Остатки спокойствия покинули его. Он словно окаменел и с трудом заставил себя повернуться и посмотреть на нее. Краска отлила от ее лица, в глазах блестели слезы. Черт возьми, это правда. Страшный кошмар стал реальностью.

– Синяки, – хрипло прошептал он.

Она горячо закивала, вытирая ладонями слезы:

– Все тело у нее в синяках. Она сказала… сказала, что он бил ее там, где не будет заметно.

Господи, почему земля не разверзнется и не поглотит его? Почему он должен терпеть эти невыносимые муки?

– Почему ты мне не сказала? – хрипло спросил он, и когда Клодия не ответила, ярость вновь вспыхнула в нем.

– Потому что боялась, – проговорила она. – Боялась, что ты заставишь Софи вернуться к нему, а этого я бы не вынесла! И мы так торопились...

– Как же, должно быть, ты презираешь меня, Клодия! Неужели я настолько бессердечен, что оставил бы сестру в руках этого чудовища?

– Я только хотела помочь Софи...

– Ты хотела унизить меня! – рявкнул он. – Если, бы у тебя была хоть толика разума, ты бы сказала мне! Я бы помог ей. Господи, она же моя сестра! Но нет, ты предпочла показать всему миру мое бессилие!

Клодия смотрела на него разинув рот.

– Я тебя правильно поняла? Ты зол, потому что задета твоя мужская гордость? – с недоумением спросила она.

– Благодаря вам, мадам, у меня не осталось гордости. Вы лишили меня даже этого. Ты выиграла, Клодия. Ты взяла меня измором, физически и морально!

– Я взяла тебя измором? Нужно ли напомнить вам, сэр, что это вы соблазнили меня? Ваша похоть! Только поэтому мы сейчас и оказались здесь.

– Да вы, собственно, не особенно сопротивлялись, леди, – ответил он, отмахиваясь от правды в ее словах.

Она возмущенно ахнула:

– Да, да, я сама этого хотела! Я выпила слишком много шампанского, а ты... О, пожалуйста, только не напоминай мне, как я всю жизнь заблуждалась в том, что касалось тебя!

Гнев яростно клокотал в его груди, отдаваясь в горле, в висках, и Джулиан с угрожающим видом шагнул к ней:

– Только не говори мне о заблуждениях! Мне следовало прислушаться к голосу разума и оставить тебя в покое с твоим высокомерием! Но твой отец умолял спасти твою репутацию! Знай я, что из-за тебя жизнь моя будет загублена, я не внял бы его мольбам!

– Если бы ты хоть раз выслушал Софи вместо того, чтобы упиваться своей правотой и непогрешимостью, этого бы никогда не случилось!

Ах, значит, это он во всем виноват?

– Да если бы я прислушивался к разуму, а не к своей чертовой плоти, не было нашего с тобой брака, уверяю тебя.

Это больно задело Клодию. Она даже отшатнулась, словно ее ударили.

– Ты неисправим, да? Главное для тебя – желание, и тебе все равно, с кем ты его удовлетворяешь, лишь бы тело было теплое. – Истерический смех заклокотал в ее горле. – Господи, я же поверила, когда ты сказал, что любишь меня! Но это была всего лишь еще одна ложь, да? Еще одна ложь, чтобы заманить меня в постель. Ты мне омерзителен!

– Эта ложь была не страшнее твоей, Клодия. Я тоже хотел поверить тебе, но, похоже, мы были обречены с самого начала. Что же, можешь больше не тревожиться – я скорее предпочту отправиться в долговую тюрьму, чем пожелаю тебя в моей постели. Единственное, что мне от тебя нужно, – это узнать, где моя сестра.

Клодия зло прищурилась:

– Нет.

– Ты что, думаешь, это игра? – раздраженно рявкнул он. – Еще одна из твоих фантазий насчет женщин, правящих миром?

– Я сказала: она в полной безопасности. Но где, ты не узнаешь, пока не успокоишься. Ты не можешь ехать за ней в таком состоянии.

Он бросился к ней, но Клодия успела отскочить.

– Ты не заставишь меня сказать! – крикнула она и, резко повернувшись, выбежала из комнаты.

Внезапно возникший в памяти образ непокорной маленькой девочки потряс его. Он устало опустился на одно колено и закрыл глаза рукой. Она все-таки сумела окончательно добить его. Не забавно ли, что все это время он боялся испортить ей жизнь.

У них нет выбора: надо покончить с этим браком, превратившимся в фарс.

Клодию не пригласили на семейный совет, который состоялся на следующий день. Отвергнутая, растерянная, неуверенная в себе, она отпустила Бренду и провела день в полном одиночестве, машинально собирая вещи, чувствуя, что все кончено. Все это неприглядное дело было таким запутанным, она и половины не понимала и, как ни старалась, не смогла определить, что же все-таки уничтожило любовь Джулиана к ней.

Какая пропасть недоверия разделяла их! Многолетние сомнения, слишком много неправды, через которую Клодия никак не могла пробраться. Лишь одно она знала совершенно точно: она любит Джулиана. Любит беззаветно, всем сердцем, так же отчаянно и безответно, как любила его в детстве, если не больше. Она любила его, но и Софи тоже, поэтому не до конца раскаивалась в содеянном.

Кроме того, интуиция подсказывала Клодии, что даже если бы не было этой истории с Софи, она все равно паковала бы сейчас свои вещи. Их брак с Джулианом обречен с того самого момента, когда встретились в Дьепе, и если не это, та непременно произошло бы что-то другое, отчего она все равно оказалась бы чужой в этой семье. Она была слишком независима для этой жизни, слишком предана общественным делам, слишком пренебрегала условностями света, чтобы вынести брак по законам высшего общества. В конце концов либо ее школа, либо дом на Аппер-Морленд-стрит непременно встали бы между ними.

К сожалению, как бы Клодия ни желала этого в данный момент, она не могла стать другой. День уже клонился к вечеру, когда кто-то постучал в ее комнату. Открыв дверь, она увидела Тинли, прислонившегося к притолоке. Жестом велев ей отойти в сторону, он вошел в комнату и тяжело опустился в кресло у камина.

– Прошу прощения, миледи, но мне нужно отдышаться.

Клодия закрыла дверь.

– Что-нибудь случилось, Тинли?

Тинли сунул костлявую руку в нагрудный карман и, вытащив листок бумаги, протянул Клодии. Записка была от Джулиана. Он в последнее время предпочитал давать указания Тинли в письменном виде, не полагаясь на его память. Клодии ужасно не хотелось читать записку, и она настороженно смотрела, как листок дрожит в руках старика.

– Миледи, – взмолился Тинли, когда она не двинулась с места.

Клодия заставила себя взять записку. Слегка повернувшись, чтобы Тинли не видел ее лица, она развернула ее.

«Жду вас в голубой гостиной ровно в четыре часа. К.».

Клодия взглянула на часы. Без четверти четыре. Переведя взгляд на Тинли, она мрачно спросила:

– Как ты считаешь, что обычно надевают на виселицу?

– Думаю, черное, – невозмутимо ответил Тинли.

Ровно в четыре часа Клодия стояла у двери голубой гостиной, делая глубокие вдохи в тщетной попытке успокоить колотившееся сердце. Она понимала, что должна постучать и войти, но, похоже, не было такой силы в мире, которая сейчас могла бы заставить ее поднять руку.

Никакой силы, однако, не потребовалось. Дверь перед ней распахнулась, и Джулиан раздраженно посмотрел на нее.

– Чего ты ждешь? – рявкнул он, уступая ей дорогу. Клодия на ватных ногах вошла в комнату. Джулиан с громким стуком захлопнул дверь, сцепил руки за спиной и стал расхаживать перед ней туда-сюда так, что полы его сюртука развевались при каждом резком повороте. Охваченная Страхом, Клодия молча следила за ним. На его скулах играли желваки. Он взглянул на нее и снова отвел взгляд. Казалось, прошла целая вечность. Наконец он остановился и посмотрел ей в лицо:

– Где она?

Клодия наконец смогла вздохнуть.

– Что ты с ней сделаешь?

Его глаза вглядывались в ее лицо так, словно он впервые видел ее.

– Я буду защищать ее ценой своей жизни, Клодия.

В его голосе звучала боль. Клодия с трудом проглотила подступивший к горлу комок, сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.

– Я знаю, – тихо произнесла она. Она действительно знала это так же хорошо, как знала себя, и недоумевала, почему ей понадобилось столько времени, чтобы понять это. – Я расскажу тебе, где ее найти.