— Да, верно. Ты всегда держала меня в курсе решений, которые принимала, — с улыбкой согласился Адам.

Линн пропустила мимо ушей его ироническое замечание.

— Я рассказывала тебе и о моих приятелях, хоть ты их тут же подвергал суровой критике. — Она усмехнулась внезапному воспоминанию. — Помнишь, как ты сказал мне, что Майк Хармон холодный эгоист, который хочет лишь моего тела и не ценит моей благородной души?

— И я был прав?

— Боже мой, Адам! Тот парень был капитаном футбольной команды, самой яркой звездой в драматическом классе и президентом студенческого союза. Каждая девчонка в кампусе согласилась бы с ним пройтись, а ты ждал, что я стану беспокоиться, родственные ли у нас души! Как мог ты быть таким бесчувственным! Ничего удивительного, что я перестала после этого делиться с тобой своими женскими секретами.

Адам вернулся к бару и опустил в стакан еще один кубик льда.

— Разумный ход с твоей стороны.

Мой совет мог оказаться далеко не бескорыстным.

Она посмотрела на него с ласковым упреком.

— По-моему, ты слишком серьезно относился к своей роли почетного старшего брата. Не только бедняга Майк Хармон не смог выдержать твоей придирчивой оценки. Мне помнится, что ты считал холодными эгоистами и всех остальных моих приятелей по колледжу. Даже Питера Гранта, хотя тот был абсолютным любимчиком моей мамы. После первой же недели, которую Питер прожил здесь, она уже была готова делать свадебные заказы в ресторане. Помнишь, что ты сказал мне тогда про него?

— Нет, — слукавил Адам.

— Ты сказал, что он производит впечатление интеллигентного и милого юноши!

Она ожидала, что Адам отзовется на это насмешливым и веселым протестом. Вместо этого он устремил на нее долгий и жесткий взгляд пронзительных серых глаз.

— Мне не следовало так говорить, — заявил он наконец. — Я не имел никакого права судить о твоих приятелях.

Адам подошел к пустому камину и прикончил одним глотком виски.

— Только я не думаю, что мои оценки как-то повлияли на твой выбор, верно, Линн? Ты ведь все равно спала с Питером Грантом. Ты была девственницей, когда спросила мое мнение о нем. Но уже не была ею, когда приехала домой на следующие каникулы.

Вопроса в его словах не было, лишь спокойная констатация факта. Но все равно ее щеки залила краска. Адам прежде никогда не говорил подобных вещей, не делал даже косвенных намеков по поводу ее интимной жизни. Правда, особенно и говорить было не о чем. Во время последнего года учебы в колледже ей недолго казалось, что она влюблена в Питера Гранта. Их непродолжительная связь была полна юношеского пыла и неопытности в практической стороне любви. Потом они изредка встречались, когда оба переехали в Нью-Йорк, однако глубже их отношения так и не сделались, и они без сожалений расстались за несколько месяцев до того, как она перешла работать к Дамиону.

«Сексуальный опыт с Питером Грантом, весьма скудный и не оставивший в моей жизни особого следа, вот и все, что я знаю о любви», — уныло подумала Линн. Неудивительно, что она нуждается в совете, как привлечь внимание Дамиона Таннера. Для двадцатишестилетней женщины, которая живет одна на Манхэттене, она явно побила все рекорды по целомудрию.

Внезапно Линн поняла, что Адам пристально на нее смотрит и что сама она накручивает на указательный палец кудрявую прядь волос. Немедленно опустив руку, она испытала досаду, что своим привычным с детских лет жестом выдала свою нервозность и напряженность.

— Эй, что у нас за разговор? — воскликнула она с деланным весельем. — Взрослый вариант игры в вопросы и ответы?

— Нет. — Его глаза сверкнули. — Я слишком умен, чтобы затевать подобные игры. — Адам налил еще порцию виски и уселся на диван, небрежно положив руку на мягкую спинку. — Так в чем же проблема, Линн? Ты ведь знаешь, что я постараюсь тебе помочь, если это в моих силах.

Она прокашлялась. С каждой минутой разговор начинал ей казаться все более нелегким, а ведь она пока что ни словом не обмолвилась о Дамионе.

— Мне хочется заставить Дамиона Таннера заметить наконец, что я женщина, — произнесла она в конце концов смущенной скороговоркой. — Чтобы он перестал считать меня просто своим администратором, который прекрасно организует его деловую жизнь. Чтобы он приглашал меня не на деловые ленчи, а куда-нибудь, где мог бы узнать меня как личность. Я устала от того, что он глядит сквозь меня или поверх, головы, и вообще… Я хочу… чтобы он стал моим любовником.

Ей захотелось провалиться сквозь землю, едва она закончила свое признание. Поскольку обнаружила — хоть и немножко запоздало, — что, как бы давно ни знала сидящего рядом с ней человека, все равно нелегко обсуждать с ним некоторые темы, если они слишком интимные.

— Мне трудно поверить, что Дамион Таннер еще не заметил в тебе женщину. — Адам произнес это очень сухо, однако она немного приободрилась, когда поняла, что он вовсе не ужаснулся ее словам и не проявляет недовольства. Впрочем, Адам всегда умел хорошо владеть собой.

— Уверяю тебя, что не заметил, — уныло сказала Линн. — Иногда мне кажется, что он видит во мне смесь школьной учительницы, которая непрестанно гложет его за невыполненное домашнее задание, и персонального компьютера, регистрирующего переписку и заключенные контракты. Моя секретарша прекрасно работает. Ей пятьдесят пять лет, она счастливая бабушка и весит около центнера. Если Дамион и замечает между нами какую-нибудь разницу, то очень ловко это скрывает.

— А ты уверена, что он не гей? — уточнил Адам.

Она невесело улыбнулась.

— На все сто. Поверь мне, мужские гормоны функционируют у него с постоянной перегрузкой.

— И тебе хочется стать одной из многих? Еще одним экспонатом в коллекции Дамиона Таннера?

— Нет, конечно! — Линн провела пальцем по рисунку на спинке дивана. — Просто я не сумела все как следует объяснить, Адам. Дело в том, что Дамион так доволен порядком, который я принесла в его жизнь, что не дает себе труда увидеть за моими организаторскими дарованиями женщину. Если бы он пригласил меня куда-нибудь раз или два… если бы он хоть раз переспал со мной, я уверена, что наши отношения стали бы совсем особенными. Дамион известен тем, что спит со своими партнершами по съемкам, но он никогда не идет на связь с актрисой, к которой испытывает искреннее восхищение. Создается впечатление, что он боится женщины, требующей к себе уважения и глубокого внимания. Но я думаю, что он хорошо ко мне относится, и уже одно это позволит сделать наши отношения совсем другими.

Смех Адама звучал на удивление принужденно.

— Так ты мне говоришь, что Дамион смотрит на тебя, как на доброго друга, а тебя это не устраивает? Тебе хочется, чтобы он видел в тебе женщину и потенциальную любовницу? — Адам всегда предпочитал называть вещи своими именами.

— Да, проблема именно в этом. — Она с облегчением вздохнула, когда он наконец-то ее понял. — Как можно заставить его смотреть на меня другими глазами, Адам? Как мне намекнуть ему, что мы могли бы стать любовниками, а не только друзьями?

В его серых глазах появился жесткий, непроницаемый блеск полированной стали, и ей вновь показалось, что она сидит рядом с незнакомым мужчиной.

— У меня нет уверенности, что ты просишь совета у нужного человека, Линн, — сдержанно сказал он.

— Но мне больше не к кому обратиться, — воскликнула она, прогоняя от себя смутные опасения. — Адам, ты мой самый лучший друг в целом мире. Прошу тебя, не бросай меня в беде!

Молчание тянулось дольше, чем она ожидала. Наконец Адам ответил:

— А ты случайно не мечтаешь о белых кружевах и оранжевых цветах, Линн?

Она испуганно встрепенулась от такого вопроса.

— Да я как-то и не думала об этом, — призналась она. И впрямь она не загадывала, куда могут зайти их отношения с Дамионом. Никогда не позволяла воображению заходить дальше драматического момента их первого свидания.

Адам внимательно смотрел на нее, и она вспыхнула.

— Ну, вообще-то я считаю, что Дамиону нужно жениться. За всеми своими успехами он, по-моему, нередко страдает от одиночества. А у нас с ним много общего.