В сокращении «Мысли» д-ра Клитманна сводятся к нижеследующим пунктам: 1) в сражении при Кульме, 18/30 августа, со стороны всех союзников участвовало около 44 000 чел., а именно: прусский 2-й армейский корпус генерала фон Клейста, ряд австрийских пехотных и кавалерийских полков, из русских же части 3-го гренадерского корпуса, 5-го (гвардейского) корпуса, 1-я кирасирская и легкая кавалерийские дивизии; потери союзников выразились в цифре 3319 убитыми и ранеными: ок. 1500 пруссаков, 1002 русских и 817 австрийцев... 2) «Может быть, во время сражения, вернее же по окончании боя, — пишет д-р Клитманн, — у короля прусского возникло желание вознаградить части русской гвардии "особым" отличием за их необыкновенную храбрость...» 3/19 сентября того же 1813 года в Теплице королю прусскому был вручен список русских гвардейцев, участвовавших в победе при Кульме и подлежащих награждению, состоявший из 9 генералов, 415 офицеров, 1168 унтер-офицеров, 404 музыкантов и 10 070 нижних чинов, итого — 12 066 чел. 3) Так как Железным крестом (единственной тогда прусской боевой наградой, учрежденной 10 марта 1813 года) по статуту могли награждаться только прусские подданные («Но, как исключение, получили этот крест некоторые русские генералы и офицеры», — вставляет д-р Клитманн), возникла для «бедной Пруссии» проблема создания отличия, хотя по внешности и похожего на Железный крест, но изготовление которого стоило бы дешевле... поэтому король заказал пробные экземпляры из белого и черного шелка, кои и были сфабрикованы в количестве 12 000 экземпляров; однако быстро сообразили, что матерчатые кресты не прочны; решили сделать их из белой и черной бляхи и раздать их при проходе через Берлин русской гвардии, на ее обратном пути в Россию, 13 августа 1814 года. 4) Но и тут возникло препятствие: раздача этого отличия, столь похожего на бесценный Железный крест, на глазах всего Берлина — «неудобно», кроме того, выяснилось, что список, доставленный королю в Теплице, не соответствует действительности; так, например, был «пропущен» участвовавший в Кульмском сражении гвардейский экипаж, в числе 212 чел., а гвардейский батальон великой княгини Екатерины Павловны был уже расформирован... В конце концов устроено было так, что Железный крест Кульмский был роздан участникам в Петербурге 27 августа 1816 года.

Эти «Мысли» доктора Клитманна вызвали, с моей стороны, следующий ответ: 1) в моей статье указаны источники, чего он не сделал в своих «Мыслях». 2) Он говорит лишь о ВТОРОМ дне Кульмского сражения, о 18/30 августа 1813 года. Но сражение то продолжалось в действительности не один, а два дня, 17/29 и 18/30 августа. В моей статье внимание сосредоточено на ПЕРВОМ дне сражения, на этом дне — Русской победы, когда русской гвардии был пожалован Железный крест его учредителем, прусским королем. 3) Потери русских за первый день сражения исчисляются следующими цифрами:

а) 1-я гвардейская пехотная дивизия (преображенцы) — 700 чел., Семеновцы — 1000 чел., измайловцы — 500 чел., егеря — 600 чел., итого — 2800 чел.;

б) 2-й армейский корпус князя Шаховского и отряд генерала Гельфрейха — 2400 чел.; в) кавалерия — 600 чел. Всего — 6000 чел., но никак не 1002, как утверждает д-р Клитманн. 4) Д-р Клитманн упорно настаивает на «особом» отличии за Кульм, но все русские современники говорят только о Железном кресте. Если бы 17/29 августа 1813 года прусский король действительно хотел создать СПЕЦИАЛЬНОЕ отличие за Кульм, разве ему не хватало художественного воображения? 5) В первый день сражения при Кульме французы встретили отпор только от русских, благодаря сообразительности гр. Остермана-Толстого. Прусский корпус генерала Клейста был тогда далеко (между деревнями Хансдорф и Фюрстенвальд). По приказу императора Александра I этот корпус совершил обходный марш и вышел в тыл французам во ВТОРОЙ день сражения, 18/30 августа. В атаке русской кавалерии 17/29 августа принял участие один только австрийский драгунский (эрцгерцога Иоанна) полк. В подтверждение этих данных я отослал доктору Клитманну ряд новых цитат из немецких, французских и русских источников.

Доктор Клитманн ответил мне новым письмом от 21 мая, в котором он говорит, что основывался только на официальных документах, часть коих погибла во время войны, часть же — вне достижимости читателей... Затем он утверждает, что: 1) сражение при Кульме произошло 18/30 августа, а накануне, 17/29, произошли только «стычки», названные «боем при Пристене», согласно документам прусского Генерального штаба; 2) что число убитых и раненых русских за 18/30 августа (т. е. только за ВТОРОЙ день сражения) без «боя при Пристене» — согласно русской статистике от 2 сентября 1813 года, переданной графом Аракчеевым прусскому королю, указывает 1002 чел. 3) «Я настаиваю, — пишет далее доктор Клитманн, — на том, что сражение при Кульме 18/30 августа должно быть отделено от боя при Пристене 17/29 августа» (о котором я не говорил...). Пристен — это чисто русская победа с потерями в 6000 человек, а Кульм — это русско-прусско-австрийское сражение».

Резюмируя вышеизложенную переписку, мы смело заключаем, что авторитетному доктору Клитманну не удалось опровергнуть данные, изложенные в первоначальной статье о Кульмском кресте, но следует остановиться на способах, коими он старается статью «подминировать», и не только статью, но и все «мысли» самого короля прусского, выдумавшего Кульмский крест вместо Пристенского... оказавшийся все тем же Железным крестом 1-й степени.

Военная история знает много подобных примеров, ведь в 1856 году, на открытии памятника на поле сражения при Прейсиш-Эйлау, в присутствии короля прусского, делегации от русской армии не было... Отчего? Да потому, что прусские военные историки в конце концов пришли к заключению, что это кровопролитное сражение, когда из 65 000 русских выбыло из строя 26 000, не было выиграно французами благодаря им, пруссакам. Правда, тогда, 27 января 1807 года утром, прусская армия была представлена тремя конными батареями, но 17/29 августа 1813 года при Пристене из пруссаков был лишь король со свитой.

В.Г. фон Рихтер

P.S. Тут возникает старый «больной» вопрос: отчего при награде были забыты «армейские» части, потери которых были только несколько ниже? А ведь дрались они без патронов, штыками...

Патриотические настроения в Отечественную войну[76]

1812 год ознаменовался подъемом патриотических чувствований и настроений.

Современная литература, привыкшие к официальному виршеству стихотворцы, правительственные манифесты наперерыв превозносили доблести и героизм русского народа, проявленные в период Отечественной войны. Неудержимый поток восторга, самого грубого шовинистического задора, издевательства над неудачей врага — вот что характеризует нам господствующий тон общественного настроения после двенадцатого года. Патриотические манифесты, составляемые Шишковым, провозглашали дифирамбы «верности и любви к отечеству, какие одному только русскому народу свойственны» (манифест от 3 ноября 1812 г.). «Войска, вельможи, дворянство, духовенство, купечество, народ, словом, все государственные чины и состояния, не щадя ни имуществ своих, ни жизни, составили единую душу, душу вместе мужественную и благочестивую, толико же пылающую любовь к отечеству, колико любовью к Богу», — гласил манифест, подписанный Александром в Вильно 25 декабря 1812 г. За манифестами то же повторит и ранний историк: «Россия не во все времена от всех народов отличались любовью и привязанностью к престолу своих государей: но в Бонапартовскую войну... все стремились с неописанной ревностью на истребление врагов своих, нарушивших спокойствие их отечества»^{15}. Те же мотивы, как мы знаем, звучат и в «бешеных» статьях «Сына Отечества», и в благодарственных одах и патриотических песнях 1813 г. «Русский Сцевола» — одна из любимых тем карикатуристов. Этому восторгу отдает дань и будущий певец гражданственности, семнадцатилетний юноша Рылеев: «Низойдите тени героев, тени Владимира, Святослава, Пожарского!.. Оставьте на время райские обители! — Зрите и дивитесь славе нашей»... «Возвысьте гласы свои, Барды. Воспойте неимоверную храбрость боев русских! Девы прекрасные, стройте сладкозвучные арфы свои: да живут герои в песнях ваших»...