Подкрепившись шоколадом и несколькими глоточками спирта, все обсудив и взвесив, мы с новыми силами, на втором дыхании вновь тронулись в путь, периодически сбивая собак со следа, то углубляясь в тайгу, то вновь выходя на берег, то делая спираль, то идя напрямик, все дальше и дальше уходя от погони. А в том, что она началась, сомнений у нас не возникало.

Человек, которого преследуют, наделен безошибочным нюхом. Шли третьи сутки нашего побега. Уходя от погони все дальше и дальше, мы черпали силы в своей смертельной тревоге и все шли и шли, молча, тяжело дыша, с бездумным взглядом, страшные в своем гневе. Только ночь смогла остановить наш исступленный бег. На этот раз мы действительно выбились из сил. Всего несколько часов темноты, но нам поневоле пришлось остановиться, ибо слишком много неумолимых опасностей подстерегает беглецов в тайге.

Пока еще не стемнело, мы выбрали большое дерево с толстыми сучьями; взобравшись на него, пристегнули себя к толстым стволам двумя ремнями каждый и мгновенно уснули свинцовым сном, какой всегда наступает после изнурительных усилий и душевных потрясений и почти всегда сопровождается мрачными кошмарами.

Я очнулся от дремоты, граничащей с кошмаром, и увидел прямо под деревом огромного волка-одиночку. Он сидел в каких-нибудь пяти метрах от дерева, на котором мы отдыхали, и тоскливо поглядывал на нас. Вид у него был совсем не свирепый. Бесцветные и холодные, как агаты, глаза волка светились безумной тоской, но я знал, что тоска эта порождена страшным голодом. Мы были пищей, и вид этой пищи возбуждал хищника. Пасть его была разинута, слюна капала на траву, и он облизывался, предвкушая поживу. Пока я успел все это приметить, каким-то странным образом и Артур пробудился ото сна. Как будто моя тревога телепатически передалась ему во сне.

Мы обменялись взглядами и стали искать выход, молча, не тратя зря сил на разговоры. Одно лишь было очевидным: с волком предстояло сразиться. Страха у нас не было, это точно, зато была лютая злость. Случай нередко нагромождает больше трагедий, чем мог бы создать их Шекспир. Мы прекрасно понимали, что нам надо спешить, иначе мы рискуем попасть в лапы по крайней мере своры «двуногих волков». Здесь, в предстоящей схватке с лютым зверем, мы были уверены в ее исходе, там же мы даже не могли надеяться на мало-мальский успех.

Артур срезал толстый сук в виде копья и стал обстругивать и подтачивать его конец. Я же, решив проверить, насколько все же волк агрессивен, сломал толстый сук и бросил его в зверя. Серый огрызнулся, оскалив клыки до самых десен, тоска в его глазах сменилась такой кровожадной злобой, что я вздрогнул. Последние сомнения исчезли: он ждал нас, чтобы либо умереть, либо жить, насытившись нами. Что ж, логика его была проста и понятна, самое главное — она была открытой и честной, в отличие от человеческой логики: коварной и жадной. Ибо, в отличие от человека, дикий зверь убивает, лишь только когда он голоден или защищая потомство. К тому времени, пока я выяснял окончательные намерения нашего серого собрата и врага, Артур заточил копье, и хоть оно и было деревянным, но имело внушительный вид и, безусловно, могло быть грозным оружием против любого зверя. А потому мы и решили после нескольких минут обсуждения: Артур прыгает с копьем и ножом впереди волка, а я — сзади, но прыгать нужно было одновременно. На счет «три» мы ринулись вниз. Но волк тоже был не промах. Мгновенно оценив, где можно быстрее добиться желаемого, он бросился на меня, ударив передними лапами в грудь, и успел, вцепившись зубами в правую часть лица, вырвать клок мяса. Но и я за это время всадил нож ему в брюхо по самую рукоятку. Артур, замахнувшись копьем, стоял на изготовку, боясь меня задеть, но когда волк падал с куском мяса в зубах, воткнул в него копье с невероятной силой и, казалось, пригвоздил к земле. Серый лежал без движения, я же присел на корточки и, сорвав кусок травы, приложил его к лицу, которое было залито кровью, а чуть ниже левого глаза зияла рваная рана.

Правая сторона груди тоже была порвана лапой зверя, но несильно. Кое-где свисали куски кожи, да и только.

Артур в следующее мгновение кинулся ко мне и на секунду оставил позади себя волка, думая, что тот мертв. Умирающий, но не мертвый, собрав, видно, весь остаток своих сил, зверь бросился в последний свой бросок и вырвал кусок мяса на ноге Артура. Я успел всадить еще раз в брюхо волка нож, испачканный его же кровью, но мне кажется, я всадил его уже в труп.

На этот раз волк был мертв, но какой ценой далась нам эта победа? Я на какое-то время забыл о себе, бросившись к Артуру, пытаясь как-то приспособить оторванный кусок мяса на ноге, откуда фонтаном била кровь. Трудно вспомнить сейчас, сколько времени ушло у нас на то, чтобы оказать друг другу помощь. Скобами, которые мы предусмотрительно захватили с собой, были схвачены в нескольких местах моя щека и нога Артура, а на раны наложен лейкопластырь.

Все бы еще ничего, если бы не нога друга. Совершенно ясно, что идти уже, как прежде, он не сможет. Нелегко себе представить, как может не просто идти, а уходить от погони в тайге человек, у которого вырвана икра на ноге. Я был в отчаянии, но виду, конечно, не подавал.

Ни один игрок, поставивший на карту все свое состояние, не испытывал, наверно, такого волнения, как мы с Артуром в пароксизме исступленных надежд. Все действия, которые нам было необходимо провести, мы проделывали без единого слова. Казалось, скажи что-нибудь один из нас — и вся злость и обида вырвутся наружу. Проявление подобных эмоций всегда ведет к неминуемой гибели, мы это хорошо знали, а в нашем положении это было очевидным. Поэтому по возможности спокойно, оказав друг другу посильную медицинскую помощь, мы, выкопав яму, сбросили туда волка, аккуратно засыпали землей и утрамбовали ее, а сверху посыпали травой и сухими ветками. Вокруг этой странной могилы нашего собрата по жизни и врага по обстоятельствам я накидал кусочки клея с елейником.

Позже мы узнали, что невыносимый запах, вонючий и гнилой, который отбивает нюх у любой собаки, не помог. Запах мертвого волка оказался сильнее, и они нашли его. Такова природа, и обмануть ее крайне сложно даже изредка. Стоит на мгновение заглянуть в глаза смерти, чтобы ощутить вкус к жизни.

Я сломал подходящую ветку, и Артур сделал из нее костыль, у него это неплохо получилось. Отдохнув еще немного и обсудив дальнейший план действий, мы вновь тронулись в путь. Теперь о стремительном продвижении вперед не могло быть и речи. Мы прекрасно понимали, что оказаться раньше погони за заслоном, который неминуемо нам должны будут приготовить где-то по дороге на Котлас, мы уже не могли. Единственным правильным выходом из создавшегося положения, решили мы, будет углубиться в тайгу и выждать время — в расчете на то, что погоня решит: мы каким-то образом успели все же проскочить раньше их — и будет искать нас совсем в другом месте.

За это время мы бы могли залечить свои раны, отдохнуть немного, ну а еды летом в тайге всегда хватает. Но увы! Как ни печально, но мы просчитались.

А существует ли вообще человек, способный правильно оценить обстоятельства, в которых находится? Вычисление, которое мы проделываем в своей голове, и то, которое сделано свыше, — это два разных вычисления. Руководим ли мы судьбой или она руководит нами? Сколько хорошо обдуманных планов провалилось и сколько еще провалится! Сколько бессмысленных планов осуществилось и сколько их осуществится еще! Главной причиной нашего фиаско в будущем была могила волка, и не менее важной то, что начальником первого отдела управления был полковник Куприянов, в прошлом кадровый разведчик, фронтовик, бог весть как попавший, на наше горе, в систему ГУЛАГа.

Когда после трех суток побега, что бывает крайне редко, ему доложили — беглецы не пойманы, он удивился, ну а когда он узнал от поводырей-следопытов о мудреных «крестах» и «кругах», «спиралях» и всякого рода других отвлекающих маневрах, призадумался. Как было не знать ему, кадровому разведчику, о методах Абвера? Но, судя по нашим личным делам, мы не могли иметь ничего общего ни с немецкой разведкой, ни с ее методами, и все же чутье подсказывало опытному чекисту: что-то тут не то… И на нашу погибель, он решил сам возглавить поиски. Через сутки после принятия решения и бесплодных поисков полковник решил подключить к поиску комяков-следопытов, уже будучи уверенным в том, что его людям не под силу эта задача. Комяк — охотник, следопыт — и индеец в прериях или джунглях — это родные братья, на земле для них нет секретов, поэтому они и нашли могилу убитого нами волка. Куприянов слишком хорошо это знал, и после такой находки и прозвучал приказ: брать только живыми, ибо он понял и кое-что другое. Мы были ему интересны, в общем, он был заинтригован, но об этом мы узнали позже, и у нас было время оценить друг друга по достоинству, но об этом впереди.