Но понятие «общенародная собственность» — фикция. Единственным собственником было государство. А еще точнее — руководители партии и правительства, которые всем единолично и бесконтрольно распоряжались.

«Собственность эта носила своеобразный характер, — пишет историк Юрий Иванович Семенов, автор интересной работы об азиатском способе производства. — Собственниками средств производства являлись все номенклатурщики, вместе взятые… Наше общество делилось таким образом на две большие группы. Одна владела средствами производства, другая была их лишена. Ей ничего не оставалось, кроме как работать на первую…

Одна группа присваивала труд другой. Иными словами, эти группы были классами, одна — классом эксплуататоров, другая — классом эксплуатируемых. Эксплуатировались не только заключенные и не только колхозники. Эксплуатации подвергались вообще все производители материальных благ…»

Советские чиновники образовали иерархически организованную систему распределения прибавочного продукта. Они получали прибавочный продукт в форме разнообразных привилегий, имея доступ к спецраспределителям, спецмагазинам, спецбуфетам, спецбольницам. На языке наиболее циничных представителей господствующей группы этот прибавочный продукт именуется «корытом».

Один из сотрудников ЦК КПСС с ненавистью писал о недавних сослуживцах, которые в августе 1991 года перешли на сторону российской власти: «Оба мои бывшие хорошие товарищи по аппарату ЦК. В этот день мы с ними оказались по разные стороны — не баррикад, а корыта. Они — с той, где берут, а я — где отнимают».

И это необычно точное обозначение, замечает Юрий Семенов. Размеры корыта были, конечно, различны. Все зависело от места в пирамидальной иерархической системе. Чем выше должность, тем больше корыто.

Но даже Чубайсу со всей его энергией и целеустремленностью не удалось реализовать программу приватизации полностью. Жесткое сопротивление Верховного Совета, который требовал предоставить особые права трудовому коллективу, привело к тому, что многие предприятия просто перешли в собственность ловких директоров. Акционерные компании создавались на базе крупных производственных объединений, целых отраслей промышленности и министерств. Недавние министры и директора быстро похоронили социалистическую экономику и социалистическую идеологию.

Основные коммерческие банки были созданы еще до Гайдара с Чубайсом. Основывали их директора крупнейших государственных предприятий. Они перекачивали в свои банки бюджетные деньги, которыми распоряжались. Банки богатели на валютных спекуляциях. Операции с долларами на фоне чудовищной инфляции приносили баснословный доход. Они получали кредиты Центрального банка по минимальным процентным ставкам (12 процентов в 1992 году) — в ситуации высочайшей инфляции (2500 процентов в том же году). И тут же меняли рубли на доллары. А через год, поменяв часть долларов по новому курсу, легко возвращали обесценившийся долг.

Самыми богатыми людьми России стали бывшие директора, которые тихо приватизировали целые отрасли. То, чем они управляли по должности, превратилось в их личную собственность. Поскольку они действовали аккуратно и избегали публичности, то остались неизвестны гражданам России. Ненависть общества обрушилась на других людей.

Скажем, «Газпром» — это бывшее министерство газовой промышленности. Акционирование «Газпрома» прошло не так, как хотел Чубайс. Ему не удалось сделать продажу акций на чековых аукционах открытой. Аукционы были закрытыми, право покупать акции получили только те, кто прописан в регионах, где продавались акции. В результате большие пакеты акций приобрели фирмы, тесно связанные с «Газпромом». Высший менеджмент компании тоже обзавелся пакетами акций, что сделало этих людей баснословно богатыми. Вот после этого и пошли разговоры о несметном состоянии Черномырдина, называлась цифра чуть ли не пять миллиардов долларов — во столько оценивалась стоимость принадлежащих ему акций «Газпрома».

Благодаря Виктору Степановичу «Газпром» превратился в настоящую империю, которую государство практически не контролировало. Черномырдин добился постановления правительства, которое оставляло концерну сорок процентов валютной выручки при исполнении экспортных поставок по межправительственным договорам. Когда Егор Гайдар велел министру топлива и энергетики проверить валютные счета «Газпрома», министр лишился своей должности, а его кресло занял Черномырдин.

Виктор Степанович, пока был у власти, твердо стоял на страже интересов своего детища. В 1997 году первые вице-премьеры Борис Немцов и Анатолий Чубайс пытались заставить «Газпром» платить налоги сполна, но глава правительства блокировал все их попытки. Немцов обещал реформировать газовый концерн, но недолго просидел в Кремле. Газовый гигант десять лет возглавляли люди Черномырдина во главе с его бывшим заместителем Ремом Ивановичем Вяхиревым. Завидные должности получили в «Газпроме» их дети и ближайшие родственники.

Таким образом в России сформировался особый, клановый капитализм. Его характерные черты — непрозрачность и тесное сращивание с государственным аппаратом. В такой системе чиновники распоряжаются бюджетными средствами в пользу определенных экономических кланов. Такие же кланы образуются и на местах. Они контролируют рынки и не позволяют появиться конкурентам. В тесном сотрудничестве с силовиками.

Сначала бизнес стали «крышевать» преступные группировки, бывшие спортсмены, ветераны спецслужб и афганской войны, которые быстро перешли грань закона. После августовского путча 1991 года из комитета госбезопасности уволилось двадцать тысяч человек. А из министерства внутренних дел в начале девяностых каждый год уходило около двухсот тысяч человек. Где все эти офицеры с немалыми амбициями и запросами нашли себе применение? В частном предпринимательстве, в бизнесе.

Потом к ним присоединились действующие сотрудники силовых ведомств. С одной стороны, им поручалось присматривать за экономикой (офицеров ФСБ прикомандировали к различным компаниям и фирмам). С другой — они сами увидели чудесные перспективы негласного сотрудничества с частным бизнесом, где платят совсем другие деньги. А бизнесмены оценили достоинства офицеров в качестве надежной «крыши». Иметь дело с МВД и ФСБ оказалось значительно выгоднее, чем с криминальными группировками.

В начале 1993 года заговорили о том, что дни Бориса Ельцина как президента сочтены и он, видимо, скоро уйдет. Возникло ощущение, что он утратил власть над страной и за пределами Кремля ему больше никто не подчиняется. Политики один за другим спешили дистанцироваться от президента, чтобы впоследствии доказать избирателям свою непричастность к непопулярной экономической политике. Так же стали поступать и местные начальники, и высший слой государственной администрации.

Большинству казалось, что, когда Ельцину в ближайшем будущем придется уйти, его сменит вице-президент Руцкой. Более проницательные люди видели, что на роль первого человека в стране с бóльшим основанием претендует председатель Верховного Совета Руслан Имранович Хасбулатов.

Между правительством и Верховным Советом развернулась настоящая война. Причем депутаты во главе с Хасбулатовым исходили из того, что настоящая власть в стране — это они. Символически переход к новой системе власти произошел, а практически государственный механизм не действовал.

А ведь годом раньше никому и в голову не могло прийти, что верный Руслан, которого Борис Николаевич сделал председателем Верховного Совета, пойдет против президента. Причины размолвок между ними были самые тривиальные: один обижался, что его недооценивают, обделяют вниманием, отодвигают в сторону. Другой подозрительно косился на слишком амбициозного и самостоятельного соратника.

Свою роль сыграло и окружение Ельцина, следившее за тем, чтобы никто не приобрел слишком большого влияния на президента. Сначала все вместе методично ябедничали на Бурбулиса. Когда он уступил свои позиции, переключились на Хасбулатова.