— Надо искать, — промолвил он. — Надо искать, пока не настала ночь. Надо просить помощи, вождь…
— У кого? — Нана Оту подошел к толкователю, заглянул ему в лицо.
— Мы здесь чужие, — сказал Фунн. — Мы здесь чужие и лесов не знаем, мы не найдем. Надо просить помощи у Наны Аду. Пусть бьют в гонг, пусть гремят барабаны и кричит глашатай. Пусть люди знают, что мы ищем ребят: двух мальчиков и одну девочку в цветастом платье и с веселым лицом. Люди помогут нам, Нана Оту.
— Хорошо, — сказал Нана Оту. — Так мы и сделаем. — Лицо его просветлело, надежда оживила вождя. — Послать к вождю Манкесима! Сейчас же…
И Опанун Фунн вместе с двумя старейшинами отправился к вождю Манкесима.
— Опишите глашатаю пропавших детей, — сказал им вождь на прощание.
Старейшины покинули дом, а Нана Оту остался ждать на веранде. Он не шел в комнаты, и слуги вынесли на веранду керосиновые лампы. Язычки пламени колебались от дуновения ветерка, причудливые тени плясали на стенах. Нана Оту ждал.
Между тем весть об исчезновении детей разнеслась среди людей Абуры. На веранде стали собираться те, кто пришел вместе с вождем в Манкесим. Тихо подошли служанки — местные жительницы. Они молча сели в сторонке, изредка поглядывая на ворота: вдруг ворота откроются и появится неразлучная троица? Все молчали. Потом одна из служанок осмелилась напомнить вождю об ужине, но он только покачал головой. Да и никто в этот вечер не ужинал: люди ждали вестей от Наны Аду.
Казалось, прошла вечность — в глубоком молчании. Но вот вдали забили барабаны, зазвучал тревожно гонг. Потом настала мгновенная тишина, и в этой тишине, далеко-далеко, разнесся протяжный крик городского глашатая:
— Слушайте, слушайте… слушайте все…
— Наконец-то, — облегченно вздохнул Нана Оту.
Во всем городе открывались двери, жители Манкесима выходили из домов и слушали этот протяжный вопль — случилось что-то особенное, раз кричит глашатай, да еще в такое неурочное время.
— Нана Аду и его старейшины повелели сказать, что друг Наны Аду — вождь Абуры, благородный Нана Оту — попал в беду… — В ясном воздухе крики слышались отчетливо, чисто. — Вождь Абуры пришел к нам в город просить помощи и совета у великого идола Нананомпоу. С вождем пришли его гости — два мальчика и девочка…
Глашатай подробно описал каждого, а потом прокричал, повысив свой звучный голос:
— Этим утром они ушли из дому и пропали. Если кто-нибудь видел кого-то из них или знает кого-то, кто их видел, пусть немедля идет к вождю Абуры и скажет. Человек этот получит вознаграждение…
Наступила тишина. Замолчал глашатай, и люди Абуры молчали тоже. Потом глашатай снова ударил в гонг — в знак того, что закончил. Через некоторое время где-то вдали, в другом конце города, снова ударили в гонг и снова закричал глашатай — вождь Манкесима сделал все, чтобы о беде знал весь город. А Нане Оту оставалось только ждать.
И вот ворота открылись, и во двор вошли старейшины и толкователь, а с ними — глашатай. Они привели с собой пожилого человека и юношу. Все подошли к Нане Оту, обменялись приветствиями. Первым заговорил глашатай.
— Расскажи обо всем вождю, — сказал он, и юноша стал говорить.
— Мы с братом, — сказал он и кивнул на пожилого мужчину, — пришли в Манкесим, чтобы спросить совета у великого Нананома. — Голос его дрогнул, он испуганно оглянулся, словно кто-то стоял за его спиной. — Утром мы отправились к идолу, а по дороге нас обогнали трое ребят. Они похожи на тех, о которых кричал глашатай. С ними была собака — черная с белым, ведь правда? — Он обернулся к брату, и брат молча кивнул.
— А куда они шли? — Голос вождя дрогнул.
— Не знаю… Но тропа вела к идолу… — испуганно понизив голос, сказал юноша.
— Да-да, еще немного — и они пришли бы к нему, — добавил его брат.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил в волнении Нана Оту.
— Я хочу сказать, что они свернули с тропы прямо в лес. Я удивился: что им там надо? Я следил за ними, пока они не исчезли…
— Ой! — всплеснула руками одна из служанок. — В лес! Ой, они там пропали, пропали!..
— Они свернули с тропы, говоришь ты, — медленно повторил Нана Оту. — Это плохо…
— Плохо, плохо, — испуганно подтвердил глашатай. — Никто не смеет ходить по заповедному лесу, никому не позволено ступать по священной земле. Если то, что сказали эти люди, правда, тогда все может случиться… Люди исчезали в священном лесу навсегда, пропадали навеки, никто о них больше не слышал…
Нана Оту закрыл лицо руками. Все молчали. Каждый представлял себе те бесчисленные опасности, какие подстерегали ребят. Потом Нана Оту поблагодарил юношу и его брата и отпустил их, сказав, что завтра они получат вознаграждение.
— Ну, что будем делать? — обратился он затем к старейшинам. — Если они в самом деле отправились в убежище идола, надо идти их спасать.
— Но не можем же мы нарушить запрет? — возразил один из старейшин. — Мы не смеем ступить на землю священного леса: проклятье самого Нананомпоу падет на наши головы…
— Разве не слышал ты, Нана Оту, про судьбы тех, кто преступал запрет? — поддержал старейшину другой старец.
— Слышал, — задумчиво подтвердил вождь Абуры. — Но если, говорите вы, никто не возвращался из леса, значит, мы потеряли детей навсегда, так?
Старейшины молча опустили головы.
— Но ведь это не мои дети, — продолжал Нана Оту. Голос его звучал сурово. — Они — наши гости, их прислал ко мне мой друг, верховный вождь Асантехéнсе. А вдруг он подумает, что мы принесли их в жертву нашему идолу? Кто может предвидеть, на что он тогда решится?
— Ты прав, Нана Оту, — сказал Опанун Фунн. — Надо идти в лес во что бы то ни стало.
— Но это запрещено, вы же знаете! — подал голос глашатай.
— Придется просить разрешения у Наны Аду, — решил Нана Оту и сам отправился к вождю Манкесима.
Нана Аду уже все знал. Он не ложился спать в ожидании вождя Абуры, и его старейшины не шли спать тоже. Он встретил Нану Оту с почтением и сочувствием, он готов был помочь ему, но старейшины твердили одно: «Никто не смеет ступить на священную землю — это запрет самого Нананома, и не смертным его отменять». Старейшины говорили о традициях и законах, о смертельном риске, об опасностях, поджидающих незваных гостей в священном лесу…
Совет продолжался долго. Нана Оту стоял на своем. Он спорил со старейшинами, уверял их в том, что все понимает, что никогда не посмел бы преступить законы, но Асантехенсе — его друг. Не может же он, вождь Абуры, предать дружбу? И сами ребята… Разве они не его гости? Разве не повелевает старинный долг гостеприимства спасти их?
Они спорили и спорили, и наконец Нана Аду сдался.
— Хорошо, — сказал он. — Я пошлю в лес самых лучших, самых мужественных моих воинов. Пусть они идут вместе с вами, но пусть духи знают, что я противился этому, и сам я не ступлю на запретную землю.
— А я ступлю, — решительно сказал Нана Оту. — Я сам поведу твоих воинов, Нана Аду. И пусть духи гневаются на меня, пусть знают, что я настоял на этом. Лучше гнев Нананома и тех, кто ему служит, чем горе друга!
Так сказал Нана Оту, поблагодарил вождя Манкесима и покинул дворец. Договорились, Что двинутся на поиски рано утром и встретятся у тропы, чтобы сберечь время. Нана Оту верил, что решил все правильно, и потому, придя домой, сразу заснул и спокойно спал до утра.
8. ПОИСКИ
оафо и Агьяман так устали, что проспали рассвет. Они проснулись, когда солнце уже стояло в небе и весело заглядывало к ним сквозь листву дерева, на котором они устроились на ночлег. Боафо посмотрел вниз: хотел удостовериться, что Мпотсе вернулся.
Верный пес лежал под деревом и с наслаждением что-то грыз — трофей, принесенный с удачной ночной охоты.