— Вот так лучше, — заметил Адам. — Так все выглядит гораздо соблазнительней. А то ты подтянула все слишком высоко, и это разрушало весь эффект.

Линн попыталась облизать пересохшие губы.

— Слишком высоко? — еле вымолвила она. Язык плохо повиновался ей.

— Не беспокойся, теперь все в порядке. Ты готова? Тогда пойдем…

— Только надену плащ, — пробормотала Линн.

Она бросилась к шкафу, испытывая облегчение оттого, что может убежать от его глаз, не понимая, что с ней происходит, почему у нее задрожали колени от одного прикосновения Адама. Боже, ведь он дотрагивался до нее тысячи раз за все годы их знакомства. Во время рыбалок часто вытаскивал ее из воды. И она совершенно не понимала, почему в этот вечер деликатное прикосновение его пальцев к груди вызвало в теле неведомые ранее ощущения.

Линн достала вечерний бархатный плащ и сунула руки в рукава.

— Я готова, — сказала она, стараясь придать голосу такой же легкомысленный тон, как и у него. — Пошли?

Его сильная рука подхватила ее под локоть, когда они спускались вниз на лифте и ловили такси, и Линн призналась себе, что Адам справляется с ситуацией намного лучше, чем она сама. И удивилась, почему ей так трудно держать себя с ним естественно. Она чувствовала себя с ним неловко с того самого момента, как он предложил ей роль любовника. Дело в том, что, несмотря на актерские навыки, она, казалось, не обладает его способностью мысленно отделять желаемое от действительного.

По дороге Адам оживленно рассказывал о событиях прошедшего дня, и Линн старалась изо всех сил отвечать ему тем же. К тому времени, когда такси прибыло к месту назначения, она решила, что должна быть благодарна Адаму за непринужденную манеру держать себя и за тот будничный тон, с каким он одобрил ее новое платье и перемену внешности. Их настоящие отношения, их долголетняя дружба слишком важны, чтобы жертвовать ими ради каких-то временных претензий. И хорошо, что хотя бы один из них сохраняет чувство реальности.

Прием только начинался. Фешенебельная квартира на крыше небоскреба принадлежала Лайонеллу Бриду, главе студии, выпускавшей телесериалы с участием Дамиона; гостиная специально предназначалась для проведения таких многолюдных приемов и больше напоминала зал. Линн была здесь уже несколько раз и раньше, а вот Адам с любопытством оглядывался по сторонам, когда они вошли внутрь, вручив верхнюю одежду служанке.

Одна стена обширного зала, целиком сделанная из стекла, открывала вид на сверкающий ночными огнями город, остальные стены были белыми, их оживляли несколько ярких абстрактных картин. Пол устилал черный мрамор, а вся мебель пылала ярко-красным цветом. На застланном белой скатертью буфетном столе аппетитно выстроились всевозможные закуски, способные удовлетворить самый взыскательный вкус, и три бармена работали без устали, хотя гости заполнили зал лишь наполовину. Линн почти сразу же увидела Дамиона. Он стоял у черного мраморного камина, его поджарое тело смотрелось великолепно на фоне яркого пламени. В одной руке он держал бокал, другой обнимал стройную брюнетку с волосами до пояса и невероятно большим бюстом. Линн узнала знаменитую Тиффани Брандон. Дамион разговаривал с репортером, но все время поглядывал на спутницу, и не требовалось особой прозорливости, чтобы понять, что он наслаждается ее обществом. Разочарование охватило Линн, и несколько секунд она не отрываясь смотрела на обоих, потом безуспешно попыталась скрыть тяжкий вздох.

Рука Адама тут же отпустила ее локоть и дотронулась с нежной лаской до спины. Линн застыла и едва не отпрянула, но он привлек ее к себе и наклонился так, что его губы оказались у ее уха.

— Я твой любовник, не забыла? — Его голос звучал необычно, дыхание щекотало щеку. — Будь так любезна, повернись ко мне и одари таким взглядом, словно ты не можешь дождаться, когда я снова окажусь у тебя в постели.

Она с трудом сглотнула.

— Я н-не могу, Адам. Да и вообще все бесполезно. Дамион и не смотрит в нашу сторону.

— Вот уже взглянул. Ради Бога, Линн, возьми меня под руку и прижмись ко мне, — продолжал горячо шептать Адам.

Однако у нее ничего не получалось. Тело, казалось, застыло, словно у гвардейца во время торжественного караула.

— У меня не получается, — с отчаяньем произнесла она. — И я не могу, Адам. Не могу прижаться к тебе.

Ее врасплох застигла вспышка ярости, сверкнувшая в его глазах.

— Почему? — напряженно поинтересовался он. — Чем я хуже других? Я совершенно нормальный мужчина со всеми полагающимися мужскими достоинствами. Мне даже говорили, что женщины считают соблазнительной мысль оказаться со мной в постели.

— Дело не в этом, Адам, — едва не плача пробормотала Линн.

— Нет? — Его глаза снова потемнели от гнева, однако на такой краткий миг, что она не могла сказать, гнев это или что-то еще. — Позволь напомнить тебе, что весь этот маскарад задуман для того, чтобы заставить Дамиона почувствовать ревность. Мы не многого добьемся, если ты даже не глядишь на меня.

Ее взгляд невольно устремился в сторону мраморного камина. Дамион все еще смотрел в их сторону, хотя она не понимала, узнал он ее или нет. Ее карие глаза потеплели, когда он убрал со лба случайно упавшую прядь, и она не смогла удержаться от вздоха.

С нетерпеливым возгласом Адам схватил ее за подбородок и приподнял лицо. Не обращая внимания на толпившихся вокруг них людей, он крепко обнял ее и впился в губы долгим, томным поцелуем.

Когда Адам наконец отпустил ее, она молча смотрела на него из-под полуприкрытых век, а он нежно провел большим пальцем по ее губам, там, где только что были его губы, ощущая мягкость, которую уже испытал его рот.

Она вздрогнула от звука его голоса, широко открыв глаза. Он глядел на нее с мягким укором.

— Тебе нужно лучше играть свою роль, Линн. Не могу же я один все на себе тащить, да и вообще — ты же почти профессиональная актриса.

— Ч-что ты хочешь этим сказать?

Он взял два бокала шампанского у проходившего мимо официанта и протянул ей один. Она сделала большой глоток.

— Честно говоря, Линн, пока что твоя игра заслуживает только гневного шиканья публики да, может быть, парочки гнилых помидоров из зала. Она не обманет и грудного младенца, не говоря уж про Дамиона Таннера. Постарайся не забывать, что ты в меня влюблена. Дотрагивайся до меня почаще, гладь мне волосы, загляни со страстью мне в глаза. Если ты надеешься вызвать ревность Дамиона, то, Бога ради, перестань пялиться на него будто влюбленная школьница. Я же не могу обнимать тебя и целовать всякий раз, когда ты начнешь таращить на него глаза. Кроме прочего, я просто сотру всю твою косметику.

— Я вовсе не пялюсь на него, — огрызнулась Линн. — Он не порция мороженого. И вообще я не просила тебя со мной целоваться. Мне это вовсе не нужно.

— Вот теперь уже лучше, — заявил он невыносимо покровительственным тоном. — Теперь ты и впрямь смотришь мне в глаза, а твои щеки пылают. По-моему, стоит сохранить такое выражение, когда ты станешь знакомить меня с Дамионом. Знаешь, твои глаза затуманились, неважно, от любви или от ярости. Эффект потрясающий. Очень сексуально.

Поймав себя на том, что ее зубы крепко стиснуты, Линн осторожно их разжала.

— Мои глаза всегда меняют цвет, когда я сержусь, — ответила она.

— Верно, я и забыл. Так, значит, ты вовсе не сходила с ума по мне в шестнадцать лет, когда я не захотел взять тебя с собой в Адирондак. — Адам задумчиво отхлебнул шампанское. — Пожалуй, тебя нужно сейчас злить, поскольку всякие прочие страстные чувства ко мне у тебя получаются не слишком успешно. Нам нужно откалывать такие штучки, чтобы старина Дамион их заметил. Надеюсь, он не сразу поймет, что ты дрожишь от злости, а не от сексуального желания. Не думаю, что он отличается большой проницательностью, верно?

— Не знаю. — Линн вцепилась в золотую вечернюю сумочку, словно в канат, вытаскивающий ее из морской пучины. — Адам, твоя безумная затея всегда мне казалась катастрофической ошибкой, а теперь я в этом убедилась окончательно. Прости, я понимаю, ты пытаешься мне помочь, но только я не в состоянии играть роль твоей страстной любовницы, когда на самом деле думаю о Дамионе, — жалобно призналась она.