С этими словами мой собеседник передал через стол брошюрку, по-моему, идентичную той, что раздавали у входа в конференц-зал. Я открыл первую страницу и начал читать буквально следующее:

Если Вам кажется, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца, и что это абсолютно доказанный факт, то Вы сильно заблуждаетесь. В этой теории так много нестыковок, что она давно уже находится на одной полке с теорией Дарвина о происхождении человека от обезьяны. Вы — жертва всемирного заговора. Кому-то выгодно, чтобы люди не знали правды, причём этот обман прививают с самого детства, со школы, чтобы затем человек рос в абсолютно лживом мироощущении. Самое удивительное, что многие люди настолько верят в то, что Земля вращается вокруг Солнца, что не способны воспринимать реальность. Истинная информация вызывает у них смех, что делает их похожими на пациентов психиатрических больниц. Насколько страшной могла бы прозвучать для Вас сейчас информация, что Солнце вращается вокруг Земли? У Вас наверняка произошла бы сильная эмоциональная драма и Ваш мозг отказывался бы это воспринимать. Но чтобы знать точно — Вам нужно оказаться на Солнце, дабы увидеть, как Земля вращается вокруг. Это сделать нереально, поэтому всё, что существует — это теории и ещё раз теории. Даже космические аппараты не могут помочь разобраться, что вращается вокруг чего, потому что их нет, никогда не было и не может быть. Мы рекомендуем изучение христианской космологии для выведения сознания из ступора «научного» мировоззрения…

Читать дальше стало уже совсем скучно.

— Бред какой, — фыркнул я, передавая брошюрку Дорикову. — И язык какой-то корявый. Ой, извините, я эту книжицу в пиве намочил.

— А, нестрашно, у меня ещё есть. Всё равно бы выкинул. Уже целая коллекция подобной литературы набралась, дубликаты не нужны. Зато устроители каждый раз всучивают такие книжки — заботятся о спасении души. Оставите тут, пусть промокашкой поработает, хоть какая-то будет от нее польза.

— Скажите, а что это за люди? — и я показал распечатку с именами оставшихся специалистов, выловленных путем просеивания Интернета. — Вроде бы они ваши коллеги. К кому можно обратиться?

— Обратиться с чем? Ну, да, да, знаю их. Что могу сказать? Акулина стала молодой бабушкой, ушла с работы и сидит со своей внучкой. Её сейчас беспокоить бессмысленно, а говорить она может только о проблемах детского здоровья. Это я Акулину имею в виду, а не её внучку. А Лимарёв… как же, своего рода известная личность. Он вообще-то по образованию химик-технолог, и диссертация у него была по оптимизации крекинга тяжелой нефти. Потом почему-то увлекся историей, и теперь ярый последователь новой хронологии Фоменко. Сам себя пышно называет историком-исследователем. Верующий, часто выступает на семинарах ЕХАЦ. Они его ругают ругательски, за эту самую новую хронологию. Смех, да и только.

— А эта ЕХАЦ… Власти их не прессуют? — спросил я, глядя, как медленно оседает пена в высокой цилиндрической кружке. — Ведь навязывая свою идеологию, они нарушают закон.

— Нет, сейчас не нарушают. После серии скандалов с Аум Синрикё власти, в основном с подачи РПЦ,  вроде бы попытались что-то там с ними сделать, но в Штатах тут же подняли шум, что в России опять ущемляют свободу совести и преследуют за религиозные взгляды. Попирается плюрализм и всё такое прочее. Тут же подключился какой-то институт прав человека, вышла статья в одном влиятельном издании, загудели блоггеры и власти решили не связываться, вони хватало и без того. Потом юристы дали официальное заключение, что секта не тоталитарная, никакого принуждения юридически нет, налоги платит исправно, создает рабочие места, только вот финансируется из-за рубежа. Эка невидаль. То, что это деструктивная секта, причиняющая вред обществу, доказать не удалось. Вы же знаете, наши всегда проигрывают информационные процессы. Такие дела. А у меня что хотели узнать? Не это же?

— Нет, конечно. Спросить собирался вот про этот знак, — и я показал прорисовку символа с бронзовой шкатулки.

Мой собеседник вдруг застыл, будто впал в ступор. Что-то сразу переменилось в его лице — до этого вполне добродушное, оно вдруг пожестчело и стало отстраненным. Молчание длилось довольно долго, я уже хотел что-то спросить, но он опередил.

— Вот оно как… — пробормотал мой собеседник. На некоторое время он снова замолчал, зато принялся отбивать пальцами на столе какой-то сложный ритм. Потом почему-то посмотрел на свои часы, которых до этого не замечал, и вдруг заявил: — знаете, я немного переоценил своё время. Извините, ради всего святого, но у меня скоро срочная деловая встреча, а я совсем про неё забыл. Позвоните… потом.

С этими словами он встал из-за столика и, не прощаясь, стремительно ушел, но ни телефона, ни визитки почему-то не оставил.

Идя домой, я точно знал, с чего начну разговор с Машей: где шкатулка? Если брала, то куда дела? Мне надо знать.

Но как только я вошел в комнату, все эти мысли сразу же выветрились из моей головы. Маша с ногами сидела на диване и плакала навзрыд. Судя по размазанной косметике и распухшей от слез физиономии, рыдала девушка долго и качественно.

— Что такое?! — не на шутку испугался я. — Опять что-то стряслось?

— Ы-ы-ы-ы-ы! — ревела Маша. — У меня теперь ничего не-е-е-ет! Ничего-о-о-о-о! О-о-о!

— Как это ничего? В смысле? Обворовали что ли?

— Маринка сука! Я же ей!.. Я же сама!.. Своими руками-и-и-и… отдала-а-а-а!

Я сходил на кухню, принес холодной воды, куда плеснул на два пальца рома, и заставил девушку выпить эту смесь. Маша немного успокоилась, и поведала в чем дело.

— …вся сложность в том, что нигде не зафиксировано, что я, Мария Пашкова, и я, Мария Петроградская — одно и то же лицо. То есть по идее, надо было юридически как-то закрепить право собственности на мой творческий псевдоним. Я этого не делала, поэтому кто угодно, любая блядь, могла продавать картины под моим именем. И вот вдруг оказалось, что все права на псевдоним «Мария Петроградская» уже оформлены на Маринку, как на частного предпринимателя. Она, сука такая, теперь хозяйка галереи. Купила по дешевке старый сарай в Москве и устраивает там всякие выставки. Вроде бы. Она даже в Дом художника протырилась каким-то непонятным образом. Вот чего она заинтересовалась живописью, а я ей ещё и помогала, дура. Все, пиздец. Я теперь никто, и звать меня никак.

Она  опять  заплакала,  но  уже  тихо  беззвучно, только плечи дрожали. Я прижал девушку к себе и стал успокаивать, как умел.

— Ты погоди, не реви, — бормотал я, — надо во всем ещё разобраться. Наверняка твоя проблема не так уж катастрофична, как ты полагаешь. Придумаем что-нибудь. У меня есть знакомые юристы, в частности — специалисты по авторскому праву, так что разберемся. Ну не может такого быть, чтобы твои картины присвоил кто-то другой. Это нереально. Авторское право такая вещь, что давно там всё проработано, и даже ошибиться по-новому нельзя. Теперь и экспертизу можно провести, какой-нибудь сравнительный анализ, ещё чего-нибудь… Разберемся короче говоря, не всё потеряно, посмотрим, что можно сделать. Главное — упокойся. А сейчас тебе просто необходимо ещё немного выпить.

Не то мои слова, не то гаванский ром, но что-то успокоило девушку. Возможно, она просто устала плакать.

Честно говоря, я и сам с трудом понимал, что тут можно сделать внятного, но твердая убежденность, будто выход найдется, имелась. Я говорил всякие успокаивающие слова, напускал на себя уверенный тон, но что делать — не знал. Уверенность происходила откуда-то из подсознания, из рудиментарных остатков той самой детской веры в справедливость, что где-то глубоко внутри нашего разума всё-таки существует всю жизнь. Несмотря ни на что.

Из прошлых знакомств у меня сохранилось некоторые контакты, которые и решил использовать в качестве затравки для поисков нужных в данной ситуации людей. Разослал несколько электронных писем, а потом сел на телефон и принялся за обзвон. Так показалось вернее.