Рекламная кампания «Ньюслинка» — давненько его агентству не выпадала такая удача. То, что придумала для «Ньюслинка» Эшли со своими ребятами, можно было смело назвать гениальным, поэтому сейчас, выслушав, обсудив и обдумав их предложения, Джулиан, казалось, вполне мог бы расслабиться.

Мог бы…

Тогда почему же у него это не получалось?

В среду вернулась Бланш, и он был искренне рад их встрече. Несмотря на поздний час и усталость после длительного и непростого перелета, Бланш настояла на том, чтобы он повел се ужинать в ресторан, где они могли спокойно поговорить вдвоем. Как всегда, она много смеялась, шутила и изрядно развеселила его рассказом о своих похождениях в Сиднее. Потом вполне серьезно сказала, что очень рада своему возвращению, добавив, что здорово соскучилась.

Джулиан был сильно обескуражен, когда она рассказала ему о своем романе, который закрутила в Австралии.

Причину он и сам толком не мог понять, поскольку уже давно подозревал, что Бланш ему изменяет. И вес же ее откровения повергли его в настоящее смятение. Бланш пояснила, что не хочет скрывать от него чего бы то ни было, присовокупив, что хотя и получила удовольствие, но состоявшийся роман — всего лишь любовная интрижка, а вот он. Джулиан, — единственный мужчина, которого она любит по-настоящему.

— Я же прекрасно понимаю, что и у тебя наверняка были любовницы, — сказала она. — И не пытайся отпираться. Я не слепая и вижу, как вьются вокруг тебя женщины. На твоем месте никакой святой бы не выдержал. Но ты не бойся — я ничего не имею против. Это вполне нормально. В конце концов до свадьбы все должны нагуляться.

Тогда ни одному из нас не придется потом жалеть об упущенном времени.

Джулиан ответил только, что вполне с ней согласен.

— Ну так что? — задорно подначила она. — Как их звали? Или, может, ты довольствовался одной?

Джулиан со смехом отмахнулся, сказав, что их было слишком много, чтобы он всех запомнил. Потом добавил, что очень рад ее возвращению, ибо теперь ему не придется больше отбиваться от толп назойливых поклонниц. Ему не хотелось рассказывать об Эшли. Джулиану казалось, что тем самым он если и не втоптал бы в грязь их чувства, то уж точно бы принизил. Поэтому он счел за благо промолчать.

Затем они обсудили письмо Бланш, присланное ему несколько недель назад, в котором она интересовалась, не возражает ли он против объявления об их бракосочетании в канун Рождества, в тесной компании у ее отца. Джулиан взял ее за руку и, улыбнувшись, сказал, что, разумеется, не возражает. Так что последние два дня они посвятили приготовлениям к свадьбе.

Как ни пытался Джулиан заставить себя думать о работе, о Рождестве, о свадьбе, ничего не выходило. Все его мысли упорно возвращались к Эшли. Он заметил, как она посмотрела на него, когда, выйдя из своего кабинета, он увидел, что Эшли разговаривает с его секретаршей. Он также обратил внимание, что в последнюю неделю она вообще сделалась особенно приветливой с Амандой, и он знал почему. Эшли страдала, и он это чувствовал, хотя она и старалась не показывать вида. Джулиан прекрасно понимал, чего ей это стоит. Ведь он и сам жестоко терзался. Но выхода не было. Он сам положил конец их отношениям. Он собирался жениться на Бланш — он хотел на ней жениться. Однако и расставаться с Эшли ему было мучительно больно.

Внезапно Джулиан вспомнил об Алексе. Господи, как он мог так обойтись с ним, с ее сыном? Ведь ребенок теперь возненавидит его! От одной этой мысли на душе у Джулиана заскребли кошки. Как он мог столько всего натворить? Плюнуть в душу Эшли и так жестоко ранить ее сына, который никогда его не простит? Неужели нельзя ничего исправить? Сделать так, чтобы они оба — Эшли и Алекс — были счастливы? Для этого надо только жениться на Эшли. Но как быть с Бланш?

Господи, неужели он сам загнал себя в тупик?

Джулиан снова наполнил стакан.

Вдруг его осенило. Он купит им — ребенку и матери — какой-нибудь совершенно исключительный подарок к Рождеству. Что-то такое, о чем они оба мечтали. Джулиан призадумался, и чем дальше, тем больше ему нравилась эта идея. Но только что купить?

Джулиан сидел и ломал голову, пока наконец не набрел на нужный ответ.

Он снял трубку и позвонил. В одно место, затем в другое.

Со вздохом облегчения Джулиан положил трубку. Да, голос совести обошелся ему в кругленькую сумму, но мог ли он поступить иначе? Все-таки Эшли и Алекс будут счастливы, да и ему самому — Джулиан со стыдом признался себе — будет полегче.

Надев пальто, он выключил свет и покинул кабинет.

Дни перед Рождеством были заполнены всяческими хлопотами. Целую неделю подруги почти не общались, поэтому теперь, когда они встретились в коктейль-баре отеля «Ритц» вечером в канун сочельника, им было о чем поговорить.

Кейт стояла перед сложным выбором. Элламария примчалась прямо с репетиции и приволокла с собой Николаса Гоу, игравшего в «Двенадцатой ночи» роль Себастьяна.

Кейт уже давно положила на Николаев глаз, но до сих пор — подходящего повода для знакомства у них не было. Она уже открыла было рот, чтобы сказать, как рада его видеть, когда заявилась Дженнин, которая привела с собой Джоэля Мартина. У бедной Кейт буквально отвисла челюсть; несколько секунд она не могла даже слова выдавить.

— Ты хоть сдерживай свою похоть, — шепнула ей на ухо Эшли. — Сейчас слюнки по подбородку потекут.

— А тебя это удивляет? — спросила Кейт. — Да ты полюбуйся на него — какой красавец! — Пригнувшись к уху Эшли, она, в свою очередь, прошептала:

— Если я не стану женщиной сегодня, то останусь девственницей навсегда!

— А вот и Боб! — вскричала Элламария и, подскочив к режиссеру, радостно обняла его.

— Всех с Рождеством! — воскликнул Боб и приподнял бокал с шампанским, который уже успела вручить ему Элламария.

Все последовали его примеру.

— Может, присядем? — предложила Элламария. — А то у меня ноги отвалятся.

— С чего бы это? — сказал ей Боб, понизив голос. — Насколько мне известно, большую часть дня ты провела лежа на спине.

Элламария поперхнулась и поспешно огляделась по сторонам, проверяя, не слышал ли кто.

Джоэль Мартин, судя по выражению его лица, слышал.

— Ты что, нарочно? — прошипела она Бобу, сверкая глазами и с трудом сдерживая смех.

— Нет, но ты сама напросилась.

— Ничего подобного. Не забудь, мы в «Ритце», так что веди себя прилично.

— Садись сюда! — позвала Эшли, похлопывая по сиденью стула рядом с собой.

Наступив Бобу на ногу, Элламария начала пробиваться к своей компании.

— Джоэль Мартин! — представился Джоэль, протягивая руку Бобу.

— Боб Мак-Элфри. Вас, кажется, привела Дженнин?

— В какой-то степени, — улыбнулся Джоэль. — Она сказала мне, что вы каждый год собираетесь здесь под Рождество.

— Да, — кивнул Боб, оглядываясь по сторонам. — Отмечать Рождество в «Ритце» вошло у подруг в традицию.

— Скажите, а что за женщина сидит рядом с Дженнин?

Нас, по-моему, не представили.

Боб снова обернулся, потом сказал:

— Эшли Мейн. — И тут же, заметив вспыхнувший в глазах Джоэля интерес, добавил; — Выбросьте ее из головы — она сейчас хандрит из-за несчастной любви.

Джоэль задумчиво кивнул, не сводя глаз с Эшли. Та отвернулась и посмотрела в сторону. Ей не хотелось признаваться Кейт, но красавчик не понравился ей с первого взгляда.

Тем временем Боб с Джоэлем приблизились к столу, и сидящие потеснились, освобождая им место. Все хохотали над какой-то шуткой Дженнин, но Джоэль не преминул заметить, что щеки Эшли покрылись румянцем.

— Я пошла в туалет, — сказала Эшли, вставая.

Она поспешно удалилась, а Джоэль проводил се взглядом.

Только тут Дженнин наконец вспомнила, зачем пригласила Мартина, и с опозданием представила его Кейт.

Тот смерил девушку ленивым, но оценивающим взглядом.

Кейт почувствовала, что ее щеки запылали. Дженнин и Элламария обменялись понимающими взглядами, а Ник встал и подошел к какому-то знакомому перекинуться парой слов.