Возвращались они груженные под завязку. В рюкзак Марк положил стекло. Тумбочку, не разгружая, взял под мышку. Тед в одной руке нес дверь, а в другой – чемодан с металлическими банками и бутылками. Другие добытчики, кто по одному, кто по двое, несли детали машины. Следующей партии они подскажут, куда идти, и те закончат разбирать автомобиль. Сегодня всё обошлось благополучно: хищники не появились, жизнь Бенни продлилась на один день. Через полчаса на свалку выйдет следующая группа во главе со старшим лейтенантом Аскестадом. майор не будет передавать ему малыша. Он знал, что кроме него, пожалуй, только Тендхар сможет отдать Бенни на съедение хищникам, но Левицкий не хотел возлагать на кого-нибудь другого эту обязанность. Решение принял он, ему и выполнять придется. Он вернул Бенджамина мадам Байи. Старушка обняла малыша так, что он едва не задохнулся. Потом Бенни неуклюже обхватил за шею воспитательницу и погладил ее по голове. Марк вернулся к сяньшеню Дэну – там добытчики складывали вещи, принесенные со свалки.
Майор сел напротив старика и наблюдал, как тот сортирует все по разным кучкам: что-то отнесут в город на ярмарку, что-то оставят себе, что-то попытаются привести в порядок. И тут Барбара, одна из рядовых добытчиков, выложила на стол пистолет. Левицкий не поверил глазам. Это не длинноствольный парализатор, что выдавали полицейским, и не Укус охотников. Какое-то более древнее оружие и в то же время… новое, потому что показывали его частенько в фантастических фильмах по ночам. Кроме того, пистолет очень походил на тот, из которого убили Лизу и пытались убить его… Рукоять удобно ложилась в ладонь, указательный палец уютно чувствовал себя на небольшом крючке. Марк посмотрел на сяньшеня:
– Неужели действительно пистолет?
Вместо ответа тот протянул руку и тоже повертел в руках необычный предмет, заглянул в отверстие.
– Трудно сказать. Но очень похоже, – вынес вердикт он. – Ствол, правда, слишком короткий и… чем он стреляет? – старик повернулся к девочке. – Ты где это нашла?
– В чемодане на самом дне.
– Больше ничего не было?
– Коробка вот с такими металлическими штучками, – она поискала на столе среди остальных, принесенных ею вещей, достала картонную коробку.
Майор высыпал содержимое: металлические цилиндрики, чуть сужающиеся с одного конца и плоские с другого, рассыпались по столу. Если верить фантастическим фильмам, именно так выглядели патроны для оружия, которое они нашли.
– А что? – сяньшень поднял один из них и рассмотрел. – Вполне может быть, что этим можно стрелять. Марк, если получится… Вы представляете, сколько еды можно за это выручить?
– Если получится, сяньшень, – задумчиво сказал Левицкий, – я сначала попробую хищников пострелять.
Поднимаясь в свою комнату, майор столкнулся с Кимом Адольфссоном. Тот нес в руках небольшую пластмассовую баночку: что-то купил для больной жены.
– Ходил в магазин? – остановил его майор.
– Да, – парень попытался проскользнуть дальше, но Марк снова спросил.
– Ким, я надеюсь, ты меня понял? Я не могу поступить иначе.
Тот бросил взгляд на Левицкого, посмотрел на потолок. Кивнул.
– Понял, – потом в упор глянул на майора. – А ты можешь понять, каково это, когда нет надежды? Когда ничего не можешь сделать? Пытаешься – и всюду бетонная стена…
Марк не нашел четкий и правильный ответ быстро, и Адольфссон, отвернувшись, пошел дальше.
– Ким… – позвал Левицкий.
– Только не надо говорить, что ты меня предупреждал, – махнул тот, не глядя, и скрылся за поворотом.
Майор постоял на лестнице, потом поднялся к себе. Сталкивался ли он с тем, что переживает сейчас Ким? И да, и нет…
Он почувствовал неладное, как только свернул в центральное крыло, где находилась их квартира. Обычно по утрам здесь стояла мертвая тишина: взрослые уходили на работу, дети отправлялись в школу или детский сад. Марк помчался вдоль бетонных стен, мимо ряда белых дверей. Лиза сегодня оставалась дома с сыном. Левицкий хотел позвонить, но дверь оказалась открыта. Он шагнул внутрь и чуть не споткнулся о полицейского с перерезанным горлом. Кровь натекла лужицей на пол. Переступил через него, прошел дальше. Взгляд невольно направился на детскую. На ее пороге лежал еще один полицейский с неестественно вывернутой шеей. В маленьком коридоре были разбросаны вещи: детали наладонника, пластиковые куски от тумбочек и стульев. Рванулся в детскую – пусто. Вздохнул свободнее: боялся найти труп сына. Тут же толкнул дверь спальни. Она не поддалась. Он нажал сильнее, просунул руку в приоткрывшуюся щель, потом заглянул внутрь. Дверь прижимал еще один труп. У полицейского в руке оружие, похожее на пистолет – такие показывали в кино. Впервые Марк подумал, что это вовсе не полицейские, иначе бы они носили парализаторы. Наконец он смог отодвинуть мертвого и протиснуться внутрь, мельком взглянул на нож в области сердца.
Лиза лежала на полу рядом с двуспальной кроватью. Темные волосы разметались по полу, смешались с кровью. Лицо порезано в нескольких местах, на белой блузке четыре багровых вмятины, будто кто-то проткнул ее толстым прутом. Блузка порвана, в разрез виден белый ажурный лифчик с кровавыми разводами. Брюки на узких бедрах тоже порезаны в нескольких местах.
Мужчина склонился над ней, позвал:
– Лиза!
Она открыла глаза, шевельнула губами. Он так и не понял, что она хотела сказать: то ли «прости», то ли «посмотри».
– Молчи, я сейчас, – стал расстегивать ей блузку.
Она снова попыталась заговорить, но он ничего не понимал, только приговаривал:
– Молчи, сейчас перевяжу тебя.
Тогда она прошептала с хрипом:
– Сзади! – на губах пузырилась кровь.
Марк обернулся, и взгляд уперся в черное отверстие, потом раздался сухой щелчок. Грудь обожгло огнем, он задохнулся, беззвучно повалился на пол. Сознание померкло.
Но откуда-то издалека, будто во сне, он всё еще слышал голос. Ублюдок говорил по рации:
– Она убила троих! Муж ее вернулся со смены, его тоже пришлось убить. Ничего не нашли. Кто? Сейчас поищу… Как его зовут? – слышались удаляющиеся шаги, хруст сминаемого ногой пластика. – Саша! Ты где, малыш? Всё уже прошло, выходи! Саша! Ах, вот ты где прячешься?
Детский плач, звук выстрелов, надрывный крик. Чей-то громкий приказ:
– Добивай и уходим. Полиция уже на подходе.
Потом он потерял сознание.
Майор закрыл лицо руками и постоял так немного у окна. Эти воспоминания приходили к нему иногда утром, иногда днем, иногда в ночных кошмарах. После этого ужасно хотелось напиться, поэтому Марк никогда не хранил в комнате спирт. Так недолго и в алкоголика превратиться, сталкивался он с таким. Опустился в кресло перед телевизором. Понимал ли он, что чувствует Ким?
Он тогда тоже лежал совершенно беспомощный, даже пальцы на руках не шевелились. Слушал, как расстреливают его сына, и ничем не мог ему помочь. Но только это длилось несколько минут, а Ким уже год наблюдал, как угасала его жена. И всё же Адольфссон знал, что так будет, когда выбрал ее. Левицкий ему объяснил. Раз знал, должен был приготовиться к этому. Смириться. Лейлани ничем не поможешь…
Ким вошел в свою комнату. Перед свадьбой им предложили большой зал, похожий на тот, в котором спали мальчики, но они с Лейлани выбрали комнату, примыкавшую к залу, размером три метра на два. Кроме кровати и небольшой тумбочки, ничего не умещалось. Но им ничего и не требовалось. Они закрыли облупившуюся краску рисунками Лейлани – портретами обитателей приюта. Самым большим оказался портрет Кима. Себя она никогда не рисовала. На окно повесили пестрые занавески из лоскутов ткани.
Лейлани лежала на кровати у окна, но, как только вошел муж, села на постели.
– Уже освободился? – белокурые волосы рассыпались по плечам. Лицо нежное и какое-то неземное: голубые глаза лучатся радостью, кожа белая и тонкая, кажется, даже прозрачная.