А я, радуясь вместе с гостями, подзывал то одних, то других животных и показывал все новые и новые трюки.

Но понемногу я стал замечать, что Афанасьев все больше нервничает. Он то и дело приподнимался, махал в воздухе палкой, ежеминутно вытирал платком потную шею.

Наконец, выбрав подходящий, как ему показалось, момент, он встал и громко произнес:

— Это чудо!

Его поддержали Николаев и блондин.

— Молодец, Вальтер! — продолжал. Афанасьев. — Что и говорить, молодец! Но на первый раз, — и он повернулся к Николаеву, — я думаю, хватит. Мы устали.

И посмотрел на блондина. Тот немедленно поднялся и засуетился.

— Конечно, конечно! — без особого энтузиазма согласился он. — Отдохните, Вальтер. Вы с Ионисом молодцы. И ваши звери тоже молодцы.

Ионис опустил брандспойт и, ничего не понимая, уставился на меня. Его недоуменный взгляд отчетливо вопрошал:

— Как это — хватит? Ведь только начали?

Я тоже растерялся и попробовал возразить:

— Но, Борис Эдуардович, я же не все показал…

Афанасьев, как кролика, пригвоздил блондина своим тяжелым, не терпящим возражений взглядом и ответил:

— Мы уже получили представление. Нам все понятно.

— Вам понравилось, Борис Эдуардович? — пришел мне на выручку Николаев.

Старик сделал загадочное лицо, но его спутник вдруг горячо заговорил:

— Нам все очень понравилось. Просто мы с поезда, не завтракали. А Вальтер, небось, до вечера будет репетировать. Вон у него сколько зверей. Если с каждым заниматься по часу — и то двое суток нужно.

— Нравится, конечно, нравится, — вмешался Афанасьев, — хотя о многом, Вальтер, нам с тобой нужно подумать и поговорить, многое обсудить в деталях. И вообще, надо увидеть все и только потом делать выводы.

— А лично мне очень, очень нравится, — запальчиво сказал блондин, — и я буду с восхищением говорить о ваших достижениях в Москве. Мы еще разберемся, что там о вас докладывают и кому охота морочить голову начальству! Но теперь я на вашей стороне.

Он хотел добавить что-то еще, но Афанасьев потянул его к выходу.

Пробираясь между рядами, старик зацепился полой пиджака за ручку кресла и очень серьезно произнес:

— Попался я.

Я отлично понял его и втайне усмехнулся.

— Вальтер Михайлович самого главного не показал, — жалобно заныл плетущийся сзади Ионис. — У нас еще много трюков.

Я жестом попросил помощника помолчать. В голове крутилось: зачем Афанасьев остановил репетицию? Что гости собираются предпринять? Какой такой вопрос надо обсуждать со мной в деталях?

Мы вышли во двор. Осенний холод продрал меня до костей. И неудивительно: после репетиции меня можно было выжимать. Рубашка прилипла к телу. Лицо и руки облепили опилки. Кожаная куртка давила на плечи и грубым швом натирала потную шею.

Обернувшись, я увидел, что Ионис отвел в сторону блондина и что-то ему нашептывает, а тот понимающе кивает, а иногда возмущенно качает головой. Я догадался, что умница литовец жалуется на искусственно создаваемые нам трудности.

Делая вид, что эта тема мне неприятна, я сказал:

— Ионис, перестань плакаться! Комиссии не интересны наши беды. У нее другие задачи.

Ионис прекрасно понял меня и с возмущением выпалил:

— Как это — не интересны?! Они уедут в Москву, а нам опять ловить собаки воровать лошадей?!

Тут мой служащий скорчил такую мину, словно, сам не ожидая, выболтал святую тайну. Николаев же покраснел, будто его ошпарили.

— Как красть лошадей? Как ловить собак? — не понял блондин.

— Видите ли, — пояснил я, — были у нас здесь такие черные дни, когда хищники неделями голодали.

— Да и сейчас не лучше, — к возмущению Николаева соврал Ионис.

Я посмотрел на директора цирка. Он всячески подавал мне знаки, чтобы я прекратил этот дурацкий разговор.

— Ты не прав, Ионис, — сказал я. — Товарищ Николаев старается изо всех сил, да толку мало. В городе постоянные перебои с мясом.

— Дай ты гостям отдохнуть! — не выдержал Николаев. — Вот смола, пристал со своим мясом! Борис Эдуардович, Виктор Викторович, пойдемте, я все объясню.

Не слушая его, блондин возмущенно спросил:

— Как перебои с мясом?! А нам почему не сообщали?!

— Ионис, дорогой мой, — подмигнул я служащему, — пора кормить животных.

— Ладно, покормлю, — обиженно согласился Ионис и скрылся на конюшне.

Кажется, он не понял, почему я напоминаю ему о его обязанностях. Ионис очень гордился тем, что никогда ничего не забывает и не получает замечаний:

— Иди, иди, Ионис, — мягко повторил я.

— Сообщали, и много раз сообщали, — горячился между тем Николаев. — У нас хищников без малого пять десятков голов, а главк даже деньги на корма не перечислял. А вас, вот видите, и поставить об этом в известность не сочли нужным. И что Вальтеру делать оставалось, если не было в городе мяса — и все тут. Для детских садов и то не было! Хотя на кой черт детским садам мясо?!

Увидев, что директора заносит, я счел своим долгом вмешаться.

— Коля, я кивнул на Николаева, — сто раз ходил ко второму секретарю обкома. А тот заявил, что животных надо отправить из Иванова.

Наши гости искоса взглянули друг на друга, и я вдруг понял, что они полностью в курсе наших проблем.

— А почему ходите ко второму секретарю, а не к первому? — задал неожиданный вопрос блондин.

— Потому что за обеспечение отвечает второй, — терпеливо, как ребенку, объяснил Николаев.

Афанасьев пошамкал губами и, дернув бровью, протянул как-то неопределенно:

— Да-а-а, времена… Ну, что делать? Разберемся и с секретарем. — И повернувшись ко мне, закрыл тему: — Пойдем, дорогой мой, посмотрим на твоих животных.

И мы пошли на конюшню.

Теснясь в коридорчиках между клетками, мы добрались до конца тигрятника, по дороге осмотрев всех животных. Виктор Викторович вышел из этого лабиринта бледный. Близость хищников, в ожидании кормления мечущихся по клеткам и бьющихся о решетки, напугала его.

— Ну, ты и нагородил, — сказал Афанасьев. — Черт ногу сломит в твоем хозяйстве.

— А как же? — ответил я. Смешанная группа. Все должны видеть друг друга. Я еще сюда лошадь поставлю, чтобы хищники ее видели, а она — их.

— Лошадь — это замечательно, — задумчиво протянул Афанасьев. — Я пытался свести лошадь со львами, но львица убила ее.

Вместо ответа я крикнул в пространство:

— Ионис! Пора кормить!

— А вы что же, собаками кормите? — вдруг забеспокоился блондин. — Как же вы можете, Вальтер Михайлович?!

— А я не смотрю. Это работа Иониса. Он мужик крепкий.

Ионис, хорошо слышавший наш разговор, отозвался из темноты:

— Вальтер, что льву давать? Живой корм или мясо?

И не успел я обрадоваться понятливости моего помощника, как блондин завопил, прижимая к груди портфель:

— Не надо живой корм! Не надо, умоляю вас! Дайте мясо!

— Давай мясо, раз гости просят, — распорядился я, в знак одобрения незаметно поднимая большой палец, — хотя у нас его мало.

А мой собеседник, внезапно заторопившись, стал трясти мне руку, приговаривая:

— У вас, Вальтер Михайлович, удивительно интересная жизнь!

Затем он бросился к Ионису, стал трясти руку и ему, всем своим видом подчеркивая, что жмет руку рабочему:

— Вы отличный помощник!

Ионис все прекрасно понял и драматически произнес:

— Тронут вашим особым вниманием!

Втянув голову в тощие плечи, блондин, опасливо озираясь, ринулся к выходу. Мы с Афанасьевым едва поспевали за ним.

Во дворе гости откланялись, пообещав вернуться через пару часов.

Проводив членов комиссии, я отправился переодеваться. В коридоре меня поджидал Николаев.

— Как ты думаешь, понравилась этой хитрой лисе твоя работа? — спросил он.

— А ты как думаешь? — ответил я вопросом на вопрос.

— Думаю, да. Виктор Викторович, тот точно в диком восторге. Даже скрыть не мог. Как на иголках сидел.

Я рассмеялся и рассказал директору, как блондин упал, когда Ампир схватил меня лапой.