Млечин: Спасибо.

Сванидзе: Прошу Вас, Сергей Ервандович, вопрос.

Кургинян: Так, скажите, пожалуйста, есть духовные потери — потери счастья, потери близких, потери любви — это физические потери, от падения и т. д., которые не компенсируются никакими социальными приобретениями. Согласны или нет?

Кувалдин: Я думаю, я думаю, что, конечно, произошли очень серьезные потери у нас в том, что связаны с разрушением системы ценностей. Но! Произошли они после перестройки. Как раз в перестроечное-то время именно ценностная сторона, ценностная составляющая она действительно была на подъеме. Тогда у людей была и надежда, и вера, и определенная система ценностей. Сейчас мы, действительно, мы в последние 20 лет живем в обществе, где деньги стали всем и основным. И я думаю, что на этой основе далеко не уедешь.

Кургинян: Можно доказательство № 10. Просто чтобы Вы прокомментировали.

Скажите, пожалуйста, вот такой социально-культурный результат, это не то, что называется «гореть тебе в аду», нет?

Кувалдин: Так это социально-культурный результат, результат разложения системы.

Кургинян: Системы?

Кувалдин: Конечно, он шел достаточно долго.

Станкевич: Сергей Ервандович, это письмо не в Вашем творческом центре породили?

Кургинян: Нет. Это письмо породилось не в моем центре. Это архивные данные и я их докажу. Итак, Вы скажите просто. Я понял одно, что с Вашей точки зрения порождение культурной деятельностью такого социального результата это не есть то, за что надо бесконечно каяться, и это не есть то, за что горят в аду. Да?

Млечин: Порождения советской системы. Есть.

Кургинян: Не Тодоровского? А советской системы?

Млечин: Да не фильм, а проститутки валютные.

Кургинян: Говорите больше и краснейте сильнее. И будет хорошо.

Сванидзе: Нет, на самом деле я не могу понять, а что Тодоровский виноват в популярности валютной проституции?

Кургинян: Я считаю…

Сванидзе: Тем, что фильм снял про проституцию?

Кургинян: Сейчас я объясню. Сейчас я объясню. Когда в фильме «Покаяние», который был сделан не после перестройки, господин Кувалдин, а во время перестройки, прямо показывали грузинским крестьянам, как сын выкапывал отца и кидает на свалку, выкидывает его труп, то это нарушало древнейший запрет со времен греческой Антигоны — труп брата должен быть похоронен. Рассуждать против этого …по поводу Павлика Морозова … уже было поздно. Было совершено неслыханное надругательство. Когда сказали, что в мире нет идеалов, а есть интересы, это было сделано с подрывом самой фундаментальной основы человеческого общества.

Сброс, который осуществляла перестройка, это моя гипотеза, задевал не только политическую систему и идеологию, и не только страну, которую развалили, он действительно был сломом хребта, сломом идентичности, сломом идеального основания….

Сванидзе: При чем здесь Тодоровский? При чем здесь Тодоровский?

Кургинян: А вот то, что я привел пример, это один из методов, как обрушили перестроечную пропаганду на достаточно наивное и чистое общество, привыкшее на это откликаться. Для меня это пример этого. Для Вас, другого — пожалуйста. У нас разный взгляд на одни и те же вещи.

Станкевич: На самом деле….

Сванидзе: Секунду. Значит, Сергей Ервандович, во-первых, я не понимаю упрека в отношении нашего замечательного режиссера Тодоровского, который показал правду. Да, действительно, тогда это было популярно. И не Тодаровского вина в этом. Зеркало не виновато в том, что рожа крива. Таким было общество.

Что касается фильма «Покаяние», я не слышал протестов со стороны грузинских крестьян. Так же, как я не слышал протестов со стороны грузинской интеллигенции. Фильм «Покаяние» прошел по советским экранам, был потрясением для всех, по поводу него спорили. Выкапывали там не отца. Выкапывали там дьявола. А это большая разница.

Перестройка была в значительной степени попыткой выкопать дьявола, а удачная или неудачная — это другой вопрос. И на этот счет в обществе до сих пор разные мнения. И разные мнения еще и будут.

Пожалуйста, Сергей Ервандович, Ваше право задать вопрос своим свидетелям и высказать тезис.

Кургинян: Культура, культура не отражает как зеркало, культура моделирует сознание. И это понимают все. То, что происходило в эпоху перестройки, было … называется во всех странах мира социокультурным шоком. Это запрещенная технология. Она была применена в полном объеме против своего народа. Против своего наивного, жаждущего перемен, поверившего этому всему народа. И она добилась своего результата, она сломала это сознание, она нанесла тяжелейшую травму, с которой мы сейчас все разбираемся. Это было преступление уже не геополитическое — разрушенный геополитический баланс, и не историософское — порванная наша история. Это был преступление метафизическое. И результатом всего этого является то, что Россия бьется с этим переломанным хребтом в течение 20 лет и не может выйти ни на какие рубежи. Это предмет нашей с вами национальной судьбы. Нашего с вами сейчас понимания того, что будет с нами и будет ли будущее у наших детей. Мы сейчас для себя должны ответить. Если мы счастливы от того, что тогда произошло, значит, нам нравится валяться с этим переломанным хребтом и дальше. Это вопрос огромного значения. В конечном счете, это вопрос не только ума, это вопрос любви и веры. Вы воспринимаете то, что произошло как экзистенциальную катастрофу, как потерю близкого? Если да, то это катастрофа. Если нет, то и ладно.

Теперь я хотел спросить моего свидетеля, господина Быкова по этому поводу: «Что Вы думаете по этому поводу?»

Быков, публицист, шеф-редактор журнала «Стратегия России».

Быков: Что я думаю по поводу исторических уроков перестройки?

Кургинян: По поводу исторического результата, да.

Быков: В конце 60-х гг., если не ошибаюсь, Шарль де Голль, президент Франции, очень утомился состоянием полиции своей и в течение 2-х лет тайно, пользуясь своими преимуществами боевого генерала, готовил резерв. Резерв на уровне инспекторов, следователей, т. е. вот этого среднего полицейского звена, от которых на самом деле в МВД все зависит. И в один день он полностью поменял несколько …э-э-э, боюсь сейчас соврать, чуть ли не десятков тысяч человек. В один день. Это я к чему пример вспомнил? К тому, что, наверное, надо такие вещи, как перестройка, готовить. Все-таки, готовить.

В 1983 году Андропов, по-моему, в декабре месяце поручил как раз Горбачеву и … сейчас проверю, чтобы не соврать, по-моему, Рыжкову, да? готовить предложения по экономической реформе. В 1983 году. Перестройка кончилась в 1991 г. 8 лет — это много. Почему в 1985 году, когда Горбачев смог уже реализовывать все свои экономические задумки, также политические, он не был к этому готов? Вот для меня это самый главный урок перестройки. В такой огромной, сложной стране как Россия пускаться в такие затеи, не будучи к этому готовым и не подготовив общество к этому, наверное, это самое страшное. Если мы вот такую ошибку повторим, тогда страна точно развалится. Поэтому, апеллируя уже к сегодняшней власти, хотелось бы этого, наверное, пожелать. Давайте готовиться. Потому что кессонная болезнь в масштабах России, она смертельна. А мы как раз пережили в эти 6,5 лет, а не в 4 года классический приступ кессонной болезни. Мы настолько быстро всплыли, что все заболели. И вот эту болезнь переживаем до сих пор, в первую очередь в духовном плане. Вот что бы я хотел сказать.