— Да я не сплю, — оторвала я голову от оконного косяка.
— А что ж тогда?
— Ду-умаю.
— О чем?
— О нашей бабьей доле.
— О-о. Значит, о мужиках, — хмуро изрекла Марит, приткнувшись рядом. Я взглянула на нее: глаза и нос припухли, а черные кудряшки на лбу — мокрые после умыванья… подружка по «бабьей доле»:
— Он ее не любит. Если тебе от этого станет легче.
— Я знаю. Только, от этого — не легче, а наоборот. Ведь, если б, по любви, я бы поняла, а так — чистое скотство.
— Угу. Тем более, в конюшне, — качнувшись к девушке, заправила я самый длинный ее выбившийся завиток, и обхватила за плечи руками, — Марит, ты не плачь по нему больше.
— Не бу-уду, — шмыгнула она носом мне в плечо.
— Угу… Иногда случается, что любовь — только лишь иллюзия. И ты эту иллюзию обязательно распознаешь, но, может быть уже слишком поздно. Так что, считай — тебе повезло.
— Ага. Мне повезло… А вот ему… — и, вдруг, выразительно туда же фыркнула. — Хобячий жеребец.
— Ну, во-первых, не «хобячий», а «хобий», — в ответ несдержанно хихикнула я. — А во-вторых, не такой уж он и «жеребец» — лишь на элитного петуха тянет. Так что, и здесь тебе тоже…
— Монна Зоя?!
— А что? Я не виновата — они меня врасплох застали. Пришлось все действо на стене торчать. Благо, минуты три всего.
— Три минуты?! — отстранившись, выкатила Марит глаза. — И он меня из-за этих хо-бьих трех минут полгода к «полноценной страсти» склонял?!
— Видимо… да, — скривившись, кивнула я. — Страсть… полноценная, — и через мгновенье, вместе с Марит, прыснула со смеху.
— О-ох, монна Зоя, — по новой вытерев глаза, обняла она меня уже сама. — Какие же мы бываем ду-уры… Это, ничего, что я вас…
— Нет. И вообще, забудь про свою здесь должность. Ты теперь — моя первая в жизни подружка. Представляешь? — и сама себе удивилась. Однако Марит отнеслась к новой своей «должности» нежданно всерьез:
— Так, подружки должны друг другу всегда…
— Сочувствовать?
— Ну, это — само собой. А я…
— Что?
— А я, знаете, что придумала?.. Я вам сбежать отсюда помогу.
— Прачечную покажешь?
— Неа. Лучше — сама все устрою.
— Марит, тебе же нельзя? Тебя потом…
— А я с вами махну. И… — и подхватив меня за руку, потянула к кровати. — Дело серьезное и требует тайны.
— А-э…
— Меня сейчас послушайте, — замерла, усевшись, будто решаясь. — Я ведь в последнее время, лишь из-за него здесь была, из-за Никипа. Чтобы с ним каждый день встречаться. А так, здешняя жизнь — совсем не по мне. Глядеть с утра до вечера на этих Роз. Одни — хохочут беспрестанно. Другие — капризничают, а свободными ночами плачут. И те и другие. Или пьют. Так что, теперь все решилось в моей судьбе. Меня Тито давно отсюда зовет в город рядом. Там и работа есть и жизнь куда благонравнее.
— Это тот, «надежный»? — дернулась я на знакомое имя.
— Ага. Хороший парень. Он тут… ну, тоже, будто из-за любви.
— Но, к тебе?
— Говорит, что, да. Однако я теперь буду гораздо прозорливее и в обиду себя не дам, — поджала Марит губки. — Ой, монна Зоя, о чем я?
— Даже представить пока не решусь, — заерзала я на кровати.
— А-а, о вашем побеге. Я все устрою. У нас и жалованье, как раз, только вчера было, — скосившись в сторону, уточнила она. — Так что… Монна Зоя, а с письмом то как? Писать его будете?
— Буду, Марит. И… только ты не сильно громко удивляйся… Адресатом в нем — тот же самый, нужный твоей хозяйке, капитан.
— Святая Мадонна!
— Марит, я же просила?
— Монна Зоя, а как же так?
— А вот так, — вздохнув, сцепила я на коленях руки. — Но, это — еще не все. Помнишь, ты мне рассказывала про побег Соттолы?.. Ее помощником он как раз и был. И Монна Фелиса теперь…
— Святые небеса! Матерь…
— Марит. Что же ты так орешь то?
— Я больше не буду, — даже втянула она шею. — Так, а он, этот капитан, он…
— Угу. Мой любимый мужчина. И это на его корабле, «Летунье», меня сначала шандарахнули крюком по лбу, а потом скинули за борт. Я в этом уверена, потому что последним, перед тем, как потерять сознание, видела именно доски палубы. Мокрые, — уточнила зачем-то.
— Хобий водоворот!
— Мари-ит.
— Ой!.. Монна Зоя, вот это у вас «история». Так вы тогда к нему и должны бежать.
— А вот это… сложно. Дело в том, что, мой ребенок может быть и не от него, а совсем от другого человека. А еще… Еще, мой капитан — из клана бенанданти. Марит, молчи!
— А-а… о-о… Молчу-у, — надув щеки, громко выдохнула она…
Ни в коем случае не верь ни единому слову — так надо написать. И один, нет, три восклицательных знака. Потом… Письмо от этой дамы — обман и, даже если… Если, «что»?.. Поверишь ему, меня там уже не будет. Я буду… И где?.. А хоб его…
— Ну, так я жду, русалка!.. Ты меня слышишь?! — чтоб тебя черти взяли!
Так о чем это я?.. Я буду… очень оттуда далеко. Угу, знать бы еще, самой… направление… Так что, ты лишь зря подвергнешь свою жизнь…
— Русалка! Ты там, часом, не испарилась в пену морскую?.. Сигай опять в окно — я словлю! Со мной гулять можно! — да сто акул в задницу тебе в попутчицы. И когда он «иссякнет»?
Так, на чем я… Угу… Зря будешь рисковать своей жизнью. И вообще, я бы на твоем месте, сначала узнала, кто из команды «Летуньи» способен на преднамеренное убийство… Вот пусть он сам над этим и думает. Потому что мне, даже представить такое…
— И не уныло тебе там одной?!
Да я даже вообразить не могу, кто это мог…
— Давай ко мне! Я женщин не луплю! — ты их «красноречием» пытаешь. — Я их, наоборот…
— Да как же ты мне надоел то! — сузив глаза, подскочила я к подоконнику и перегнулась в распахнутое окно. — Угу-у, — круглолицый охранник, закинув сцепленные руки за голову, качнулся на своем раскладном стульчике:
— О! Здорово! Ну, так…
— Добрый день, мессир Леон! Новый пост проверяете?!
— Мать твою, — хлобысь!
— А-ха-ха-ха-ха!
Ближайшая розовая клумба в ответ плотоядно заколыхалась.
— О-ой! Ай!.. Да бесово… — парень, выбравшись из шипов, еще с колен огляделся. — А где ж он?
— Свернул, вероятно.
— Ну, ты ж…
— Пошел вон! — и захлопнула оконные створки. Потом еще и шторы задернула. — Да, Зоя, ты уж и ржешь во весь рот, как Сусанна. Точно, пора отсюда… Так на чем я…
— Ой, а чего это темень то у вас такая, монна Зоя? — сначала разнос, потом девушка плавно вплыли в приоткрытую дверь. Я им обрадовалась, как родным:
— Уф, Марит, садись — есть будем и рассказывать. То есть, ешь и рассказывай давай, — и первой хлопнулась за стол. — А окно я от охранника завешала. Он своей скукой мою разгонял.
— А-а, — многознающе протянула та. — Меры. Как и грозились.
— А эти «меры» нам…
— Все нормально. Сегодня ночью дадим отсюда дёру. Надуем паруса. Или, как там моряки…
— Уже… сегодня? — встал у меня поперек горла банан.
— Ну да, — авторитетно насупилась Марит. — По спине постучать?
— Не надо. А-а…
— Я предупрежу. А вы письмо то свое… — и скосилась на так и не тронутый бумажный клочок.
— Нет, — глядя туда же, вздохнула я. — Марит, а он, твой Тито, на словах сможет?
— Ну, так… конечно. А что передать?
— Что передать?.. «Это — западня. Пустая западня. И пусть…больше меня не ищет». Вот и всё.
— Святая Мадонна, — осела на стуле девушка. — Монна Зоя, да как же так?
— Так, Марит. Я решила… — запершило, вдруг, в горле. — Я… решила, что ребенок — главнее любимого и всей моей прежней жизни. А вот когда он родится, тогда и поглядим.
— И в какую сторону?
— Что?.. О-ох… где-то у меня тут… погоди… — и подорвалась к заправленной кровати, откинула прочь подушку и сгребла к себе белую мужскую рубаху. — Вот.
— Что, «вот»? — выдохнула за моей спиной Марит.
— Это — чтобы придать словам вес, — трес-сь… самая нижняя костяная пуговка осталась в моей зажатой ладошке. — Пусть ему отдаст.
