Он объяснил, что они будут добиваться развода решением парламента, а это чрезвычайно долгий публичный процесс. Если он не сумеет добиться развода для Софи, то самое лучшее, что предусматривает закон в подобных случаях, – это раздельное существование супругов. В этом случае она не сможет снова выйти замуж, пока будет жив Стэнвуд. Софи кивнула, сжала его руку и заверила, что готова рискнуть всем, лишь бы освободиться от сэра Уильяма Стэнвуда.

Джулиан не сказал ей, что во Франции Луи будет защищать ее, если Стэнвуд решится мстить. И он не сказал, что надеется на то, что скандал не достигнет Франции или не коснется ее так остро, как в Англии. Юджиния не собиралась никому говорить в Париже, что ее младшая сестра была замужем. Луи, конечно, был не столь уверен, что скандала удастся избежать, но Джулиан знал, что он будет защищать репутацию Софи так, словно она его родная сестра.

Софи легко приняла решение. Джулиан поцеловал ее в лоб и несколько долгих минут крепко прижимал к себе, а затем простился на несколько дней.

Мысли и чувства его были в беспорядке, когда он в полном изнеможении вернулся в Кеттеринг-Хаус и передал шляпу Тинли.

– Он снова тут, – сказал старик.

– Кто? – спросил Джулиан.

– Не могу припомнить его имя. Муж леди Софи. Отлично! Сейчас он покончит с этим раз и навсегда. Стэнвуд сидел в золотой гостиной, жеманно попивая бренди. Мало того, что он угощался лучшим напитком, имевшимся в доме Джулиана, он еще был одет в новый костюм, купленный на деньги Кеттерингов! Ухмылка тронула губы Стэнвуда, когда Джулиан вошел в гостиную.

– Ну, Кеттеринг? Вы наконец одумались?

Боже милостивый, как же ему хотелось вытрясти из Стэнвуда душу!

– Да, одумался, – сказал он, спокойно подошел к Стэнвуду и отобрал у него бокал с бренди, отчего тот хмыкнул с издевкой:

– На вашем месте я не стал бы торопиться оскорблять меня, милорд. Закон на моей стороне, и вам это прекрасно известно.

– Правда? – спросил Джулиан, выплеснув бренди в огонь.

– Конечно. Брак вполне законный, нравится вам это или нет. Она моя, и вы ничего не можете с этим поделать. Но поскольку я щедрый человек, то, так и быть, не стану обращать внимание на вашу неучтивость. Конечно, за небольшое вознаграждение. Я не стану предъявлять претензии в суде и даже разрешу девчонке время от времени навещать вас.

Проклятый мерзавец! Сдерживаясь изо всех сил, Джулиан сжал кулаки.

– Советую вам помолчать, Стэнвуд, чтобы я не оторвал вам голову вместе с языком. Суть в том, что от имени Софи я намерен подать петицию о разводе.

Мерзавец отреагировал взрывом смеха:

– Что вы собираетесь? О нет, вы только послушайте! У вас на это нет никаких оснований, Кеттеринг, а если даже есть, вы не решитесь из-за скандала.

– Еще как решусь, – угрожающе произнес Джулиан. Стэнвуд смотрел на него с таким изумлением, словно Джулиан только что высказал угрозу самому королю.

– Но... но у вас нет никаких оснований! – нервно воскликнул он.

Теперь настала очередь Джулиана поиздеваться.

– Я подам петицию о разводе. Вы знаете, что это означает, Стэнвуд? В ней будут перечислены случаи крайней жестокости. И прежде чем вы станете возражать, заявляю: у меня есть масса свидетелей, видевших множество синяков на теле Софи.

Стэнвуд побледнел.

– Она упала! – сорвался он на крик. – И потом, ваши угрозы дадут вам только раздельное проживание, но не развод.

– Да, это так, – сказал Джулиан, задумчиво кивнув. – Но затем я подам просьбу в парламент о расторжении брака на основании вашего распутства, поскольку я уверен, что рано или поздно вы все-таки окажетесь в постели со шлюхой... – Он помолчал, бросив на Стэнвуда взгляд, полный презрения. – Если уже там не побывали.

Стэнвуд побелел, подтверждая тем самым слова Джулиана, и усмешка Джулиана сменилась презрительной гримасой.

– А я тем временем буду следить за каждым вашим шагом, каждую минуту, Стэнвуд. Мои глаза будут повсюду, можете не сомневаться. Когда вы вздохнете, я буду знать об этом. Я буду знать, что вы едите. Я даже буду знать, когда вы сидите на ночном горшке. И если вы хотя бы на минуту подумаете, что сможете пренебречь мною, то я обрушу на вашу голову всю силу своего имени. Ни один банк, ни один уважающий себя человек не одолжит вам денег. Никто не возьмет вас на работу. Никто не даст вам жилья и не станет одевать вас. Вам некуда будет пойти, Стэнвуд. Вы меня хорошо поняли?

Подбородок мерзавца задрожал от ярости.

– Ничего у вас не получится! – взревел он. – У вас нет такой власти!

Насмешливо хмыкнув, Джулиан сложил руки на груди:

– А вы испытайте меня.

Дыхание Стэнвуда вдруг стало тяжелым и прерывистым.

– Вы не можете этого сделать, – сказал он. – Вы и ваши сестры не перенесете скандала, который я устрою! Я буду бороться с вами, закон на моей стороне! О да, я буду бороться, если, конечно, захочу ее вернуть. А может, она мне больше не нужна! Может, она мне до смерти надоела! Что тогда? А?

Джулиан пожал плечами, скрывая кипевшую в нем ярость.

– Тогда можете проваливать туда, откуда явились. Стэнвуда передернуло.

– Не угрожайте мне, Кеттеринг. Закон отдал ее и все, что ей принадлежит, мне! – заорал он и направился к двери.

– Ну что ж, – непринужденно сказал Джулиан. – Только помните: я буду следить за вами. Смотрите не сделайте ничего, что могло бы повредить вашей репутации, – сказал он, мрачно хмыкнув. – Но я могу предложить вам один вариант, если желаете.

Стэнвуд остановился у порога.

– Какой вариант?

– Пятьдесят тысяч фунтов в обмен на отказ от претензий на деньги Софи и отказ оспаривать обвинение в измене.

Стэнвуд вскипел:

– Это нелепо!

– Выбирайте, Стэнвуд. Пятьдесят тысяч фунтов или долгая тяжба в суде. Если уверены, что выиграете, можем встретиться на трибуне палаты лордов.

– А что, если я соглашусь? Когда я смогу получить пятьдесят тысяч?

Джулиан понял, что выиграл первый этап битвы.

Следующие два дня стали для Джулиана сущим адом. Его терзали знакомые ему чувства беспомощности и печали, хотя переживания утратили свою остроту. Софи, слава Богу, жива, правда, уезжает на неопределенный срок. Возможно, навсегда.

Но для Джулиана это было равносильно ее смерти, и он очень страдал. Он был в отчаянии от того, что она потеряла невинность и впереди у нее полная неопределенность. Он занимался десятком неприятных дел – от обсуждения брака Софи во всех подробностях со своими поверенными до наблюдения за упаковкой ее багажа. Ему также пришлось успокаивать сестер, опасавшихся, что возможный скандал бросит тень и на их детей.

Он не позволял себе думать ни о чем, кроме сиюминутных дел, и, уж конечно, гнал прочь мысли о том, что мог избавить Софи от побоев Стэнвуда, и мучился угрызениями совести.

И разумеется, он не позволял себе думать о необычном домике на Аппер-Морленд-стрит.

Но он никак не мог выбросить из головы Клодию, хотя и пытался, и это приводило его в отчаяние. Он не вправе думать о ней, это погубит его. Прежде всего надо позаботиться о Софи и остальных сестрах.

Однажды холодным утром, когда Юджиния и Луи потеплее одели дочерей и ждали на причале Святой Екатерины, Джулиан привез Софи с Аппер-Морленд-стрит. После продолжительного прощания со всеми жившими там женщинами, включая слезное расставание со Стеллой, решившей остаться в маленьком доме, и Джанет, будущее которой вообще было беспросветным, Софи села в карету со спокойствием, поразившим Джулиана. Ее уверенность в себе еще больше окрепла за те несколько дней, что он не видел ее. Она ободряюще улыбнулась Джулиану, сказав, что с нетерпением ожидает путешествия.

Когда карета тронулась, Софи спросила:

– А где Клодия? Я бы хотела поблагодарить ее перед отъездом.

Джулиан оторвал взгляд от окна.

– Клодия переехала к отцу.

Улыбка исчезла с лица Софи, на нем отразилось удивление.