— Говорят, собираетесь увольняться, — скучным голосом спросил шеф, глядя куда-то мимо моего лица. — Уже и место себе подыскали?

Начало не предвещало ничего хорошего. Если Ава избегал прямых взглядов, разговор предстоял тяжелый и непростой для собеседника.

— Кто говорит? — удивился я.

— Люди… Народ говорит, — продолжал в неопределенную пустоту босс. — Слухами, сами понимаете, земля полнится.

— Слухи, Александр Викторович, они и есть слухи. Кто-то меня очень не любит, вот и внедряет неверную мысль в общественное сознание. И вас вот в заблуждение ввели. А если о чем-то долго говорить, то потом этот слух приобретает материальное воплощение. Иногда делается реальностью.

— Я бы этого сейчас не хотел… — по-прежнему в пространство сказал шеф. — Чтобы сделалось реальностью. Когда вы болеете или уходите в отпуск, наш институт начинает лихорадить.

Сегодня Ава был какой-то заторможенный, будто послестрессовый, часто замолкал, но разговор вел — видимо беседа наша была для него неотложна и всё-таки важна.

— Александр Викторович, не беспокойтесь ради бога. Никуда уходить не собираюсь, — как можно более убедительным тоном заверил я начальника. — Если, конечно, сами не выгоните. Но даже если уйду. Что с того? Ничего ж страшного не случится, система восстановит себя.

— Вы это о чем?

— Ну, как. Всякая бюрократически организованная структура типа нашей организации, имеет способность к самовосстановлению и к самосохранению, живет по своим внутренним правилам. Одним из таких принципов является способность к регенерации и самостабилизации. Это что-то типа закона природы. Конечно, такую систему можно убить мощным воздействием извне, но то должен быть сильный направленный удар: правительственное распоряжение, рейдерский захват, переделка структуры ведомства и что-то не менее сильное. Форс-мажор. Если же с организацией случится нечто обыденное, например, кто-то, какой-нибудь составной элемент в лице сотрудника выбыл, то система потом самовосстановится. Сначала на месте этого выпавшего структурного элемента образуется дырка. Какой-то период будет ощущаться некое количество проблем и трудностей, но через непродолжительное время дырка схлопнется, повреждение затянется, и структура восстановит себя. В качестве примера. Вот, допустим, я сейчас напишу заявление об уходе и уволюсь по собственному желанию. Или совсем сократят мою должность. Или уйду в отпуск с последующим увольнением. В общем, через пару недель меня тут не будет. Первый момент вам станет трудно. Возникнут неудобства, сбои и заминки в работе. Но потом вы отыщете замену тем или иным моим функциям, мои обязанности перераспределят по разным людям, и организация заработает, как ни в чем не бывало. Иное дело, что подобная система способна к долговременным, хроническим и в результате смертельным для себя болезням, но это уже совсем другое дело.

— Любопытный анализ, но сейчас хотелось бы поговорить о более конкретных вещах. Как вы знаете, по программе «Профилактика коллективных социальных расстройств» мы получили некую сумму. Средства уже поступили, и потратить их надо до конца текущего года, вернее — до двадцать девятого декабря. Мы не обязаны, конечно, просто в новом году денежки для нас пропадут — такова уж особенность бюджетного финансирования в нашей стране. А если деньги потеряем, то следующего гранта нам не дадут, это к бабке не ходи. Поэтому, приступайте уже сегодня. В крайнем случае — завтра.

— Завтра? — испугался я. — К чему приступать?

— К работе по программе. Вернее — к тому, чтобы не допустить пропадания денег с нашего счета в конце года. Есть такая идея: открыть музей. На эти деньги необходимо накупить экспонатов, оборудования и организовать экспозицию. Срочно. Времени всего один месяц. Я вписал вас как одного из исполнителей проекта. Потом отчитаемся.

— Что за музей? — не понял я. — Профиль, тема или как там это называется?

— На самом деле неважно как. Например — «Музей истории городского быта», или «Музей истории мебели», или «Музей предметов личного пользования», что угодно. Ежели таковое уже существует, то надо придумать что-то своё, но нечто типа этого. Если сочините что-нибудь чрезвычайно оригинальное, то очень хорошо. Да, и самое главное — все предметы должны иметь хоть какое-то, пусть и отдаленное, но отношение к тематике нашего института.

— Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, таких музеев сейчас по Москве как…

— И что из этого? — перебил меня Ава. — Придумаем другое название, не беда. Наша задача — накупить разного антикварного… м-м-м-м… приобрести экспонаты и красиво расставить по полочкам. А каталог, этикетки и подписи потом сделаем, не велика трудность. Покупать будете по безналу, с нашего счета для внебюджетного финансирования. Главное, чтобы по каждой позиции не больше, чем на сто тысяч рублей. Иначе мы обязаны объявить конкурс. А уж если конкурс, то имеет смысл купить какую-нибудь коллекцию целиком.

— Бред какой… — пробормотал я. — Конкурс на антиквариат?

— Тем не менее, таков закон. Все бюджетные организации обязаны покупать лишь по тендеру. То есть по конкурсу. Согласно приказу Минэкономразвития за номером двести семьдесят три, существует специальная номенклатура товаров, работ и услуг. И мы, как заказчики, обязаны соответствовать. По-моему сейчас больше всего подходит пункт про изделия художественных промыслов, произведения искусства и предметы коллекционирования. В крайнем случае, покупайте за нал, но не дороже пяти тысяч рублей, товарный чек только не забудьте для бухгалтерии, чтобы вам деньги вернуть.

— Помещение имеется? Для музея?

— Конечно, — кивнул шеф. — Подсобная мастерская. Там давно уже никто не работает, сами знаете. Станки устаревшие, все давно испорчены практически. Утилизируем весь этот металлолом, а в помещении сделаем ремонт.

— А оборудование, оформление, дизайн? Всякие там витрины, освещение и что там ещё бывает необходимо?

— Этим займется кто-нибудь еще, а вы…

— Я знаю хорошего художника… — невежливо перебил я начальника, — вернее, художницу. Классный специалист, с отличием окончила Высшее Петербургское художественное училище, и возьмет недорого.

— Прекрасно. Пусть свяжется, поговорим... или так: запишите мне её координаты, сам позвоню. А вы найдите, где купить эти экспонаты. Желательно сразу одной партией. Только со мной согласуйте. Тогда мы объявим тендер и устроим всё так, чтобы именно эта фирма продала нам то, что нужно, по вполне конкретной цене. Ясно излагаю?

— Да как вам сказать… Но я же совсем не знаком с этим делом, — стал лепетать я, словно главный герой старой советской комедии «Полосатый рейс». — Самое дорогое, что покупал, это серверное оборудование для нашей компьютерной сети.

— Ничего, освоите и разберетесь в процессе.

— А можно я привлеку к этому занятию кого-нибудь ещё? Из нашей организации?

— Почему нет? — Ава пожал плечами. — Кого хотите. Тут же ничего секретного. Исследуйте рынок, оцените ситуацию, может, что-то оригинальное придумаете. И, конечно же, как все исследователи вы не должны забывать о хранилищах мирового разума: Гугле и Яндексе. Да что я вам говорю, это вы и без меня прекрасно знаете. Если что — звоните. Удачи!

Кто ж знал, что живого Аву вижу последний раз.

Мегаполис — многолюдный и бессистемно застроенный город. «Многоядерный» я бы сказал. Здесь у каждого жителя свои собственные потребности, любимые слабости и интересы, каждый крутится вокруг своего центра, коих немало. И если не у всякого, то у многих существуют разнообразные увлечения и хобби. А в отдельных кругах хобби — цель жизни. Например, собирательство: приобретение какого-либо старья. По-благородному — коллекционирование. Кто-то коллекционирует минералы, кто-то — морские раковины, кто-то расплющенные останки окаменелых мезозойских тараканов, кто-то крышки пивных бутылок, кто-то сами бутылки, а отдельные граждане ценные старинные изделия рук человеческих. Иногда даже не так чтобы очень ценные, но старинные. Или просто старые. Или — новые. Предметы, произведенные цивилизацией.