Интересно, Рина это всерьез или образно, насчет жизни, сидящей под дверью? Шут вполне способен. Лена даже представила его: устроился в небрежной позе напротив охраняемой двери, смотрит поочередно на гвардейца в белом и на эльфа в черном… Эффектное зрелище. Рина не могла его не оценить и теперь, наверное, обязательно устроит так, что служащие в Гвардии эльфы будут носить не белые кирасы, а черные плащи.

А ведь жизнь, похоже, становилась такой же, как дома, в Новосибирске. Вся-то разница в том, что на работу не надо было ходить пять дней в неделю, спать ложилась не одна, на автобусе не ездила и на крем «Лореаль» не облизывалась. Это, кстати, несомненные плюсы, включая материальную сторону: не надо было заботиться о заработке, это стало проблемой других, и неприхотливость Лены во многом была связана с полным отсутствием жалованья за многотрудную службу Светлой. Но разве что-то ей еще было надо? Конечно, платьев всего три на все случаи жизни, зато какие – никогда такой роскоши, как вышитое эльфийское, у нее не было. А крем получше, чем «Лореаль», морщины, конечно, никуда не исчезают, но кожа стала куда более здоровой и гладкой… впрочем, это, скорее, следствие здорового образа жизни, регулярного пребывания на свежем воздухе, отсутствие химикалий в воде и присутствие мужских гормонов в организме… Ой… Здесь краснеть категорически нельзя. Здесь светское мероприятие, называемое дружеским ужином.

Тут им принесли десерт – обалденный пирог со сбитыми сливками. Не из баллончика! А не попробовать ли потом соорудить самый примитивный тортик из тех, что она умела когда-то печь? Например, медовый – его хоть на сковородке делай. А промазать сливками… М-да, сахара здесь нет? или есть? В пироге сливки были сладкие, но уж что в них добавляли, неизвестно. Вроде пользовались в основном медом, но как можно соединить мед и сливки?

Эльфы рассматривали пирог с явным интересом. Сластены, а такой прелести не изобрели. Зато они изобрели тот сказочный мясной рулетик из воздушного теста, который считали самой примитивной едой – так, для дороги, для солдат. А Лена его просто обожала и радовалась каждому случаю, когда он попадал ей в руки. Нет, в рот.

Так все-таки жизнь становилась банальной. Текучкой. Из приключений, сна, сказки превращалась в будни. Лену это не печалило, потому что будни прекрасны, если ты удовлетворен. А чего еще можно пожелать, если есть кров, еда, друзья и любовь? Что вообще может быть банальнее? А с милым рай действительно и в шалаше, то есть в палатке или крохотной комнатке в бревенчатом доме без удобств. Истинная правда. Тем более что тяготы была в виде добывания воды и тепла лежали не на ней. Да любая нормальная баба бы ей позавидовала. Кино нету? книжек? ресторанов? пробежки по магазинам? А спрашивается, оно ей надо? Можно менестрелей слушать или шута, когда он негромко напевает только для нее и искренне сожалеет, что сочинять баллад не умеет – не дано таланта. Вместо магазинов – ярмарки. Вместо кино – магия. Попросить Кариса – он ей полную комнату бабочек понапускает. А цветы Сима, не вянущие месяцами? А тренировки с учебными мечами? А состязания, которые два раза устраивали эльфы – в начале зимы и в конце, когда растаял снег и просохла земля? Самые настоящие Олимпийские игры без никакого допинга и ангажированного судейства. Нет мягкого дивана? На жестком спать полезнее. Единственное, чего Лене действительно не хватало, – это душ. Постоять бы под теплыми струями хоть полчасика – и опять надолго сюда…

А на дворе что-то вроде апреля. В июле будет год, как она сделала тот самый Шаг с прописной буквы. Дозрела до того, что ее собственный мир ее выставил. Ну и сам виноват. Не нужны Светлые – а нам и тут хорошо, нас и тут кормят, как говорит кот Матроскин. Сестрички бы больше не попадались, а то уж больно плохо шут похмелье переносит.

В той жизни Лена не играла никакой роли. Ни в глобальном смысле, ни в бытовом. По большому счету, она никому не была дорога так, как здесь. Милит вон кого хочешь порвет на тонкие полосочки, которые потом Маркус мелко нашинкует, Ариана в пыль сотрет, шут по ветру развеет, а Лиасс ее в это время будет по головке гладить, утешать и рассказывать, какая она необыкновенная. Ну кому ж не понравится, когда хвалят? Приятно, даже если неправда. Роль? Значение? Судьба? Какая разница, если под дверью сидит и терпеливо ждет окончания чужого банкета длинноногий и длинноносый мужчина с характером то ли старика, то ли подростка… Магия? Да к черту. Любую и любой природы – человеческую, эльфийскую, ее собственную, если это вообще магия и если это вообще существует, если вся ее якобы помощь не есть результат той самой веры, о которой говорил Лиасс: они умрут, потому что поверят…

А шут действительно ждал неподалеку, хотя и не под дверью, и не сидел на холодном мозаичном полу, а стоял, прислонившись к стене, в такой вольной и естественной позе, что хотелось сказать «стоял, развалившись». Конечно, как только раскрылись двери и сливки общества начали выливаться в коридор, он от стены оторвался, склонился в почтительном поклоне, как и положено ему, бывшему, бесправному теперь, шуту. Родаг остановился около него, помедлил, но ничего не сказал, резко отвернулся и ушел вперед своей несолидной некоролевской походкой. Рина его и взглядом не удостоила, слегка кивнул Верховный маг и отметил его присутствие Верховный охранитель. Для остальных его словно бы и не было. Лишняя шпалера на стене. Прихоть даже не короля, прихоть Странницы.

– Долго ждал? – спросила она. Шут, убедившись, что сильные мира сего удалились, выпрямился и пожал плечами.

– Долго. Скучно стало в комнате сидеть. Да и побоялся, что ты заблудишься. Ты почему-то плохо ориентируешься здесь.

– Да мы бы проводили, – усмехнулся Милит. Шут покосился на него неприязненно.

– Об этом я тоже подумал. Лена, я не шел по коридорам один, меня проводил Карис. Ты же понимаешь, что с Карисом тоже никто связываться не рискнет, не потому что он сильный маг, а потому что он маг придворный.

Ариана погладила его по щеке.

– Оправдываешься, полукровка? Значит, провинился в чем-то. Ну, в чем?

– Провинился? Да когда б я успел?

Однако возмущения в его голосе было многовато, чтоб Лена ему поверила. Она взяла шута под руку, чтоб не потеряться в коридорах, и наплевать ей было, кто и что подумает, не королева же она в конце концов, и сказала:

– Лиасс, я здесь уже задыхаюсь. Может, мы завтра уедем обратно? У тебя, я понимаю, долг и все такое, но я вроде бы не официальное лицо и являть собой ничего не должна.

– Послезавтра мы уйдем все вместе, если ты не возражаешь, Светлая.

– Давно пора, – проворчал Милит, – я уже устал демонстрировать всем свою законопослушность. Нет, Владыка, ты меня не так понял. Я буду соблюдать законы этого королевства, только надоело мне быть львом в зверинце, на которого сбегаются посмотреть.

– Почему терплю я?

– Потому то ты – Владыка, а я всего лишь воин. Грубый и примитивный. Даже лишенный магии.

– Зато наделенный языком на полметра длиннее нормы, – проворчала Лена. Шут немедленно спросил, сколько это – метр, и почти всю дорогу до зеленых комнат в тупике третьего этажа Лена рассказывала ему о системе мер и весов, принятой в ее мире, отвлекаясь на специфику английских и оставшихся только в пословицах русских. Эту тему она знала хорошо. А вот в местной системе не разбиралась. Расстояние измеряли милями, шагами либо, что особо интересно, днями, но сколько дней было в местной миле, Лена не знала, и чей шаг – размашистый Родага или семенящий Рины – брался за основу, тоже не знала. Рост измеряли еще проще: высокий – невысокий. Меры веса, разумеется были, какая торговля без гирек, только когда Лена присутствовала при покупках, считали возами или штуками. А год был точно такой же, как дома, даже високосные имелись, и их серьезно остерегались, но не потому что просыпались темные силы, не верили здесь в темные силы, а потому что что-то происходило в природе. В високосные годы начинались войны, случались засухи или наводнения, поэтому Светлых ждали с особенной надеждой.