Коричневые тела блестели от пота, на лицах темнела сажа. Но беда миновала.

— Вперед! — скомандовал Нана Оту, и воины Манкесима ринулись на штурм — к убежищу идола.

Боафо догнал Агьямана, который вообще не слышал приказа вождя, в двух словах сказал о том, что им грозило. Агьяман оглянулся и увидел зарево далеко за спиной: огонь пожирал лес на подступах к священной роще…

— Ну, быстрее, — сказал Агьяман, и они рванулись вперед с новой силой.

Кустарник не был здесь таким густым и колючим, как в начале спуска, идти было легче. Но все равно Боафо очень устал. Слабость накатила на него как-то внезапно, дышать стало тяжело и больно, колени ослабли. Он хотел крикнуть, позвать на помощь Агьямана, но в этот самый миг Агьяман резко остановился, и Мпотсе как вкопанный встал с ним рядом. С огромным усилием Боафо сделал еще два шага, переставив тяжелые, какие-то чужие ноги, попытался что-то сказать, но Агьяман обернулся к нему и приложил палец к губам: молчи, мол. Теперь они стояли рядом, прислонившись к высокому дереву. Кустарник скрывал их от посторонних глаз. Агьяман еще раз приложил палец к губам, и Боафо взглянул туда, куда показывал друг. Перед ними лежало убежище идола, где этой ночью плясали жрецы.

Они выбрались прямо к ритуальной поляне. Но то, что предстало их изумленным глазам, нисколько не походило на ночной костер в зеленом лесу, на песни и таинственные ритуальные пляски жрецов под бой барабанов при свете костра. То, что они увидели, не было ни таинственным, ни страшным, а было просто смешным.

По огромной поляне, в ярком, беспощадном свете дня, словно растревоженные в своих дырах крысы, метались жрецы. Они шумели, размахивали руками, толкали друг друга, тащили узлы и корзины. Служители великого идола спасались бегством, как последние жулики, каждый хватал все, до чего могли дотянуться его жадные руки. Значит, они уже знали, тот косматый, с дерева, успел добежать. Запугать Нану Оту не удалось, надо было спасаться. Но жадность держала жрецов цепкими когтями, им казалось, что еще есть время. Спасти, унести с собой награбленное — вот что остановило их поспешное бегство. Кто-то тащил на спине барана, кто-то волочил за веревку упирающуюся корову — живое жертвоприношение идолу. Козы и овцы истошно блеяли, упорно не желая слушаться понуканий, куры квохтали, норовя клюнуть алчные руки, петухи кукарекали, хлопая широкими крыльями. Перепуганные животные, нежданно выпущенные из загона и клеток, пытались вырваться на свободу. Но жрецы злобно, настойчиво гнали их в лес.

— Надо что-то делать, немедленно! — шепнул Боафо, и Агьяман согласно кивнул.

Но что могли они сделать против этой разъяренной толпы? И главное, они не могли добраться до Опокувы: жрецы метались по всей поляне.

— Ладно, рискнем, — решил Боафо. — Говори, где она?

— Я не знаю, — растерялся Агьяман. — Они все одинаковы, эти хижины, а мы подошли с другой стороны… И потом, тогда была ночь… Все было каким-то другим…

— Мы же знали… — простонал Боафо, — мы ж знали, что вернемся, надо было запомнить…

— Будем ждать, — нахмурясь, решил Агьяман. — Сейчас придут наши, и мы бросимся на них в открытую, обыщем все их поганые норы!

Ребята прислушались. Отряд был уже совсем близко: топот ног, голоса слышались все громче и громче.

— Вперед! — крикнул Боафо и выскочил из укрытия.

— Бей их! — завопил Агьяман.

В тот же миг Нана Оту и первые из преследователей показались в долине.

— Смотри, они уносят Опокуву!

Из маленькой хижины, ярдах в пятнадцати от того места, откуда выскочили мальчики, выбежал высокий человек. Он тащил на себе отчаянно отбивавшуюся Опокуву. Руки ее были связаны, но ноги свободны.

— Опокува! Опокува!

Пронзительный крик Боафо долетел до его сестры. Она увидела бегущих к ней мальчишек и обернулась. Глаза ее были полны слез.

Решение пришло мгновенно.

— Мпотсе, вперед! Хватай его, быстро! — скомандовал Боафо.

— За ноги!.. Кусай его за ноги! — заорал вдогонку Агьяман, и пес ринулся на врага.

Вот он настиг негодяя, впился белыми клыками ему в ногу. Жрец взвыл от боли. Он тут же бросил причинившую ему столько хлопот девчонку и, хватаясь за укушенную ногу, прихрамывая, скрылся в высоком кустарнике.

Но Мпотсе не собирался отступать. Он ринулся вслед за жрецом, и только грозный окрик Боафо остановил его.

Пришлось послушаться. Пес рычал и дрожал от ярости, глаза его горели злобой, он не отрывал взгляда от кустов, за которыми скрылся похититель.

Опокува, всхлипывая, лежала на земле. Теперь, когда опасность была позади, она плакала, не стыдясь своих слез, она вся дрожала. Мальчики подняли ее с земли. Боафо крепко обнял сестру, прижал к себе.

— Ну же, ну… — повторял он и ничего больше не мог сказать от волнения.

Агьяман вытащил мачете.

— Дай я разрежу веревку, — сказал он.

— Этим? — испуганно отшатнулась Опокува: слишком уж грозным было оружие, слишком маленьким расстояние между ее связанными запястьями. — А ты меня не поранишь? — Страх все еще владел ею, и Боафо это понял.

— Постой-ка, — остановил он друга, — я развяжу.

Но это оказалось не так-то просто. Множество замысловатых узлов было стянуто каким-то неизвестным ему способом. Скоро стало ясно, что развязать невозможно. Боафо переглянулся с Агьяманом, покосился на сестру. Она стояла опустив голову и дрожала по-прежнему. Опокува, их храбрая Опокува и вправду боялась…

Люди Манкесима громили убежище идола. Они срывали с хижин крыши, рушили стены. Посреди поляны пылал огромный костер: жилища жрецов служили ему пищей.

— Придется разрезать веревку, — сказал Опокуве Боафо.

— У нас ведь есть и другие дела, — осторожно напомнил Агьяман.

И Опокува решилась. Она перестала бояться, протянула связанные руки.

— Не спеши, осторожно, — тихо предупредил Агьямана Боафо.

Медленно-медленно перерезал Агьяман веревку, а Опокува, страдальчески морщась, следила за тем, как ржавый нож подползал к ее коже. Но ничего не случилось, и скоро руки ее оказались свободны.

— Спасибо, — облегченно вздохнула Опокува. — Как хорошо!..

Она пошевелила пальцами, потерла затекшие запястья.

— Ну, а теперь… — Боафо прищурился, — теперь у нас есть еще одно дело. Ягненок. Надо найти его.

— Ах да, я и забыла! — подхватила Опокува. — Если его не увели с собой, мы его, конечно, найдем…

Где искать ягненка? — этот вопрос не особенно их беспокоил. А везде… везде, где придется… И они стали забегать во все хижины подряд, в те, что еще стояли на своих местах. Они заглядывали в темные жилища удравших жрецов, еще не преданные огню. Они даже те хижины, что горели, обежали вокруг. Среди треска костра и грохота топоров все трое напряженно вслушивались в каждый звук: не заблеет ли белый ягненок Наны Оту?

Жрецы не успели угнать всех животных, и люди Манкесима, не обращая внимания на огонь, пылавший вокруг, сгоняли обезумевших от страха коров, коз и овец в одно мычащее, блеющее стадо. Ребята стали им помогать. Просторная хижина, самая большая в ущелье, стояла нетронутой среди дыма и чада. К ней-то и погнали стадо. За хижиной на заднем дворе был огорожен забором двор. Из загона неслось кудахтанье кур, блеянье коз и овец. Но забор был высоким, доски пригнаны плотно — ничего нельзя было разглядеть. Эти жрецы так искусно запрятали вход в загон, что, казалось, найти его невозможно.

— Уверена, что ягненок здесь! — горячо заявила Опокува. — Мне даже кажется, что я и голос его слышу.

— Эх, как бы туда забраться! — с досадой вздохнул Агьяман.

Он попытался просунуть между досок мачете, но искусный мастер плотно пригнал доски друг к другу. Боафо, как всегда, в нетерпении топтался на месте. Опокува быстро обежала забор. Потом показала ребятам на растущее рядом с забором дерево.

— Смотрите, вы можете залезть на него и спрыгнуть вниз, — сказала она. — Ветки спускаются внутрь загона.