Толпа (вопит). Нет! Никогда!
Робеспьер. История учит нас, что защитников Свободы всегда преследовали и предавали смерти. Но гонителей тоже не пощадила смерть. Имена их покрыты позором. А праведнику смерть отворяет врата в бессмертие...
Кажется, будто он изнемогает от волнения. Голос его дрожит, прерывается, он низко наклоняет голову, точно стараясь скрыть слезы. Толпа повторяет: «Свобода!»
Женщина (всхлипывая). Не плачь!
Толстуха (рыдая). Сокровище мое! Приди ко мне на грудь!
Молоденькая девушка (старается пробиться к Робеспьеру, прижимая платок к глазам). Позволь утереть тебе слезы!
Старая женщина. О мой Иисус!
Мужчины (гневно). Негодяи! Они заставили плакать нашего Робеспьера! Повесить их! Нет, сжечь их живьем!
Давид (плача). Неподкупный, ты бессмертен!
Робеспьер (поднимает голову и, прекрасно владея собой, без единой слезы, восклицает резким, грозным, страшным голосом). Пускай я умру! Но я завещаю народу ненависть к угнетателям. Я завещаю страшную для них правду и смерть.
Народ (повторяет за ним). И смерть!
Робеспьер. Революционное правительство спасло отчизну. Надо спасти правительство от изменников, которые его губят. Мы поставили перед собой возвышенную цель: создать великую Республику на основах разума и добродетели. Где разум не властвует, где добродетель гонима, там неминуемо воцаряется преступление и честолюбие. Без владычества разума и добродетели сама победа лишь откроет путь честолюбцам и поработителям... Выпустите на минуту из рук поводья Революции, и вы увидите, как ими тотчас завладеет военная диктатура, мятежные вожаки опрокинут и растопчут народное представительство. Долгие гражданские войны опустошат нашу страну, обрекут ее на бедствия и разорение, и народ предаст проклятию самую память о нас, а ведь она могла бы стать священной для человечества. Воспрянем же! Возьмем в свои руки бразды правления! Пусть Революция возобновит свое победное шествие. На том перевале, которого мы достигли, остановиться раньше срока — значит погибнуть; а мы уже отступили... Вперед! На врагов!
Толпа (подхватывает на мотив «Марсельезы»). Вперед! К оружию! Вперед на врага!
Всеобщее бурное волнение, крики, пение «Марсельезы», над головами развеваются красные шарфы, колышутся знамена.
Робеспьер (бесстрастно, повелительно, одним жестом прекращает шум. Потом, со всею силой красноречия, впервые простерши вперед руки, которые до тех пор прижимал к груди, восклицает). Народ, о мой народ! Тебя страшатся, тебе льстят и тебя же презирают. Ты властелин, которого все еще угнетают, как раба. Помни, помни: если в Республике не установлена верховная власть справедливости, то Свобода там — лишь звук пустой. Покуда не уничтожена несправедливость, не разбиты и твои оковы, — они лишь заменены новыми... Помни, что твоя слабость помогла шайке преступников пробраться к кормилу власти, и теперь не ты, а они вершат твои дела; они трепещут и угодничают перед народными массами, но преследуют поодиночке всех добрых граждан. Эта нечестивая клика врагов добродетели, этот заговор против общественной Свободы свили себе гнездо в недрах самого Конвента, нашли сообщников в Комитете общественной безопасности. Враги Республики противопоставили Комитету общественного спасения Комитет общественной безопасности как второе правительство, правительство преступное. В их гнусном заговоре замешаны даже члены Комитета общественного спасения. Эта банда замышляет погубить верных сынов родины и самую родину. Что же нужно делать? Раздавить предателей, изгнать их из Конвента, очистить Комитет общественной безопасности, очистить Комитет общественного спасения, крепко сплотить правительство вокруг обновленного Конвента, который должен стать собранием честных граждан. Ибо — это я заявляю со всей торжественностью — отныне я знаю только две партии — партию добрых граждан и партию дурных граждан. Патриотизм не есть достояние той или иной группы, патриотизм есть добродетель. С сердцем, истекающим кровью, после горького опыта измен и предательств, я призываю на помощь республике всех честных людей. Откуда бы они ни явились, я протягиваю им руку. Объединимся против преступников и на обломках крамолы и мятежа возродим всемогущую власть Нации, олицетворенную в Конвенте. Пусть Конвент станет очагом, горящим пламенем справедливости и свободы... Справедливость!
Толпа повторяет хором: «Справедливость!»
Свобода!
Толпа повторяет: «Свобода!»
Два великих принципа. Два оплота Республики. Если грозят тому, кто борется за эти принципы, если его оскорбляют, — значит, эти принципы растоптаны и воцарилась тирания, но это не заставит меня молчать. Клевета, оскорбления и угрозы бессильны против того, кто прав, кто готов умереть за отчизну. Пускай меня убьют — они не заставят меня примириться с их злодеяниями, не принудят меня молчать. Я призван бороться с преступлением, а не руководить им. Я все сказал. (Обрывает свою речь среди нарастающего гула голосов.)
Короткое молчание, затем бурные, неистовые крики. Робеспьер одним движением руки заставляет толпу умолкнуть.
Друзья мои! Я прочел вам свое завещание, свою предсмертную волю.
(Спокойно.) Я говорю вам правду...
Старая женщина (в экстазе). Иисус! Иисус!
Робеспьер. Я знаю эту клику злодеев, знаю их силу, знаю, что дни мои сочтены. И умру без страха и сожаления. Завещаю вам память обо мне, предаю ее в ваши руки. Защитите мое имя от клеветы... А теперь простимся, друзья мои. Близится час, когда слуги тирании поднесут мне чашу цикуты. Я выпью ее без колебаний.
Давид (кидаясь к нему). И я выпью ее вслед за тобой.
Толпа (исступленно). И мы, мы тоже!
Новый приступ рыданий. Часть толпы сразу переходит от горя и уныния к яростному гневу.
Мы заставим твоих убийц выпить яд!
Указывают друг другу на Билло и Колло, стоящих у выхода, и бросаются к ним.
Билло (отталкивая нападающих). Изменники! Посмейте только поднять руку на представителя великого Комитета!
Якобинец (трясет его за шиворот). И руку подниму и ногой тебя пну! (Дает ему пинка.)
Обезумев от ярости, Билло отбивается и хватает его за горло. Колло пускает в ход кулаки.
Коллено (бросаясь вместе со своими людьми на помощь Билло и Колло). Не мешкайте, граждане! Улепетывайте! Мы прикроем ваше отступление.
Билло и Колло скрываются. Мюскадены, после драки с якобинцами, тоже рассеиваются и исчезают.
Кутон (сидя у подножия кафедры). Узнаю этих франтов, это гвардия Фуше. Сам он слишком хитер, чтобы явиться сюда. Он ускользнул у нас из-под носа. Надо найти его. Надо его поймать. (Велит вынести себя на улицу.)
Кофиналь (поднявшись на трибуну, откуда сошел Робеспьер). Граждане! Все вы слышали бессмертные слова нашего Робеспьера. Нынче днем в Конвенте решили не печатать эту речь. Подлые враги перепугались. И тем выдали себя с головой. Я предлагаю исключить из Клуба якобинцев всех изменников, причастных к этому гнусному делу.
Толпа бурно выражает свое одобрение. Среди шума и криков Кофиналь читает список имен.
Пэйан (подойдя к Робеспьеру, который вышел на авансцену). Робеспьер, час настал! Одно твое слово — и мы подымем народ Парижа. Еще до утра Конвент будет разогнан. Ты хозяин положения. Одно только слово. Мы ждем!
Друзья, окружавшие Робеспьера, повторяют: «Мы ждем!»
