И все же отступать она не собиралась. Этой ночью Лиз мысленно побывала там, куда не заглядывала уже очень давно: в собственном детстве. Особенно ей помнилась ярмарка округа Прауэрс. Большинство развлечений и конкурсов на ярмарке было завязано на деньгах, по крайней мере так воспринимала это Лиз. Один из таких аттракционов – высоченный столб, обмазанный жиром, на самой его верхушке висела двадцатидолларовая бумажка. Дети выстраивались в очередь, чтобы попытать счастья – взобраться на столб и достать деньги. Но удалось это только Лиз. Вместо того чтобы надеть старые выцветшие шорты, как остальные дети, она натянула юбку с купальным костюмом, которой было очень удобно стирать жир со столба, чтобы не скатываться вниз. После конкурса мать отхлестала ее по щекам. «Вот дура! – кричала она. – На кой черт ты испортила двадцатидолларовую юбку ради приза в двадцать долларов?!» Лиз поняла логику матери, но осталась при своем мнении. Ничто не могло сравниться с тем мигом, когда она сжимала в ладошке выигранные двадцать баксов.

На тумбочке зазвонил телефон. Лиз потянулась и взяла трубку. Это была Сара.

Она быстро села, протерла глаза и с ужасом выслушала новости о Бренте.

– Сара, я ничего не знала…

– Тогда почему твой адвокат явился ко мне с утра?

– Фил был в Пайдмонт-Спрингс?

– Приехал прямо ко мне домой и пытался заключить сделку. Он хочет, чтобы я помогла тебе выжать побольше денежек из моего брата! Говорит, ты поделишься щедрым куском пирога.

Лиз открыла рот от изумления.

– Сара, клянусь тебе, я никогда не говорила об этом с Филом. Да и не стала бы. Зачем мне настраивать тебя против Райана? Я просто хочу, чтобы мне тоже достались деньги, которых я заслуживаю. Не собираюсь я с вами воевать!

– Хотелось бы верить.

– Ты должна верить! Прошу тебя давай поговорим. Сара немного помолчала. Наконец заговорила:

– Давай заключим сделку. – Что?

– Насколько я понимаю, этот клещ, которого ты наняла, будет стоить нам целое состояние. Ты потратишь все деньги, пытаясь войти в долю, а Райан потратит свои, пытаясь защититься.

Лиз кивнула, сообразив, куда клонит Сара:

– Да, я понимаю. Продолжай.

– Мне кажется, Джексон использует людей. Он использовал Брента. Использует и тебя. И не остановится до тех пор, пока все доллары, припрятанные моим отцом, не окажутся в карманах его дорогого итальянского костюма.

– Ну, он довольно напористый…

– Нет, он настоящая акула, Лиз! И кружит, кружит возле нас!

– Что ты предлагаешь?

– Насколько я могу судить, отец хотел, чтобы тебе тоже достались эти деньги. И я готова исполнить его волю. Только при одном условии. Ты уволишь Фила Джексона.

– Ты хочешь, чтобы я уволила своего адвоката?

– И немедленно! Джексон всех нас облапошит. В итоге победителями окажутся одни адвокаты.

Лиз промолчала, но и не согласиться с Сарой не могла. На долю секунды она снова вернулась в детство, вспомнив, как ради двадцати долларов испортила двадцатидолларовую юбку. Одной пирровой победы в жизни ей было вполне достаточно.

– Дай мне подумать, – сказала Лиз. – Скорее всего ты права.

Эми ехала в Боулдер без остановок и была дома уже после полудня. Тейлор устроила чаепитие с Барби, и мамочка подоспела вовремя, чтобы к ним присоединиться. К счастью, Эми удалось убедить дочь, что чай с Барби – слишком торжественное мероприятие и негоже являться на него сразу после многочасовой поездки, даже не приняв душ. Тейлор сморщила носик, обняла мать с таким видом, будто та была обмазана чесноком, и отправила ее в ванную.

Эми уже собиралась прошмыгнуть в душ, когда услышала голос Грэм:

– Не так быстро, леди!

Грэм лежала на кровати, читая книгу. Эми слишком устала, чтобы разговаривать, но это не волновало бабушку. И Грэм не собиралась довольствоваться краткой версией случившегося вроде тех, что печатают в «Ридерз дайджест», и уж тем более усталым «Потом расскажу». Так что Эми пришлось покорно выкладывать все в течение тридцати минут, не упуская ни одной детали, и даже показать Грэм письмо.

Поначалу шло тяжело, но когда история приблизилась к концу, она почувствовала, как открылось второе (если не третье) дыхание. Так что теперь она была готова к мозговой атаке.

– Зачем Мэрилин все это понадобилось? – спросила Эми.

– А зачем обычно женщины обвиняют мужчин в изнасиловании? Может, Мэрилин с Фрэнком переспали, а он ее потом бросил. Может, она забеременела и не могла сказать родителям, что сама согласилась на секс. Это же пятидесятые годы, Эми! Мэрилин ведь из очень приличной семьи. Ее дедушка основал крупнейшую юридическую фирму в Колорадо!

– В любом случае это письмо ничего не объясняет.

– Возможно, Фрэнк Даффи знал, почему Мэрилин сделала это. Просто он не смог оправдаться.

– Но что доказывает это письмо? Мама просто сказала, что Фрэнк не насиловал Мэрилин, вот и все!

Грэм снова посмотрела на письмо:

– Нет, здесь есть и кое-что еще. Твоя мать и Мэрилин ходили вместе на вечер встречи выпускников через двадцать пять лет после окончания школы. Там они выпили и принялись болтать о парнях. И тогда Мэрилин призналась, что Фрэнк Даффи не насиловал ее.

– Ну и?

– Мне кажется, звучит вполне правдоподобно. Твоя мама знала только об изнасиловании. Двадцать пять лет спустя Мэрилин рассказала ей правду, и она тут же написала письмо.

– Ты действительно веришь, что мама писала это письмо?

– А почему я не должна этому верить? Эми забрала у нее листок.

– По-моему, почерк не похож. Посмотри-ка, он очень неровный.

Грэм взглянула:

– Этому есть объяснение, и не одно. Она могла написать его, вернувшись с вечера встречи выпускников. Устала до ужаса или вообще напилась…

– Или боялась, – перебила Эми.

– Боялась чего?

– Знаешь, это ведь очень смелый поступок! Мэрилин тогда была замужем за Джо Коузелкой. Довольно жуткий тип, не сомневаюсь. Не всякий поступил бы в такой ситуации честно.

– Что ты имеешь в виду, Эми?

– Я имею в виду, что она могла опасаться за свою жизнь. Грэм застонала:

– Ты опять за свое, дорогая! Но Эми была очень серьезна.

– Ты только посмотри на все обстоятельства! Мама никогда не казалась мне человеком, способным на самоубийство. Даже если не брать в расчет наш разговор перед сном – зачем маме понадобилось запирать дверь, если она знала, что я могу выбраться через чердак? Только раньше я не могла никого подозревать в убийстве. А теперь это письмо – ведь оно все объясняет, разве нет?

– Никто не убивал твою мать, Эми. Она убила себя сама.

– Не верю. Мама не стала бы бросать восьмилетнюю дочь.

– Эми, мы уже сто раз об этом говорили. У нее ведь был рак. Ей оставалось всего несколько недель…

– Так говорил один врач. А другой обещал ей еще три месяца!

– Кто тебе сказал такое?

– Мэрилин. Много лет назад.

– Она не должна была этого говорить! – отрезала Грэм.

– Это ты не имела права скрывать от меня! Чем дольше маме оставалось жить, тем меньше правды в том, что она покончила с собой!

– Милая, ты хватаешься за соломинку.

Глаза Эми пылали гневом.

– Даже если ты убеждена, что мама убила себя, это не дает тебе права скрывать от меня факты!

– Я просто не хотела, чтобы ты думала, что твоя мать – слабый человек. Как ты можешь винить меня за это?

– А вот так! Она моя мать! Я должна знать, что произошло!

– На мне лежала ответственность. Я не хотела, чтобы ты всю жизнь винила ее. Я заботилась о тебе!

– Черт побери, да перестань же! Мне двадцать восемь лет! Перестань обращаться со мной так, будто я ровесница Тейлор!

Слезы выступили на глаза Грэм.

– Прости меня, но я сделала это ради твоего блага.

– Я сама могу позаботиться о себе! – закричала Эми, поднимаясь с кровати.

– Хотя бы позволь мне все объяснить…

Эми хотела выбежать из комнаты, но, увидев виноватый взгляд Грэм, вновь села.

– Когда твоего отца убили во Вьетнаме… – Бабушка замолчала, борясь с собой. – Мне нужно было знать, что случилось с сыном.