Однако одолели и это. Вечером Маритха уже с высоты озирала путь, пройдённый с утра.

— Какая же ты никудышная? — вдруг бросил Тангар, нарезая мясо тонкими полосками. — Слабая, это да. И глупая… временами. А для женщины, да ещё из Предгорья, ты ничего… Другая б уже давно остатки ума потеряла от здешних радостей.

— А я и потеряла… почти, — пробормотала Маритха, старательно жуя, в то время как сердце забарабанило вдвое быстрее.

Он помнит её утренние слова! Да ещё утешает! Как умеет, старается.

— У нас слабых нету от рождения, — добавил хранитель. — Первое же Время Холодов всех слабых забирает. Чтобы зря сил не тратить.

Понятно. Некому тут про слабых думать, про убогих. Только Великий о них и печётся, больше никто не хочет.

— Я бы тут в первые же холода… — силком подпустила она смешок.

Тангар серьёзно поглядел на неё. Сегодня луна яркая, и навеса сверху нет почти, на открытой площадке её спутника видно неплохо, даже лицо разобрать можно.

— Вот потому ты там и родилась. В Предгорье. Потом уж сюда добралась.

Маритха опять попыталась усмехнуться, хотя ни лицо, ни голос её не слушались.

— Есть у меня надежда, что как добралась, так и выберусь, — неожиданно резко прозвучали её слова. — Мне тут не жить.

Кажется, он всматривался куда-то, наклонившись в её сторону. Потом холодно бросил:

— Твоя воля.

Набил рот вялениной, словно насильно закрыть его хотел. Девушка тоже подавленно молчала, удивлённая его внезапной жёсткостью после таких странных, можно даже сказать, сердечных слов. А ведь она как раз хотела за заботу благодарить… Теперь уже не к месту, получается. Чего он на неё обозлился? Сердится, что Маритха горы его распрекрасные невзлюбила?

Ей не хотелось, чтобы разговор оборвался так плохо, не по-людски. Потому девушка вновь попыталась нащупать ниточку между ними:

— А помнишь того зверя, что день назад нам встретился? Нахурха… так его, кажется…

— Нарутха. Если он это.

— Ты же сам сказал…

— Ничего я не сказал. Я его не видал.

— Ты что же, мне не веришь? Как бы я такое выдумала, если этих нарутхов и знать не знаю?

— Это я и сам соображаю, — нехотя протянул Тангар.

— Значит, не вру я, и не показалось мне!

— Стало быть, не показалось, — с усилием согласился он.

— А чего ты такой? Он совсем не страшный оказался, только с виду странный. А так…

— А так, — хмыкнул её спутник, — в следующий раз гляди на него поменьше. И ещё… насчёт того, чтобы нарутхи на людей нападали, я сам не видывал… разное про них слыхал, однако не игольником они промышляют. И не ползучкою или другой какой травою — стало быть, тварями живыми, что помельче их будут.

— А чего «гляди поменьше»? Сам же говоришь, не слыхал, чтобы на человека нападали. А сам их видал?

— Видал. Раза два. Говорят, их ближе к Истокам много попадается. Но я… — он замялся, — мне туда только раз ходить довелось. И не дальше Арбасы.

Такой мрачностью повеяло от его слов, что Маритхе расхотелось дальше спрашивать. А ведь интересно, что там, у таинственных Истоков. Неужто все те же скалы?

— Мой тебе совет: на всяких тварей… что тут примерещатся, гляди поменьше, — повторил хранитель своё прежнее наставление. — Чтобы потом не жалеть.

— А что жалеть-то? — осторожно подала голос Маритха.

Ей сделалось и неуютно, и любопытно.

— Тут разных тварей полно… — неопределённо протянул он после недолгого молчания. — И мало что про них ведомо. Вот и говорю: чтобы потом не жалеть.

— Хотел бы меня сожрать — так время было, — заметила девушка. — А он другой совеем… А глаза какие! Человечьи! Нет, конечно, не человечьи… но тоже не звериные, Говорю тебе: он точно на меня глядел, да ещё как… Мне тогда показалось, я что-то вспомнить не могу, знакомое-знакомое. Вот ещё чуть-чуть — и отыщется… А тут ты как раз и раскричался!

— И хорошо, что раскричался. А то «ещё чуть-чуть», — повторил он её слова, — и возись потом с тобою.

Маритхе стало совсем неуютно, даже страшно.

— Ты все помалкиваешь, того не говоришь, этого недоговариваешь… А меня уже дрожь пробивает.

— Это хорошо, пускай пробивает. Меньше со всякими тварями переглядываться будешь.

— Тангар!

Теперь она разозлилась не на шутку. Хоть он за ней и ходит, как за малым ребёнком, хранитель — не Сын Тархи, чтобы без повода глумиться. Не тот у него пошиб, не та сила взята над нею.

— Если есть что сказать, то прямо говори, а не стращай понапрасну! Или тебе в удовольствие над глупой женщиной издеваться? Нравится, когда у меня живот от страха сводит? Тогда, считай, уже повеселился! Мне и так несладко! И дорога мне эта не нужна. Не нужен мне ни Иган, ни Великий Раванга, ни золото — ничего! Покоя хочу, только покоя! Так нет же, не отпускают, тянут в разные стороны, стращают — живого места нет!

Отдышалась после гневной речи. Молчит хранитель, не проняло его, решила Маритха, однако он ответил, хоть и не сразу:

— Это как выходит? Даже Иган уж больше не нужен? Такую дорогу одолела, а тут вдруг упала? Зачем тогда в запретные земли потащилась?

— Ничего не вдруг, — отрезала Маритха, хоть можно было и вовсе промолчать — какое ему дело! — Да и какое твоё дело? Ну, одолела дорогу… ну, потащилась… кому какое дело? Главное, что вовремя сообразила — моя глупость, зря из Ашанкара убежала. Не нужен мне Иган, давно уже не нужен, и я ему точно так же. А дороги не воротишь, и золота не вернёшь… Что, неправда? И дома отцовского мне не видать…

Вот как он, значит, про неё… А она-то себе вообразила, что хранитель не просто так о ней печётся! Что заботится, жалеет… что сердце у него не от усталости стучит так неровно… Размечталась.

Вот и молчать бы теперь. Гордо. Холодно. Однако Маритха продолжает что-то сбивчиво твердить, словно оправдаться хочет. А за что? За Игана, что ли?

— А в запретные земли я не из-за Игана совсем… Великий повелел. Сказал, что поможет, если пойду, куда скажет! Вот я и пошла, на свою беду.

— Поможет? Так ты что же, не просила наречённого вернуть? Тогда чем он тебе поможет?

Девушка сообразила, что в запале наговорила лишнего.

— Не могу я тебе сказать! — почти взмолилась она. — Нет, не подумай!.. Я тебе верю! Даже Раванге меньше верю, чем тебе! Но сказать не могу, а то худо будет. Большая у меня беда… Не беда даже, а целое проклятие. Не могу сказать, Бессмертные! — Она сникла. — Да я и… сама хорошенько не знаю, что да как. Только от меня одни несчастья. И ты… не так уж виноват там, в Табале, оказался. Это как бы… ну, понимаешь… и без тебя ничем хорошим бы не обернулось… для Маритхи. Для меня, то есть.

Хранитель наклонился вперёд, неуклюже потрепал её по плечу, сквозь толстый верхний арчах даже не почувствовалось.

— Да не тревожься ты. Не в обиде я. И не расспрашиваю вовсе. Я про дела Великого все понимаю. Это… к слову пришлось. Удивился, когда ты про Игана своего так сказала. Стало быть, уже не нужен… — задумчиво, без всякой издёвки, повторил он. — Отказалась, а ведь уж столько прошла. Столько трудов положено! Я и не удержался… Прости, раз обида от моих слов почудилась.

Теперь промолчала Маритха. Опять она зря на него… Тангар не дождался ответа и, верно, подумал, что девушка злится.

— Я и не думал над тобой смеяться, — зачем-то уговаривал он. — Больше уж над Иганом твоим. Не знаю, что промеж вас там вышло, а до самых запретных земель ни одна женщина бы не потащилась. Подождала бы, сколько там положено, и все. Значит, нужен был, коль пошла. Это на равнине вашей плохо видно… а тут такое дорогого стоит. Даже зависть берет, — пробормотал он. — Вот я над ним и того… дурак он.

— Он не дурак, — сказала Маритха.

Неосторожные слова хранителя приятно щекотали внутри, перекатывались тёплыми волнами, отдавались частым стуком сердца. Есть и в горах свои радости.

— Он совсем не дурак, — неожиданно прорвалась её рана, старательно укрытая от сторонних глаз. — Наше семейство Ведатель проклял во время сговора. Вот Иган и сбежал. Это я глупая была. Мысли дурные от себя гнала, верила, что не от меня сбежал, а за золотом подался. А что до самой Табалы добралась — так это не от верности большой, а от отчаяния. Мне без мужа в Ашанкаре некуда податься было, негде голову склонить. Из родичей сестра одна осталась, а та… — Она вздохнула, махнула рукой. — Мне найти его нужно было. Вот и нашла… почти…