Им следовало подольше побыть в доме Редборна, мрачно подумал он, потягивая виски. Но он торопился увезти ее подальше от любопытных глаз, пристально следивших, не появится ли слезинка или еще какой-нибудь признак того, что скандал еще не закончен. И ему стало по-настоящему жаль Клодию, она превратилась в комок нервов, вздрагивала при каждом прикосновении и сжималась от поздравлений гостей Редборна.

Редборн, этот идиот! Для него положение при короле оказалось гораздо важнее дочери! Ради соблюдения приличий он пригласил пятьдесят человек гостей вместо того, чтобы провести скромную церемонию в узком семейном кругу. А прием, который он устроил после венчания, мог бы соперничать с любой пышной свадьбой! И ни разу Джулиан не услышал, чтобы Редборн сказал дочери доброе слово или проявил хотя бы видимость сочувствия. Нет, он был слишком озабочен тем, чтобы свадьба произвела впечатление события давно планировавшегося и желанного и чтобы ни одна сплетня не дошла до ушей короля.

Что ж, Джулиан исполнил свою роль хорошо, но ничто в жизни не давалось ему с таким огромным трудом.

Было как-то тревожно произносить слова, связывавшие его на всю жизнь с женщиной, которая терпеть его не может. Но это довольно неприятное чувство было ничто по сравнению с тем, которое охватило его, когда он увидел Клодию рядом с отцом, одетую в серебристое платье. Точно так же она появилась и два года назад.

Ее вид поразил его в самое сердце, страстное желание обладать ею вспыхнуло с новой силой. Джулиан с огромным трудом заставил себя не пялиться на нее, когда она словно плыла навстречу и ее серо-голубые глаза были устремлены на него. Когда Редборн передал ему свою дочь на веки вечные, Джулиан увидел растерянность в глазах Клодии, и сердце его сжалось от боли и сочувствия к ней.

«Оно и сейчас болит», – подумал он, допивая остатки виски. Но это была уже иная боль, распространившаяся, словно злокачественная опухоль, и снедавшая его. Он жаждал увидеть снова прежнюю Клодию – яркую звезду среди миллионов звезд. Женщину, которая могла поразить сердце мужчины одной улыбкой, ту женщину, которая пленила его во Франции. Но та Клодия исчезла, возможно, безвозвратно, раздавленная этим браком. Джулиану казалось, что ему никогда не найти аргументов, которые могли бы убедить его молодую жену в ценности их союза.

Но ради нее он обязан использовать все возможности, чтобы достойно разрешить сложившуюся ситуацию, – это самое меньшее, что он может сделать для нее за то, что погубил ее жизнь. Он должен забыть о причинах ее презрения к нему, отбросить мысли о Филиппе как можно дальше. Должен показать ей, что они могут жить в мире друг с другом.

Начав с тихого ужина в этот – будь он проклят! – день их свадьбы.

Велев подать вина и легкие закуски, Джулиан постучал в ее дверь часом позже. Ответа не последовало, и Джулиан вошел в комнату. Ее освещал лишь огонь, пылавший в камине. Языки пламени отбрасывали огромные причудливые тени на стены. На столике у камина стояло несколько накрытых крышками блюд, бутылка вина и два бокала. Клодия, сцепив руки за спиной, прислонилась к стене. Она не переоделась, стразы, вшитые в складки ее платья, мерцали словно крошечные звездочки.

Она была так прекрасна.

Он закрыл за собой дверь и, сунув руки в карманы, посмотрел на нее столь же настороженно, как и она смотрела на него.

– Это платье восхитительно. Я помню, когда ты впервые надела его.

Выражение лица Клодии не изменилось.

– Да, я не успела заказать новое.

– И хорошо, что не успела. Ты тогда выглядела так же прекрасно, как и сегодня, – сказал он, глядя, как поднимается ее грудь с каждым вздохом. – Кажется, это был бал Уилмингтона.

– Да, – едва слышно произнесла она, – бал Уилмингтона. Папа очень встревожился в тот вечер, потому что я танцевала с одним джентльменом три раза. Его едва не хватил удар.

Редборн был не одинок. Филипп монополизировал ее на весь вечер, вызвав у Джулиана несвойственную ему зависть.

– Это было давно, – сказал он и кивнул в сторону стола: – Я подумал, что ты могла проголодаться. Не поужинать ли нам?

Клодия взглянула на расставленные на столе блюда.

– О, – произнесла она и, оттолкнувшись от стены, медленно подошла к стулу и села на краешек. – Я... я не знаю, что ты любишь, – пробормотала она, поднимая крышки.

– Не имеет значения, – ответил Джулиан и занял место за столом. Потянувшись к бутылке, он наполнил сначала ее бокал, потом свой. Клодия не смотрела на него, взяв с блюда ростбиф и немного вареного картофеля и застенчиво взглянув на Джулиана из-под ресниц, она передала ему тарелку. Затем положила на свою тарелку пару картофелин и поставила ее на стол.

– Я не могу.

Джулиан замер, опуская бокал, из которого только что собирался отпить вина.

– Ты не голодна?

– Нет, я не могу делать вот это! – воскликнула она, указывая на стол и комнату. – Не могу притворяться, Джулиан!

– Никто и не просит тебя притворяться. – Он поставил бокал на стол.

Она опустила глаза.

– Пожалуйста, скажи, чего ты хочешь от меня?

Чего он хочет? Посмотреть на нее однажды и не чувствовать такого безумного желания.

– Признаю, наш брак не идеален, но едва ли его можно назвать адом, Клодия. Я понимаю, насколько тебя расстроила сегодняшняя церемония...

– Унизила, – перебила она его, вскочив. – Ты даже представить себе не можешь, как это было унизительно!

Напротив, он вполне способен себе это представить, подумал Джулиан, наблюдая, как она мечется по комнате.

– Сожалею, но не в моих силах было тебе помочь.

– Да, ты это уже говорил. Поверь, ты ясно дал понять, насколько все это тяжело для тебя.

Он понятия не имел, что она имеет в виду, да и ее тон ему не понравился.

– Мне это нравится не больше, чем тебе...

– Но ты – совсем другое дело. Тебя не принуждали к браку, как меня! Я теперь твоя собственность. С таким же успехом я могла быть старой толстой коровой.

– Не говори чепухи! – вспылил Джулиан и резко встал, проведя рукой по волосам. – Ты не моя собственность, Клодия... А, к черту! Послушай, что сделано, то сделано, и я не собираюсь обсуждать это.

– То есть? – спросила она.

– Я хочу сказать, что мы теперь женаты и тебе лучше принять этот факт, потому что, видит Бог, так будет легче.

– О, я уже смирилась, милорд, – тихо произнесла она. – Как сказал мой отец, что посеешь, то и пожнешь. Вот я и пожинаю. Как еще я могу смириться со своей глупостью?

– Я сказал бы, что ваша нетерпимость, мадам, никоим образом не помогает делу, – раздраженно пробормотал он.

– Моя нетерпимость? – негодующе воскликнула она. – А что, скажи на милость, ты хотел? Чтобы я делала вид, будто все замечательно? Что именно этого я и ждала?

Он вполне мог бы обойтись без еще одного напоминания о том, как она презирает его.

– Окажи нам обоим большую услугу и не делай ситуацию хуже, чем она уже есть! – горячо воскликнул он.

– Да хуже просто быть не может! – воскликнула она. – И не рассчитывай, что я облегчу ее для тебя.

Мгновенно вспыхнув, Джулиан схватил ее за локоть и дернул к себе.

– Не провоцируй меня, Клодия, – предупредил он. – Нас было двое в той оранжерее, и, насколько я помню, ты наслаждалась так же, как и я.

Ее глаза яростно полыхнули.

– Как ты смеешь! Отпусти меня, – сердито пробормотала она, пытаясь вырваться.

– Только тогда, когда сочту нужным, – прошипел он сквозь зубы, сжимая ее в объятиях. Его губы приникли к ее губам. Клодия яростно сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть его. И вдруг он почувствовал в ней перемену. Сопротивление сменилось яростным желанием. Губы Клодии раскрылись навстречу его губам, и его язык проник во влажные глубины ее рта. Он слегка сжал зубами ее губу, и Клодия обвила руками его шею, прижавшись к нему, ощутив его возбужденную плоть. Такой пылкой страсти он не испытывал уже много месяцев, даже лет.

Потом она вдруг замерла, попыталась отвернуться, и он ощутил ее слезы на своей щеке. Он слизнул их и прижался лбом к ее лбу.