Чем занимались эти никчемные ирландские парни, она не знала, но этого было мало, чтобы накормить семью, не говоря уже о том, чтобы заботиться о Недди. Поэтому Дорин стала брать на дом работу с ближайшей текстильной фабрики. Этого едва хватало на то, чтобы прокормиться, так что, когда открылась новая фабрика, Дорин нанялась туда ткачихой. Она приносила домой несколько шиллингов каждую неделю, пряча то, что Билли не успевал потратить на выпивку. Ей казалось, что она работает с рассвета до заката для того, чтобы Билли мог пить свое ирландское виски.
Однажды Билли не вернулся домой. Дорин едва с ума не сошла, когда один из парней сказал, что Билли сыграл в ящик на берегу Темзы. Почти в истерике она бросилась туда, где хоронят нищих. Какой-то добрый старик сжалился над ней и проводил к яме, куда складывали умерших. Вместе со стариком они стащили башмаки с окоченевших ног Билли. Прижимая их к груди, Дорин поплелась домой. В конце концов, она могла поблагодарить Билли за две вещи, у нее был Нед и крепкая пара башмаков.
Эти башмаки она носит до сих пор.
Когда Билли не стало, каменщик не захотел, чтобы в комнатке жила одинокая женщина, ведь с семейного человека он мог получить на фунт-два больше. Тогда Фанни Кейт, женщина, с которой она познакомилась у водокачки, взяла ее на время к себе. Дорин отдавала ей часть своего еженедельного заработка за то, что Фанни присматривала за Недом, пока сама Дорин стирала руки до кости на работе, терпя еще и похотливые приставания и гнусные намеки мастера. Она презирала этого человека с большим животом и гнилыми зубами, но приходилось терпеть его домогательства, чтобы не потерять работу.
Однажды, когда Дорин вернулась с фабрики, Нед не встретил ее, как обычно. Фанни Кейт приподняла голову от шитья и спокойно сказала, что Нед убежал с какими-то бродягами. Впервые в жизни Дорин поняла, что такое настоящая паника. Она отправилась на поиски в башмаках покойного мужа, не пропуская ни одной улицы, заглядывая в каждый подвал и переулок в поисках своего шестилетнего сына. С каждым шагом она все больше понимала, что не сможет одна вырастить его.
Она нашла Недди у причала, клянчившего подачку у богачей, садившихся в красивые лодки, доставлявшие их к роскошным домам. Дорин отвела Неда обратно к Фанни Кейт и просидела без сна всю ночь, раздумывая о том, что ей делать. На следующий день она вместе с Недди навестила мастера в его комнате у фабрики. Дорин предложила свое тело в обмен на крышу над головой и содержание для ее Неда.
Все шло, можно сказать, неплохо до тех пор, пока этот старый козел не сделал ее беременной. Тогда она стала ему не нужна, и он вышвырнул ее на улицу. Дорин пришла в работный дом, где им с Недом разрешили остаться, потому что Неду исполнилось уже восемь и он мог работать. Они трудились бок о бок у кардочесальной машины, пока у Дорин не отошли воды и она не родила хорошенькую девочку, которую назвала Люси. Только благодаря воле Господа она сумела в те годы кормить детей. Она отдавалась мужчинам, когда это было необходимо, но, к счастью, больше никто из них не наградил ее ребенком.
Нед вырос высоким, стройным и красивым и мечтал только о море. Он наблюдал за судами, ходившими вверх по Темзе, и хвастался, что когда-нибудь увидит весь мир, что приведет домой красивого моряка, который женится на Люси, а матери купит шелковые платья. Дорин всей душой хотела, чтобы мечта Неда сбылась, и работала с утра до вечера, даже когда болела так сильно, что едва могла вспомнить свое имя. Она выгадывала каждое пенни, копила деньги и наконец сумела купить Неду красивую пару башмаков и две хорошие шерстяные рубашки, чтобы он мог наняться матросом. Однажды ярким солнечным утром, когда Неду исполнилось пятнадцать, он покинул ее с котомкой за плечами, и Дорин сердцем почувствовала, что больше никогда не увидит своего мальчика.
Они с Люси продолжали работать на фабрике ткачихами. Люси превратилась в симпатичную девушку с зелеными глазами, и, когда у нее начала формироваться фигура, на нее стали заглядываться парни. Дорин пыталась, как могла, предостеречь Люси о коварстве мужчин, но девочка словно не слышала ее. Ей было всего тринадцать, когда сын мастера завел ее за фабрику и показал, что делает мужчина с женщиной. Ей было всего четырнадцать, когда она забеременела еще от одного парня. И было почти пятнадцать, когда она и ребенок умерли в старой грязной кровати – они так и не смогли отсоединиться друг от друга.
Когда Люси умерла, Дорин почувствовала себя так, словно у нее отняли правую руку, но вернулась на работу на следующий же день. Она словно оцепенела и безропотно выслушала мастера, заявившего, что она якобы опоздала и теперь заплатит штраф. Она позволяла другим женщинам воровать хлеб из своего котелка, чтобы те могли накормить своих детей. День за днем жизнь вращалась вокруг нее, а она ничего не чувствовала. Она улыбалась, когда разряженные дамы, выполняя свою благотворительную работу, навещали их, не реагируя на взгляды, полные отвращения, когда они проходили мимо. Она позволяла мастеру хватать ее за грудь, когда тому вздумается, ничего не чувствуя, когда его зловонное дыхание наполняло ее легкие. Она уступила место у кардочесальной машины, когда пришла новая женщина и ей приглянулось это место. Она вообще ничего не чувствовала.
Так продолжалось до одного холодного, зимнего утра. Дорин решила, что так никогда и не узнает, что изменилось между тем временем, когда она словно спала, и тем, когда она проснулась. Она просто стала другой, когда прозвучал свисток и пора было начинать работу. Она поняла, что изменилась, когда новая женщина велела ей подвинуться, а она сделала вид, что не слышит. Она почувствовала это, когда появились дамы из благотворительного общества, разодетые, сверкающие дорогими украшениями, и она скривилась, когда они проходили мимо. А когда мастер распорядился, чтобы она встала у одной из больших машин, которые цеплялись за ее юбку и рвали ее, Дорин словно издалека услышала, как произносит «нет». Она встала, посмотрела невысокому мастеру прямо в глаза и просто сказала «нет». Мастер поначалу не поверил своим ушам и вытащил палку, которую использовал, когда женщины отказывались подчиниться. Он ударил ее по плечам, но Дорин снова сказала «нет», только громче, и мастер мог бы забить ее до смерти, если бы не появился ангел и не забрал ее.
Конечно, она знала, что это не настоящий ангел. Это была одна из тех дам, с красивыми серыми глазами и темными каштановыми волосами, в платье из такой замечательной ткани, которую Дорин никогда в жизни не видела. Она коснулась рукой Дорин. Ни одна из тех дам из благотворительного общества никогда не прикасалась к ней, приходя на фабрику. Но ангел положила руку на Дорин, помогла ей встать на ноги. И Дорин ушла с ней. На фабрику она больше не вернулась.
Ангел привела ее в маленький городской особняк на Аппер-Морленд-стрит, очень далеко от фабрики. Это было год назад, и с тех самых пор Дорин жила здесь, потому что мисс Клодия попросила ее остаться и присматривать за домом. В течение года в особняке появлялись и затем снова исчезали другие женщины, переживавшие тяжелые времена. Некоторые из них были избиты, другим просто нужно было безопасное место для детей и время, чтобы решить, как дальше кормить их. Об этом доме никто не знал, потому что мисс Клодия сказала, что временами женщине нужно побыть одной, без вмешательства мужа, судьи или мастера. Было единственное жесткое правило: любая женщина, жившая здесь, должна была обещать, что ни одной душе не расскажет об этом месте, разве что какой-нибудь попавшей в беду женщине.
Дорин держала маленький домик в Чистоте, следила, чтобы у всех было вдоволь еды и чистая постель, и за это мисс Клодия платила ей жалованье. Сама Дорин считала, что это чересчур щедро, поэтому вечерами занималась рукоделием, надеясь когда-нибудь отплатить мисс Клодии за ее доброту. Конечно, вряд ли во всем Лондоне найдется столько денег, чтобы оценить эту доброту, но Дорин все равно продолжала работать.
