– Мальчик с трудным детством, – проворчал Проводник. – А у кого оно было легкое? Ты вон до сих пор его в себе носишь, хотя пора бы и забыть…

– У меня, – сказала Лена. – У меня детство было легкое. Мама и папа любили. Про войну только в книжках читала. И вообще…

– Я ж не об этом, Делиена. Он до сих пор несчастный одинокий мальчик. А пора было бы научиться быть взрослым, то есть думать и людей ценить…

– А много я встречал людей вроде вас? – перебил его шут.

– А что ты с королем не поделил? – не остался в долгу Маркус. Лицо шута потемнело.

– Вот ему я и имел неосторожность поверить, – произнес он. – Забыл, что прежде всего он король, а уже потом человек. И я для него прежде всего был шут, а уж потом… человек. Ты, Маркус, просто не знаешь, какой там… гадючник.

– Не знаю? – усмехнулся Маркус. – Я ж таки из Гаратов, хоть провинциальный, да аристократ… был когда-то.

– Гараты вроде всегда гвардейцами были, – заметил шут. – Или стражами.

– Гараты всегда были бойцами, – поправил Маркус. – Я научился шпагой махать раньше, чем читать, а верхом ездить – раньше, чем разговаривать. Тем более что война была.

– А потом ваши края посетила Странница…

– Умный, – хмыкнул Маркус. – Да. И я заболел… дорогой. Правда, первый раз на Путь вступил, когда мне уж лет тридцать было. Не помню. Давно.

«Приготовься к очень долгой жизни, Светлая», – вспомнила Лена и испугалась. Ей не хотелось жить очень долго. Настолько долго, чтобы терять. Сколько проживет Маркус? А шут?

Шли они уже несколько дней. Не прячась, но и избегая больших дорог. Мужчины честно пытались заработать, но стоило крестьянам увидеть Лену, они немедленно начинали тащить ей разнообразную еду, молоко и даже что-то вроде бражки – сладкий хмельной напиток, который очень понравился мужчинам. Не возникало и проблем с ночевкой – Лену устраивали с полным комфортом, мужчины без проблем высыпались где-нибудь на сеновале. Для них топили бани – ну совершенно такие же, как было у половины знакомых дачевладельцев, обязательно приносили попробовать что-нибудь нового урожая и с трепетом ждали ее реакции.

Но, как ни странно, ночевать под открытым небом ей нравилось больше. Наверное, просто потому, что она не оставалась одна. Плохо было, когда на несколько дней зарядили дожди, и даже замечательный эльфийский плащ промок и стал тяжеленным, как тулуп. Как назло, ни одной деревни не попадалось, ночевать приходилось в наспех сооруженных шалашах. Дождь в них почти не проникал, но одежда все равно была мокрой, Лена отчаянно мерзла. Поэтому когда тучи наконец разошлись и солнце быстро высушило траву, они устроили грандиозный привал, отмылись в озерце, развесили по кустам одежду, развели костерок, а Маркус взял лук шута и в одних трусах отправился охотиться.

– Лена, – сказал шут, – ты сними платье, пусть просохнет.

Лене стало грустно. И обидно. Все это время шут к ней не притрагивался, и она по старой привычке по всем винить себя думала, что он все-таки не может забыть красавца-эльфа. Что бы он ни декларировал, мужчины – собственники… А она сдуру сама призналась, что было хорошо. И вот результат: сними платье, только чтоб просохло. А и в самом деле…

Шут покачал головой и начал расстегивать мелкие пуговки. Его холодные пальцы сильно дрожали

– Замерз? – невольно спросила Лена.

– Замерз? Нет, – усмехнулся он. – Думаешь, мне так легко каждый день видеть тебя и не иметь возможности прикоснуться? Ты простишь меня? Ну хоть когда-нибудь?

– Так, – сказала Лена, отстраняя его руку. – Давай подробнее. Я думала, мы уже с этим разобрались, кто кого и за что прощает. И что… тебе мешает? Эльф?

Он опустил глаза.

– Эльф. Я знаю, что такое магия... в этом случае. По себе помню. А у женщин это… ну, куда сильнее. Я понимаю, что я после…

Вообще-то Лена никогда не имела привычки драться, но шут получил такую полновесную затрещину, что у нее заболела ладонь. Он сидел перед ней на корточках и не удержал равновесия, смешно свалился на бок, недоуменно помотал головой. Лена отвернулась. Ну и черт с ним. Без океана она вполне бы обошлась, но так спокойно было чувствовать его руку на талии, так умиротворяли легкие, почти неуловимые прикосновения губ к волосам. Жаль. Впрочем, на что могла рассчитывать тетка в ее возрасте, да еще и не особо симпатичная. Конечно, шут не был писаным красавцем, особенно если сравнивать его с эльфами: лицо у него было слишком худое и бледное, нос длинноват, носогубные складки резковаты для его возраста, но мужчине красивым быть и не надо. А женщине – надо. Тогда мужчины не ищут дурацких оправданий, не списывают ничего на магию и…

Шут осторожно прикоснулся к ее шее губами. Лена сунула назад локтем, как тогда, на площади, чтоб Маркус заткнулся, и тоже попала. Шут крякнул, но вместо того чтобы отстать, просто опрокинул ее на спину и прижал руки к земле.

– Не дерись, – предупредил он, – я лучше подготовлен.

Крапинки в глазах посветлели и заискрились.

– Отстань!

– Ну уж нет…

Он легко переместился, не отпуская ее рук, легонько поцеловал в нос.

– Лена, я дурак. Самый настоящий. Ну прости, а? Я привык мерить по себе, а ты совсем другая. Я… Лена, я просто боюсь, что ты будешь сравнивать меня с эльфом.

– Буду! – злорадно пообещала Лена, но он не поверил, засмеялся счастливо, начал ее целовать, не забывая расстегивать пуговки на платье. А потом их унес океан. И ни с каким эльфом сравнивать она не собиралась. Потому что это было ни с чем не сравнимо.

С трудом открыв глаза, Лена увидела над собой лицо шута – близко-близко, а позади сияло солнце и получалось, что вокруг его встрепанной головы – сияющий нимб.

– Иначе, – прошептал он. – В этот раз – иначе… хотя я все равно ничего не помню. Мы здесь были или нет? Или я просто с ума схожу? Почему я ничего не помню? Но знаю, что… что… словом, я точно знаю, что хочу повторить!

– Маркус сейчас вернется, – пробормотала Лена. – Успеешь еще.

Ох как нравились ей его легкие прикосновения… вроде и не целует. Словно ветер задевает разгоряченную кожу. И странное-странное чувство…

А ведь все, наверное, просто. Впервые шут снял с нее платье, впервые был полностью раздет сам. Их тела соприкасались. Чем больше площадь соприкосновения, тем больше силы она дает, но никто не может взять больше, чем способен вместить – так, может быть, он возвращает силу, а она снова отдает, и этот вихрь и оказывается океаном?

Издалека донеслась песня, которую старательно горланил Проводник. Шут сморщился.

– Не вовремя…

– Ты лучше ему спасибо скажи.

– Скажу, – пообещал он, отстраняясь. – Ну вот, а платье не просушили… Погоди. Я тебе сейчас свою рубашку дам, она уже сухая. Солнце жаркое, и платья твои высохнут. Наденешь потом зеленое, а?

– А ты Маркуса прямо так встречать собрался?

Шут хмыкнул и молниеносно впрыгнул в трусы. Лена торопливо натянула белье, надела сверху тонкую рубашку. Шут покачал головой:

– Да, бедный Маркус… Ты знаешь, что у тебя красивые ноги?

Его голова опять закрывала солнце, и опять сиял нимб. Лене внезапно стало холодно и страшно.

– Не стой там, – попросила она, и шут сел напротив. Синяки на лице прошли, царапина на шее исчезла, а следов казни не осталось вовсе. Гладкая теплая кожа.

– Откуда у тебя ожог? – удивилась Лена.

– От амулета, – поморщился шут. – В эльфийском лагере был очень сильный маг… может, даже не один. Амулет реагирует на магию. Светится и сильно нагревается. В какой-то момент… я чуть не заорал, так больно стало. Перед тем как мы тебя увидели. Видно, кто-то применил Высшую магию.

В это время Лена видела казнь юного эльфа. Магия это была или боль отца?

Появился Маркус. Выглядел он смешно: в трусах, сапогах, с луком за плечами и парой крупных куроподобных птиц в руке. Шут заметно оживился.

– О, это вкусно!