Земля дрогнула, загудела от топота многих тысяч коней кавалерии Мюрата. Кавалерийские дивизии St. Germain и Valence, корпуса Нансути, атаковали литовцев с фронта, а прорвавшийся кавалерийский корпус Латур-Мобура, 2 дивизии и 2 отдельные бригады, прорвался севернее деревни Семеновское; часть пошла на север, а другая — на юг и атаковала измайловцев и литовцев с тыла.

Появление неприятельской кавалерии побудило литовцев выдвинуть колонны в одну линию и, по приказанию генерала Коновницына, построиться в три каре, в одном из которых находился сам временно командующий армией.

«Окруженные многочисленным неприятелем литовцы приняли оного храбро и мужественно. Подпустив на близкую дистанцию, выстрелив прежде батальным огнем, литовцы, закричав "ура", пошли на штыки, расстроили и прогнали неприятеля до самой высоты, с большим для него уроном. А в плен, по ожесточению наших солдат, никого не взято; с нашей же стороны никого от кавалерии тогда ранено не было» (рапорт полковника Удома генералу Коновницыну от 31 августа 1812 г.).

Батальон подполковника Тимофеева встретил кавалерию без стрельбы, взяв ружья «на руку». Лошади не пошли на сверкающие штыки, что вызвало замешательство в следующих рядах противника. Воспользовавшись этим, батальон бросился в штыки. Передние ряды кирасир, поражаемые штыками, но удерживаемые задними рядами, понесли большие потери и только после отчаянного их крика вся кавалерийская колонна обратилась в бегство, понеся большие потери. Когда кавалерия очистила поле, батареи противника снова открыли губительный огонь, в то же время по ту сторону Семеновского ручья показалась французская пехота с артиллерией, явно намереваясь захватить высоту, находящуюся за левым флангом нашей позиции и никем еще не занятую.

Положение литовцев становилось критическим; заняв высоту, французы могли бы фланговым огнем поражать всю нашу линию и получали возможность широкого охвата нашего левого фланга. У генерала Коновницына, подъехавшего в это время к полку, невольно вырвалось восклицание: «Боже мой, что делать?..» Решено было послать батальон литовцев, чтобы захватить высоту раньше подхода французов.

Доблестный подполковник Тимофеев вызвался исполнить это трудное поручение и быстрым маршем занял высоту. Расположив по гребню холма шесть своих взводов, остальные два под командой капитана Арцыбашева поставил за холмом в резерв.

Подошедшие части противника, перестроившись в три линии, повели наступление. Его силы были в шесть раз многочисленнее наших, но продвигались они нерешительно, часто останавливаясь и открывая огонь. Одной из пуль был ранен в ногу с раздроблением кости подполковник Тимофеев; он долго не уходил, перевязав крепко рану платком, но в конце концов вынужден был передать батальон капитану Арцыбашеву. Противник, обнаружив, что высота защищается лишь небольшой горстью русских, окружил ее и повел яростные атаки. Удерживать дальше высоту не было никакой возможности, и защитники, отступив, пробились к полку.

В это время 1-й и 3-й батальоны подверглись два раза ураганному обстрелу артиллерией, за которым следовали бешеные атаки французских кирасир, обе отбитые с огромными для них потерями.

К 2 часам дня прибыл генерал Дохтуров, назначенный командовать 2-й армией. Находясь в центре одного каре, он был свидетелем отражения последних кавалерийских атак, и его сердечное «спасибо» раздавалось не раз перед фронтом.

Между тем после оставления нами высоты положение сильно ухудшилось: французы стали поражать продольным огнем всю нашу линию, а собравшаяся за холмом колонна нависла над нашим левым флангом, угрожая обходом. Чтобы спасти положение, не оставалось ничего другого, как вновь овладеть высотой. Но для этого литовцам пришлось еще раз выдержать и отбить кавалерийскую атаку, вслед за чем полк двинулся на штурм высоты. Противник защищался отчаянно: гребень холма переходил из рук в руки. Командир полка полковник Удом был ранен и передал командование командиру 3-го батальона подполковнику Шварцу; единственному офицеру, оставшемуся в строю. Подполковник Шварц лично повел полк в штыки, выбил противника с высоты и принудил его к отступлению. Таким образом, честь взятия и удержания этого чрезвычайно важного стратегического пункта принадлежит лб. — гв. Литовскому полку. При взятии высоты был смертельно ранен доблестный подполковник Шварц. На этом холме остатки литовцев продержались до конца сражения; они представляли собой небольшую группу людей, измученных ожесточенным и непрерывным боем.

Вечером к высоте подошли лб. — гв. Измайловский и Финляндский полки, а когда совсем стемнело, пришел приказ оставить позицию и присоединиться к прочим гвардейским полкам. Ночью главнокомандующий князь Кутузов прислал к литовцам своего адъютанта благодарить полк за доблесть, проявленную в сражении.

Велики были потери лб. — гв. Литовского полка в Бородинской битве: из 46 штаб- и обер-офицеров в строю осталось только девять; из 1739 нижних чинов выбыло убитыми и ранеными 1040 человек, т. е. 60 процентов. Полк был переформирован в два батальона, причем роты 2-го батальона были распределены между 1-ми 3-м батальонами. В командование полком вступил старший из оставшихся в строю офицеров, капитан Николаев.

Подвиги полка не остались без награды. Все три батальона получили Георгиевские знамена. Командир полка полковник Удом и подполковники Угрюмов и Тимофеев повышены в чинах. Два последних штаб-офицера награждены, кроме того, орденом Св. великомученика и победоносца Георгия 4-го класса. Представляя их, князь Кутузов лично приписал: «К сему еще более побуждает меня подвиг сих отличных штаб-офицеров; известно, какие усилия неприятеля были на полк сей». Прочие офицеры награждены чинами, орденами или золотым оружием. На каждую роту выдано по 12 знаков отличия Военного ордена для награждения наиболее достойных нижних чинов.

Впоследствии император Николай Павлович поручил известному живописцу Рессе написать картину Бородинского сражения. На ней представлены лб. — гв. Литовский и Измайловский полки при отражении ими атаки французской конницы. Картина украшает собой одну из зал Зимнего дворца.

В заключение следует привести те отзывы высших начальствующих лиц, которые в своих реляциях свидетельствуют о доблести полка в Бородинском бою.

Генерал Коновницын доносит главнокомандующему князю Кутузову: «Я не могу с довольной похвалой отозваться о примерной неустрашимости, указанной в сей день полками лб. — гв. Литовским и Измайловским. Непоколебимо выдерживали они наисильнейший огонь неприятельской артиллерии, осыпавшей картечью ряды их. Несмотря на потери, пребывали они в наилучшем устройстве, и все чины являли рвение свое умереть прежде, чем уступить неприятелю. Три большие атаки неприятельских кирасир и конных гренадер на оба полка были ими отражены с невероятным успехом, ибо, несмотря, что каре, устроенные оными полками, были совсем окружены, неприятель с крайним уроном был прогнан огнем и штыками. Одним словом, полки Измайловский и Литовский в достопамятном сражении 22 августа покрыли себя, в виду всей армии, неувядаемою славой».

Генерал Дохтуров в своем рапорте князю Кутузову говорит: «Полки лб. — гв. Литовский, Измайловский и Финляндский во все время сражения оказали достойную русских храбрость и были первыми, которые, необыкновенным своим мужеством удерживая стремление неприятеля, поражали оного повсюду штыками».

Главнокомандующий князь Кутузов в своем донесении на Высочайшее Имя пишет: «Полки лб. — гв. Литовский и Измайловский, с непоколебимою храбростью, выдерживали наисильнейший огонь неприятельских орудий и, невзирая на понесенные потери, пребывали в наилучшем устройстве. Быв атакованы три раза неприятельскими кирасирами и конными гренадерами, стояли твердо и, отразив их стремление, множество из них истребили. Полки лб. — гв. Литовский и Измайловский в сем сражении покрыли себя славой в виду всей армии».