— Да, знаю. Когда ты была ребенком, тебя завораживали скользкие и ползающие существа. А теперь заворожил Дамион Таннер.

Наступила короткая пауза, после которой Линн издала смешок.

— Честно говоря, Адам, тебе не мешало бы взять несколько уроков хороших манер! По-моему, ты даже не понимаешь, что сейчас сказал.

— Возможно. Я всегда лучше справлялся с цифрами, чем со словами. — Каменная четкость его голоса сменилась нежностью. — У тебя усталый голос, Линн. Отдыхай, завтра увидимся.

— Я буду ждать встречи.

С улыбкой она положила трубку и почувствовала себя более счастливой, чем днем. Милый Адам, он такой чуткий.

Линн была единственным ребенком в семье и появилась у немолодых родителей, когда они уже давно смирились с мыслью о бездетности. Адам Хантер заменил ей старшего брата. Он поддразнивал ее, защищал при необходимости, смеялся с ней, терпеливо выслушивал ее болтовню. Любил и заботился и ни разу не бросил в трудную минуту.

Она познакомилась с ним шестнадцать лет назад, тем летом, когда ей исполнилось десять лет. Ему было восемнадцать и, на ее детский взгляд, он уже перевалил за ту таинственную черту, что отделяла взрослых от детей.

Ее родители владеют преуспевающей гостиницей на северо-западе Коннектикута, и она привыкла к оживленной жизни, наполненной суетой приезжающих и уезжающих людей. Добродушной по натуре, ей нравилось общаться с постояльцами. Однако особенно она привязалась к Адаму, поскольку мать объяснила, что он проведет в гостинице все лето и что отец будет навещать его по выходным. Такие постояльцы бывали у них редко, и она вскоре догадалась, благодаря вспышке детской интуиции, что Адам одинок и несчастлив. Он неприкаянно слонялся по саду, ничем не занимаясь. Линн была типичной девятилетней девочкой, полной бурлящей энергии, и такое вот праздное одиночество в саду казалось ей кощунственной тратой драгоценного летнего времени.

Один из служащих гостиницы сделал для нее маленький деревянный ящик с крышкой из проволочной сетки — домик для живущего у нее семейства улиток. И в один особенно сумрачный день, спустя примерно две недели после приезда Адама, она отправилась на задний двор поискать себе новых питомцев. На обратном пути Линн так засмотрелась на гигантскую улитку, которую только что поймала, что с размаху налетела прямо на Адама.

— Ты что, ослеп, что ли?

Она с беспокойством заглянула в ящик, чтобы убедиться, что никто из улиток не пострадал. И прошло какое-то время, прежде чем она вспомнила наставления матери о том, что с гостями надо держаться вежливо.

— Извини, — поспешно сказала Линн. — Я не видела, куда иду. Я не запачкала тебе одежду?

— Нет, все в порядке. Да и вообще это старая рубашка.

«Он такой грустный, — заметила она, — и его серые глаза покраснели и припухли». Ей не хотелось думать, что он плакал. Ведь всем известно, что взрослые не должны плакать. Особенно мужчины. Что могло случиться, чтобы заставить плакать такого большого, как он?

— Хочешь посмотреть на моих улиток? — предложила она, стараясь изо всех сил держаться по-дружески.

Мать не переносила этих безобидных созданий, отец относился к ним терпимо, а вот мальчикам в школе они ужасно нравились. Адам был выше отца и шире в плечах, так что выглядел вполне взрослым. Однако она решила, что улитками он все-таки заинтересуется, как мальчики из школы, а не отнесется к ним свысока, как взрослый мужчина.

— У меня тут есть одна такая большая, а на спине у нее дети, — объяснила Линн. — Как ты считаешь, это их мать?

— Нет. — Он едва заглянул в выстланный травой ящичек. — Они просто часть одной колонии. Улитки ведь гермафродиты.

— Герм… что?

— Гермафродиты, — нетерпеливо повторил он. — Они одновременно самцы и самки. Либо иногда меняют свой пол. Рождаются самками, а когда подрастают, становятся самцами.

Линн молча выслушала столь поразительную информацию. Она показалась ей невероятной, однако, с другой стороны, звучала интересно. А ведь ей казалось, что все животные, птицы и насекомые должны быть либо мальчиками, либо девочками.

— А как же у них появляются дети? — упорствовала она, проверяя его знания.

Адам взял одну улитку, и Линн отметила, что в отличие от ее матери он не боится их трогать. Ткнул пальцем в ту часть, которую Линн принимала за голову.

— Репродуктивные органы находятся у улиток прямо возле рта. Это питающий орган, а оплодотворенные яйца выходят отсюда, из маленького отверстия.

Внимательно рассмотрев улитку, она решила, что Адам скорее всего говорит правду, но вечером ей придется проверить эту информацию у отца. Если он не знает ответа, то она посмотрит в энциклопедии, потому что любит книги и с удовольствием выясняет в них разные вопросы.

Линн убрала улитку в домик и захлопнула крышку.

— Почему ты грустный? — вдруг спросила она. — Тебе тут не нравится? Большинство гостей считают, что у нас очень приятное место.

Едва она это произнесла, как тут же пожалела о сказанном. Линн уже знала, что взрослые не любят, когда их спрашивают о личном, и тут увидела, что после ее слов вид у него сделался еще несчастней, чем прежде.

— Нет, тут нормально, — ответил он жестким и неприязненным тоном.

— Ну хорошо. — Она неловко переминалась с ноги на ногу и обтирала грязные ладони об узкие хлопчатобумажные шорты. — Пожалуй, я пойду делать мороженое. Мама разрешила помочь ей сегодня.

Адам внезапно вскинул голову и впервые посмотрел ей прямо в глаза.

— Моя мама умерла. Три недели назад, — с болью сказал он.

Линн вытаращила глаза. У нее есть подруги, родители которых развелись, но вот чтобы умерла мать… У большинства ее друзей живы бабушки, а у некоторых и прабабушки. И она не нашлась, что сказать.

— Извини, — промямлила она. — Это ужасно.

— Ее убил грабитель, — объяснил он напряженным и яростным голосом. — Ее застрелил какой-то подонок, который залез к нам в дом. Полиция так и не нашла его. Папа говорит, что скорей всего и не найдет.

Линн попыталась представить себе грабителя, похожего на тех, что она видела в кино или телесериалах. На экране всегда лилось много крови, но это не очень страшно, поскольку всем известно, что это всего лишь краска или красная помада, а может, кетчуп. Линн представила себе, что ее маму застрелили по-настоящему, и похолодела от страха, хотя весь ужас этого все равно не укладывался в голове.

— Извини, — снова беспомощно повторила она.

Линн мучительно попыталась подыскать какие-то другие слова, чтобы объяснить ему, как ей жаль, однако голова оставалась пустой, а в желудке сделалось муторно от нахлынувшей волны сочувствия.

— Пойдем со мной делать клубничное мороженое? — выпалила она и тут же готова была провалиться сквозь землю от такого глупого предложения.

— Нет, спасибо. — Его лицо оставалось замкнутым и неприязненным.

На другой ответ она и не рассчитывала. Прижав к ребрам домик с улитками, Линн отбросила с глаз покорные каштановые кудряшки.

— Ну, мне пора, — пробормотала она. — До встречи.

— Угу.

Она уже достигла задней двери гостиницы, когда ее настиг его голос.

— Подожди!

Линн медленно повернулась.

— Я ужасно люблю мороженое, — сказал он. — А повара разве пробуют сами то, что делают?

— Всегда. — На ее лице появилась широкая ухмылка. — Еще у нас есть черника. Мама печет самые вкусные в мире пироги с черникой и собирается научить этому меня, — похвасталась Линн. — Если хочешь, тоже можешь попробовать.

Так они провели вместе первый из многих дней.

То лето осталось в памяти Линн как долгое, жаркое пятно солнечного света.

Они с Адамом вместе разведывали близлежащие окрестности, загорали, собирали огромные букеты, наблюдали за жизнью насекомых.

Когда осенью он уехал на учебу в колледж, она была безутешна. Однако, к ее восторгу, Адам стал возвращаться в гостиницу почти каждые каникулы, немного помогал по хозяйству, накрывал столы либо продавал напитки в маленьком баре.