Чернобыль перечеркнул блистательную научно-административную карьеру. Легасова назначили заместителем руководителя правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Со слезами на глазах он рассказывал, что увидел:

«Такая неготовность, такая безалаберность. Сорок первый год, да еще в худшем варианте. С тем же Брестом, с тем же мужеством, с теми же отчаянностями и с той же неготовностью…»

Валерий Легасов сделал что мог для ликвидации последствий аварии. Но чернобыльская катастрофа подорвала репутацию тех, кто занимался атомной энергетикой. Отношение к нему самому изменилось. Золотую звезду Героя Социалистического Труда ему не дали. А коллеги-академики припомнили ему излишнюю близость к власти. Он ощутил себя в вакууме в Академии наук. На одном из заседаний, во время тайного голосования, коллеги проголосовали против избрания его академиком-секретарем отделения биологии и химии АН СССР. Это был крайне болезненный сигнал. Как выразился один из коллег, «честолюбивая натура Валерия Алексеевича не выдержала, он был подорван морально и психически со стороны мутных кругов внутри института, которому отдал всего себя».

К тому же у него были большие неприятности с сыном Алексеем, которому грозила тюрьма. Сын не пошел по стопам отца. Уже после смерти отца он займется бизнесом — неудачно, его объявят в розыск… У академика началась тяжелая депрессия.

27 апреля 1988 года Валерия Алексеевича Легасова нашли в собственном кабинете повесившимся. Он покончил с собой через два года после Чернобыля. Еще через два года за ним последует недавний хозяин Украины Владимир Васильевич Щербицкий.

Партийные руководители по всей стране менялись, а Щербицкий оставался на своем месте, хотя прочно ассоциировался с брежневскими временами. В его адрес звучали обидные слова — «оплот застоя». А Щербицкий и не скрывал своего скептического отношения к перестройке. Но он сидел в Киеве так уверенно, что Михаил Сергеевич не спешил его заменить. На заседаниях политбюро ЦК компартии Украины Владимир Васильевич возмущался:

— Куда смотрит наш КГБ? Антисоветчик Черновол опять организовал на Львовщине несанкционированный митинг.

Генерал-майор Александр Иванович Нездоля вспоминал, как Горбачев прилетел во Львов. Встречать генерального секретаря пришла новая политическая сила — представители «Народного Руха Украины за перестройку» во главе с недавним политическим заключенным Вячеславом Максимовичем Черноволом. Одаренный публицист, он был трижды судим — за книгу об интеллигенции, за издание подпольного журнала «Украинский вестник» и за участие в Украинской Хельсинской группе. Вскоре Черновол станет народным депутатом Украины и займет второе место на выборах президента республики…

Когда Михаилу Сергеевичу преподносили хлеб-соль, «руховцы» громко скандировали:

— Долой Щербицкого!

Генерал Нездоля заметил, как Щербицкий напрягся, заволновался, сказал «руховцам»:

— Давайте не будем шуметь и примем гостя как положено, а я и сам скоро уйду.

Жена украинского секретаря Рада Гавриловна переживала увиденное во Львове:

— Михаил Сергеевич, энергичный, живой, в своей манере говорит. А рядом Владимир Васильевич — крупный такой, но какой-то ссутулившийся, замкнутый, даже мрачный. Ну точно тяжело раненный лев. На него больно было смотреть… Я привыкла видеть его таким сильным, мужественным, даже в старости по-своему красивым, и вдруг — какая-то потерянность, тревога, а ты не в состоянии помочь.

Наконец настал момент, когда Владимир Васильевич осознал: все, надо уходить. 6 августа 1989 года направил в ЦК компартии Украины заявление с просьбой освободить его от обязанностей первого секретаря и члена политбюро.

Бурная политическая жизнь на Украине сопровождалась все новыми разоблачениями и гневной критикой советского периода. Недавний первый секретарь был одной из главных мишеней. Депутаты требовали привлечь его к уголовной ответственности за Чернобыль.

16 февраля 1990 года в десять утра в Киеве бурно открылась сессия Верховной рады Украины. Депутаты с нетерпением ждали выступления недавнего хозяина республики. И года не прошло, как он добровольно ушел с поста члена политбюро ЦК КПСС и первого секретаря ЦК компартии Украины. Щербицкий еще оставался депутатом, союзным и республиканским, и должен был говорить об обстоятельствах чернобыльской катастрофы.

Но Владимир Васильевич не пришел. Днем «скорая помощь» доставила его в реанимацию. Об этом объявили в зале заседаний Верховной рады. В тот же день в пять вечера депутатам сообщили о его смерти. Щербицкому было семьдесят два года. Говорили, что в могилу его свело тяжелое воспаление легких. И лишь немногие знали, что хозяин Советской Украины покончил с собой. Виталий Врублевский, бывший помощник Щербицкого:

«Все, чему он служил, развалилось, оказалось фикцией, исторической ошибкой… Мысль, что ему придется публично “оправдываться” в том, чего он не делал, угнетала… Он ушел из жизни сознательно».

Не успели избрать Горбачева генеральным секретарем, как первый секретарь ЦК компартии Грузии Эдуард Шеварднадзе умело похвалил Михаила Сергеевича на первом же пленуме ЦК и решительно поддержал его линию, которая еще не была толком сформулирована. Эдуард Амвросиевич говорил о том, как весь мир откликнулся на избрание Горбачева, процитировал статью из газеты «Вашингтон пост» и добавил лукаво:

— Я знаю, что Михаил Сергеевич не любит, когда его хвалят. Но это не я, это американцы говорят…

В зале довольно засмеялись.

Никто не ждал, что Горбачев назначит его министром иностранных дел. Но Михаилу Сергеевичу был нужен не столько профессионал — их достаточно в аппарате министерства, — сколько единомышленник, союзник. Однажды они вместе отдыхали в Пицунде, говорили о происходящем в стране, и Шеварднадзе с нескрываемой горечью сказал:

— Все прогнило, все надо менять.

Во время разговора с Громыко, который уже переходил в Верховный Совет, Горбачев поинтересовался: кого он видит на посту министра иностранных дел. Громыко сразу же назвал своего первого заместителя Георгия Марковича Корниенко, считая его самым достойным, затем как бы нехотя добавил еще две кандидатуры — посла в Соединенных Штатах Анатолия Федоровича Добрынина и посла во Франции Юлия Михайловича Воронцова.

Горбачев выслушал его без интереса и спросил:

— Как вы смотрите на Шеварднадзе?

Даже выдержанный Громыко был поражен: республиканский партийный секретарь в роли министра иностранных дел? Но тут же справился с собой:

— Нет, нет, я не против. Я же понимаю, это продуманное предложение.

Горбачев объяснил, что на посту министра иностранных дел нужна крупная политическая фигура, человек, способный к переменам. Громыко не посмел возразить генеральному секретарю.

Недели за две до окончательного решения Горбачев позвонил Шеварднадзе в Тбилиси:

— У меня есть весьма серьезные намерения в отношении тебя. Два предложения. Конкретизировать пока не готов. Но оба потребуют твоего переезда в Москву.

Шеварднадзе, как полагалось, сказал, что для него главное — получить поддержку генерального секретаря в работе на нынешней должности. Ничего иного ему не нужно. В последних числах июня 1985 года Горбачев вновь позвонил ему и предложил занять пост министра иностранных дел. Эдуард Амвросиевич искренне удивился:

— Все, что угодно, мог ожидать, только не это. Я должен подумать. И вы еще должны подумать. Я не профессионал… грузин… Могут возникнуть вопросы.

Следующим утром он прибыл в Москву. В разговоре с Горбачевым выложил все доводы «против». Дипломатия — это профессия, а у него нет опыта. И главное — этот пост все же должен занимать русский человек.

— Вопрос этот решен, — ответил Горбачев. — Он согласован с секретарями Центрального комитета. Твою кандидатуру поддерживает Громыко. Что касается национальности, то да, ты — грузин, но ведь советский же человек! Нет опыта? А может, это и хорошо, что нет? Нашей внешней политике нужны свежесть взгляда, смелость, динамизм, новаторские подходы…