перед какой дилеммой…

— Ты лучше думай о том, перед какой дилеммой окажемся мы, если не получим денег, — грубо напомнил жене Уолли.

— Но это ребенок Дэвида! — возразила Эстер, и на щеках ее вновь появились слезы. — Знай она, что это его ребенок, она бы ни за что не решилась на аборт. Она любит его, Уолли, и он ее тоже любит. Ты только представь себе, как было бы здорово. Мы бы баловали этого ребенка…

— Эстер Делани, немедленно выбрось эту мысль из головы! — рявкнул Уолли. — Этот ребенок не имеет к тебе никакого отношения. Абсолютно никакого. Билли мертв, и никто: ни Дэвид, ни Кристиан, ни этот ребенок — не может занять его место. Так что возьми себя в руки и прекрати молоть чепуху. Ты поняла меня?

— Да, — Эстер всхлипнула, — поняла, дорогой, но…

— Никаких «но», — оборвал ее Уолли. — Сейчас нам надо думать о себе. Если Дэвид сядет в тюрьму, нам очень пригодятся деньги, которые предлагает Габриелла. Значит, надо постараться, чтобы этот ребенок не появился на свет. Я понимаю, это трудно…

— А что, если Дэвид каким-то образом узнает обо всем? — проскулила Эстер. — Он никогда не простит нас, Уолли, и боюсь даже подумать…

— Ничего он не узнает! — успокоил Уолли. — Приготовь себе чашку чая и пойди умойся.

К обсуждению этой темы они вернулись только поздно вечером, когда Уолли поговорил по телефону с Габриеллой, которую интересовали последние события, касающиеся Пенни. Пока он разговаривал, Эстер расхаживала по спальне; ее так сильно трясло, что сигарета едва держалась во рту.

— Послушай меня, Эстер. — Уолли вздохнул и крепко обнял жену. — Она делает это ради Дэвида. Мы же с тобой прекрасно понимаем, что, если Дэвиду станет известно о беременности Пенни Мун, это уничтожит его шансы на мягкий приговор. Ты ведь не хочешь этого, не так ли, старушка?

— Нет, — хрипло промолвила Эстер, — нет, этого я не хочу.

— Ну вот и отлично. — Уолли погладил ее по волосам. — Ты только подумай о том, как скоро он вернется, если мы сделаем все, чтобы помочь ему. А завтра утром поезжай на бульвар Круазетт и купи себе какое-нибудь новое украшение, ладно?