Домик в Альпах на поверку оказался внушительных размеров особняком, расположенным высоко в горах, вдали от других человеческих жилищ. Дом буквально нависал над глубокой пропастью, его фасад выступал метров на десять за край обрыва — и это не считая довольно просторной посадочной площадки для флайеров перед парадным входом. На первый взгляд создавалось впечатление, что всё здание, как говорится, держится «на соплях», и было странно, что оно до сих пор не обрушилось в бездну с жутким грохотом.

Впрочем, я уже был готов к увиденному, и меня поразили разве что размеры особняка. Ещё по пути, в Туннеле, Морис рассказал мне, что дом возведён на цельной, глубоко врезанной в толщу скалы плите из суперсиликобетона, который последние четыреста лет широко используется в строительстве на самых разных планетах. За это время суперсиликобетон зарекомендовал себя, как сверхнадёжный, необычайно прочный, устойчивый при любых климатических и сейсмических условиях, долговечный и практически не подверженный усталости материал. Тем не менее, этот дом пользовался скверной репутацией не только среди многочисленного семейства Бельфоров, но и почти у всех, кто знал о его существовании. И отнюдь не из-за особенностей конструкции — а по причине трёх несчастных случаев, произошедших здесь полвека назад в течение одного рокового года.

Первой жертвой «домика в Альпах» стал граф Рауль де Бельфор, прапрадед Мориса, который всегда был затворником, а на старости лет превратился в настоящего отшельника и бежал от суеты мирской высоко в горы, где в один прекрасный день утонул, принимая ванну. Следующей на очереди была пятилетняя девочка по имени Изабель, внучатная тётушка Мориса. Оставленная на какую-то минуту без присмотра, она бросилась спасать своего котёнка, который забрался на невысокую ограду, окружавшую посадочную площадку для флайеров. С котёнком ничего не случилось, а девочка ухнула в бездну — к сожалению, при ней не было парашюта. (Правда, как рассказывали Морису, некоторое время спустя злополучный котёнок умер, тоскуя по своей маленькой хозяйке; хотя не исключено, что кто-то из кузин или кузенов Изабель попросту отравил «преступника» — так это было или нет, навсегда останется загадкой, поскольку вскрытие не производилось.) Потом настал черёд альпиниста со сломанным комлогом, которого нашли мёртвым на крыльце дома. Он умер то ли от холода, то ли от голода, то ли от переутомления, тщетно пытаясь взломать дверь, за которой его ждали тепло, уют, еда и связь с внешним миром.

После трагического происшествия с альпинистом дом сделали доступным для всех желающих — но таковых, даже спустя десятилетия, находилось крайне мало, и он почти всегда пустовал…

В вечернем небе над Альпами начали появляться первые звёзды, когда мы вышли из Туннеля на заснеженной площадке перед домом. Тёмные глазницы окон и отсутствие каких-либо транспортных средств свидетельствовали о том, что в данном случае закон подлости не сработал, и мы застали дом в его естественном состоянии — пустым. Впрочем, я решил, что лишний раз подстраховаться не повредит, и просканировал окрестности. Затем сообщил Морису:

— Нет ни души.

Морис кивнул и энергично запрыгал вокруг меня, забавно выкидывая коленца. Сначала я подумал, что он исполняет ритуальный танец космического бродяги, который после долгих скитаний вновь ступил на родную землю; но чуть позже сообразил, что никакими ритуалами здесь и не пахнет. Просто Морис топтал и разбрасывал по сторонам снег, заметая следы нашего несколько странного появления. Предоставив ему самому заниматься этим делом, я, поёживаясь от холода в своём летнем костюме, зашагал к дому.

Входная дверь, против моих ожиданий, оказалась не раздвижной, а обыкновенной двустворчатой с цветными витражами. Очевидно, и в двери, и в окнах стёкла были противоударные, иначе бедняга-альпинист не умер бы на пороге спасения. Эта мысль мелькнула в моей голове, когда я повернул ручку двери и потянул её на себя. Дверь не подалась. Я толкнул её вперёд — безуспешно. Тогда я начал трясти дверь, одновременно поворачивая ручку туда и обратно.

— Прижми палец к сенсорной пластине, — услышал я сзади голос Мориса и оглянулся. Он уже закончил свои пляски и теперь направлялся ко мне.

— К какой пластине? — спросил я.

— Вот к этой. — Остановившись рядом со мной, Морис взял мою правую руку и прижал большой палец к круглой блестящей металлической пластинке, расположенной чуть пониже ручки; в сгущавшихся сумерках я принял её за замочную скважину.

Подушечку пальца слегка защекотало, затем раздался щелчок, и дверь открылась.

— Что это? — поинтересовался я.

— Вроде как автомат по приёму визитных карточек. Милости просим к нам в гости, только пожалуйста, будьте любезны оставить свой автограф. Сенсорная пластина зафиксировала отпечаток твоего пальца и сделала запись биотоков, которые индивидуальны для каждого человека.

— И проанализировала ДНК?

— Ни в коем случае! — Морис был шокирован. — У нас на Земле такие штучки запрещены и строго преследуются национальными и федеральными законами. Нельзя проводить анализ ДНК человека без его согласия или специального постановления суда. И это правильно. Я, например, стопроцентно уверен, что мой отец тот, кого я считаю своим отцом. Но если я всё-таки ошибаюсь, то не хотел бы этого знать.

«А вот и ошибаешься, — подумал я. — Насчёт того, что не хотел бы этого знать. Будь у тебя хоть капля сомнения, как когда-то у меня…» К счастью, теперь я был не просто уверен, а убеждён, что Брендон, король Света, мой настоящий отец. Чтобы избавиться от сомнений, мне пришлось нарушить закон, но я ни капли не сожалею об этом — игра стоила свеч. И я не сожалел бы при любом исходе моих изысканий. По мне, лучше горькая правда, чем горечь мучительных сомнений…

Мы вошли в дом. Морис щёлкнул пальцами, и просторный холл залил ровный яркий свет.

— Я дома… — прошептал он; глаза его сияли. — Боже! Наконец-то я дома!

Я понял, что его слова относились вовсе не к этому дому. Только сейчас Морис поверил в реальность происходящего, убедился, что это не сон и не бред, что он действительно вернулся домой, в мир, где родился и прожил тридцать лет, где всё ему знакомо с пелёнок, где он не чужак, а свой, где у него есть друзья, близкие, родные…

Между тем я огляделся вокруг в поисках чего-нибудь ультрамодерного, сверхсовременного, но ничего поражающего воображение не увидел. Холл был как холл, разве что обставленный на непривычный манер, и мебель немного причудливой формы — но нас, колдунов, привыкших к разнообразию миров и культур этим не удивишь. И лестница на второй этаж была обыкновенной лестницей, а не какой-то гравитационной катапультой из тех, о которых так любят писать в фантастических романах о будущем. Да и какой смысл, спрашивается, использовать гравитацию для подъёма на трёхметровую высоту, если можно спокойно взойти по ступенькам, потратив на это всего несколько секунд и даже не запыхавшись? Моё внимание, главным образом, привлёк потолок, равномерно источавший дневной свет, да огромная прямоугольная штуковина, вмонтированная в стену, нечто наподобие окна, только там не видно было ни гор, погружавшихся во мрак, ни звёзд в ночном небе. Заприметив рядом панель с сенсорными кнопками, а на тумбочке неподалёку — штуковину, смутно напоминающую пульт дистанционного управления, я решил, что это, по всей видимости, телевизор. Мою догадку подтверждало и то, что четыре из одиннадцати имевшихся в холле кресел и один из двух диванов располагались таким образом, чтобы сидевшие в них смотрели прямо в псевдо-окно.

У меня так и чесались руки тотчас включить телевизор и поискать программу новостей, а ещё лучше какую-нибудь ознакомительную передачу, типа «Добро пожаловать на Землю», предназначенную для вновь прибывших инопланетных гостей. Я сильно подозревал, что действительность этого мира весьма далека от той картины, которую нарисовало мне моё воображение, основываясь на отрывочных сведениях, полученных от Мориса. Прежде чем направиться в Альпы, я рискнул бросить беглый взгляд на Европу с высоты птичьего полёта (это и вправду был риск, поскольку нас сразу засекли наземные радары, а в добавок ко всему мы чуть не попали в фронт ударной волны набирающего высоту суборбитального лайнера и вынуждены были спешно скрыться в Туннеле). Первой моей реакцией на увиденное было удивление, о чём я и сообщил Морису, когда его восторги по поводу благополучного возвращения домой пошли на убыль: