Разминка длилась часа три. Потом Лотар перешел к сложным упражнениям, которые по темпу и скорости мало отличались от настоящего боя. К тому времени его тело уже играло, как огромный оркестр. На взгляд со стороны казалось, что ни один прием не был для него чересчур сложным. Ему удавалось все.

Но сам он был не всегда доволен, пару раз останавливался и начинал свои головоломные трюки сначала, только с еще большим ожесточением и сосредоточенностью.

Провернув десяток очень тяжелых боевых кат, Лотар перекусил, поскольку время близилось ко второму завтраку, и начал работу с мечом. Три или четыре раза он повторил одну и ту же сложнейшую связку приемов, которую придумал года два назад, а потом принялся пристраивать к ней еще более сложные движения. Стак, а с ним и недавно ставшие магистрами Ордена Мало, Бородул и Опристак только головой качали, глядя на его работу.

К обеду Лотар перешел на совершенно новый вид оружия, которое уже давно осваивал и находил все больше и больше приемов. Длинная кованая цепочка с кошкой особого рода на конце. Эта кошка вполне умещалась в рукаве широкой куртки, но после броска раскрывалась и могла оплести противника в талии или в ногах или зафиксировать руку и сделать почти беспомощным, если цепочку не удавалось сбросить. Именно сбросить, потому что обрубить ее никто не мог. Помимо этого, она была вполне удобным метательным оружием, поскольку имела острый трехгранный шип впереди. А при правильном применении на небольших дистанциях это устройство вполне заменяло легкий кистень, блокироваться от которого было бесполезно.

Лотар учился работать цепочкой сначала левой рукой в комбинации с мечом, потом правой в комбинации с вакиза-ши, потом двумя руками, когда цепочка становилась гибким подвижным щитом, не пропускающим ни одного удара, зато захватывающим любое оружие, кроме самого тяжелого, вроде чекана, что позволяло тут же переводить защитные действия в атакующие. Когда он начал пробовать эти комбинации на деревянном манекене, орденцы только головами качали — то, что творил их Учитель, казалось невероятным. Он создавал технику боя, какой она могла быть только у демонов. Человеческого разумения на нее просто не хватало.

Работа с цепочкой и кошкой длилась до обеда. Лотар уже устал. Он все чаще подходил к ведру с водой, прикладываясь к серебряному черпачку, прикованному к ведру цепочкой, и уже не выкладывался на каждом приеме, как будто от этого зависела жизнь всех его друзей.

Внезапно дверь раскрылась, и на стадион вышел Рубос — один из трех неорденцев, которому разрешалось входить сюда в любое время дня и ночи. Он что-то знал, потому что источал такую ауру таинственности, что даже Стак, который очень любил мирамца, неодобрительно посмотрел в его сторону

Потом в окне второго этажа детинца, где находился совещательный зал Лотара, мелькнуло лицо Джа Ди. Фой тут же спрятался за занавеску, но его внезапный интерес к тренировке не укрылся от внимания Желтоголового.

Наконец дверь снова открылась, и в додзе с поклоном вошел Сухмет, стараясь, чтобы его не замечали. Впрочем, не заметить его было невозможно: он, по своему обыкновению, был разодет в тканную золотом парчу, сверкал самоцветами, богато украшавшими пояс, а в руках держал посох Гурама, который иной раз блеском мог затмить эти самоцветы и все навешенное на восточника золото.

Тут Лотар приостановился. Он смерил взглядом зрителей и усмехнулся.

Рубос, увидев Сухмета, как бы невзначай подошел к нему и, стараясь не шевелить губами, прошептал:

— И вот так каждый день все пять лет, которые прошли после победы над цахорами?

— Ну, не совсем, Рубос, — тоже очень тихо ответил Сухмет. — Все-таки три или четыре раза он принимал заказы на сражение с самыми отпетыми демонами, но и в поездках работал, словно решил убить себя этими тренировками.

— А что демоны? Каково им пришлось? Сухмет улыбнулся сухими, по-стариковски сморщенными губами.

— Он расправился с ними так, что мы этого даже не поняли. Сейчас главную опасность для него представляет он сам, а не какие-то злодеи с магическими способностями.

Рубос, забыв о конспирации, с интересом посмотрел на Лотара в упор.

— Знаешь, Сухмет, я стою тут уже треть часа и могу честно тебе сказать: я не понимаю, что и как он делает. Это подготовка для боя какого-то невероятного уровня. Словно он решил свергать богов.

— Не один ты его не понимаешь. Эти ребята, — Сухмет кивнул подбородком на Стака и остальных, — тоже не понимают, а они смотрят на него все эти пять лет, начиная с момента, когда он только принялся это выдумывать. А каждый из них подготовлен так, что, не задумываясь, принял бы на себя удар небольшой армии и, не исключено, вышел бы победителем.

У Рубоса удивленно дрогнули брови.

— Даже так? А откуда он вообще черпает идеи для такой работы? Все-таки, что ни говори, техника боя ограничена человеческими возможностями и потому давно известна. А то, что он делает, это что-то… — Рубос смешался, потом все-таки закончил: — что-то даже зловещее.

Сухмет кивнул:

— Ты правильно заметил. И орденцев это смущает. Они считают, что мастерство Учителя уже не совсем человеческое. Когда его спросили об этом, он сказал, что учится у Камазоха. Просто вызывает в памяти все, что видел пять лет назад, и отрабатывает действия и контрдействия, и проигрывает те, прежние бои. Неделю назад Лотар мельком подумал, что способен биться уже с двумя цахорами одновременно. Но он хочет отшлифовать технику боя против четырех Капюшонов… Ну, как если бы они снова появились.

— Я понимаю. — Рубос выглядел не столько озадаченным, сколько испуганным. — А разве это возможно? Помнить движения противника, с которым бился пять лет назад?

— Я научил его паре магических приемов, восстанавливающих память, и он как-то признался, что теперь может вспомнить даже движения своих детских лет.

Рубос вздохнул, рассеянно провел рукой по лбу, словно прогонял неприятные мысли:

— Интересно тут у вас, очень интересно. А в вольном спаринге кто-нибудь решился проверить его технику? Сухмет опять улыбнулся:

— Он отказывается. Говорит, очень важно, чтобы была привычка работать в полную силу, на убой, а значит, орденцы для проверки не подходят.

— Ну, а демоны? Может, подобрать ему кого-то потруднее?

Сухмет посмотрел на Рубоса с некоторым сомнением:

— Я же говорил тебе, что четыре раза он сражался с демонами из породы таких, к кому мы еще лет десять назад не знали, как подступиться.

Молчание длилось довольно долго. Лишь резкие вздохи орденцев прокатывались над площадкой, да звон стали, да стук шестов, да крики на выдохе во время самых сложных приемов.

— И что? — спросил наконец Рубос. Сухмет вздохнул:

— Если демоны и насажали ему синяков перед тем, как он их кончил, то я их не лечил.

— Так хорош?

— Хорош — это слово уже не про моего господина, а про Стака, например, или про Мало. Про него нужно говорить как-то иначе.

-Как?

Сухмет опять вздохнул, но уже потому, что, похоже, вопрос, который задал Рубос, он и сам себе не раз задавал.

— Не знаю.

Они посмотрели на Лотара. Тот уже просто размазывался в воздухе — глаза уже не могли уловить его как привычный человеческий силуэт.

— Невероятная скорость, — невольно произнес Рубос. Сухмет махнул рукой:

— Нет, он уже подустал. Уже, так сказать, не гонит. Рубос только руками развел:

— А сегодня-то что будет?

— То-то и оно, что Стак — тоже боец о норовом. Да и остальные считают, что их мастерство чего-то стоит. И решили напасть на Учителя. В половину силы, вернее.., — Сухмет подумал и рассеянно дернул себя за золотой ошейник, — как получится, конечно.

— И что это даст?

— Когда-то, перед тем как цахоры напали на Лотарию, все орденцы разом завалили Учителя, и он признал себя побежденным. Они хотят сделать это еще раз.

— Но тогда их было сорок, а сейчас?..

Он принялся пересчитывать глазами фигуры орденцев.

— Они считают, что эти шестнадцать человек сильнее тех сорока. И опять же хотят подождать, когда он выдохнется.