1 сентября экспедиция вернулась в устье реки Камчатки и там зазимовала.

О путешествиях Беринга много писали — и в восемнадцатом веке, и в девятнадцатом, и в наше, советское, время. И для всех писавших о первой его экспедиции оставалось непонятным, как Беринг мог не заметить, что инструкция Петра им не выполнена. Как он мог не сознавать, что у него нет окончательных доказательств ни существования пролива между Тихим океаном и Ледовитым, ни того что, Азия не соединена с американской сушей? Как он, потративший столько труда и времени на подготовку экспедиции, проявивший такую твёрдую волю при перевозке грузов, при преодолении бескрайных пространств Сибири, при постройке корабля, мог повернуть, когда был уже почти у цели, и тем легкомысленно поставить под сомнение результаты всех своих многолетних усилий? Этот вопрос задавали многие и не находили ответа — оттого, что искали ответ не там, где нужно.

После возвращения на Камчатку все помыслы Беринга были, видимо, направлены к одной цели — как можно скорее вернуться в Петербург. Однако первое время, он это тщательно скрывал от своих спутников. Он, несомненно, стремился обезопасить себя от возможных обвинений в том, что инструкция Петра им не выполнена сознательно. Могут, например, сказать, что он не сделал ни одной попытки достигнуть берегов Америки. И он объявил всем членам экспедиции, что будущим летом собирается плыть на «Гаврииле» прямо на восток — к американским берегам. Всю зиму готовились к этому плаванью — ремонтировали и грузили корабль. 5 июня 1729 года «Гавриил» вышел из устья реки Камчатки и двинулся прямо на восток.

Беринг плыл по той части Тихого океана, которая теперь называется Беринговым морем. Ему тогда и в голову не приходило, что потомки назовут это море его именем. На этот раз он в действительности вовсе не стремился ни пересечь его, ни исследовать. Пройдя двести с небольшим километров, «Гавриил» уже через три дня, 8 июня, изменил курс и пошёл на юг.

Естественно, Беринг не мог всерьёз рассчитывать наткнуться на Америку в двухстах километрах к востоку от Камчатки. Ведь прошлым летом он, плывя Беринговым проливом, находился, несомненно, восточнее и тем не менее на Америку не наткнулся. Повернув на юг, «Гавриил» обогнул южную оконечность Камчатки и вошёл в Охотское море. 23 июня он был уже в Охотске.

Сразу же, не теряя ни дня, Беринг помчался в Петербург. 29 августа он был уже в Якутске. С неслыханной для того времени быстротой он пересёк всю Сибирь и 1 марта 1730 года, после пятилетнего отсутствия, прискакал в Петербург.

Странное поведение Беринга, вдруг как бы оборвавшего своё путешествие, к которому он так усердно и долго готовился, кажется непонятным лишь тому, кто рассматривает историю его экспедиций без связи с теми важнейшими событиями, которые в то время происходили в стране. А между тем судьба экспедиции, созданной по замыслу Петра, полностью зависела от судьбы всех остальных петровских замыслов и дел, вокруг которых как раз в те годы шла ожесточённейшая борьба.

За те пять лет, что Беринг отсутствовал, в Петербурге совершилось множество событий. Менялись императоры на престоле, возвышались и падали временщики, несколько раз круто изменялся весь курс государственной политики. Все эти быстрые перемены oтpaжaли напряжённейшую схватку двух борющихся партий — партии сторонников петровских преобразований и партии сторонников возвращения России к тому положению, которое было до Петра. Партия сторонников петровских преобразований состояла главным образом из деятелей петровской эпохи, безродных людей, выдвинувшихся при Петре из низов. Их поддерживали купцы, промышленники, мелкопоместные и средние дворяне, чиновничество, а также офицеры созданных Петром гвардейских полков. Боролись с ними представители старой русской знати, потомки древних феодальных родов, заседавших некогда в боярской думе, упразднённой Петром, — князья Долгорукие, Голицыны, Трубецкие, Волконские, Репнины. Пётр потеснил старую знать, отстранил её от государственного управления, но у неё остались громадные земельные владения со множеством деревень и крепостных, остались несметные богатства, остались все прежние притязания на власть.

Борьба эта началась сразу после смерти Петра, шла с переменным успехом, долго нельзя было сказать, на чьей стороне останется победа, и вся Россия следила за ней напряжённо и молча. Да и как было не следить, когда от исхода этой борьбы зависели судьбы всего государства, множества учреждений и великого множества отдельных людей. Потомки феодальных боярских родов, жившие на доходы со своих громадных населённых крепостными вотчин, нисколько не были заинтересованы ни в построенном Петром флоте, ни в построенном им Петербурге, ни в его каналах, ни в его школах, типографиях и академиях, ни в его мерах по освоению Сибири, ни в созданном им централизованном аппарате власти, который ограничивал их произвол. Было ясно, что, если они победят, всё учреждённое Петром пойдёт насмарку. А люди, поддерживавшие Петра, осуществлявшие своими руками его преобразования, будут уничтожены.

Экспедиция Беринга, которая должна была установить близость дальневосточных русских владений к Америке, принадлежала к числу наиболее характерных петровских начинаний, и деятели этой экспедиции, люди безродные, бедные и незащищённые, не могли не понимать, что их ждёт, если власть окажется в руках озлобленных противников петровских преобразований. Не без основания опасались они, что все их заслуги будут поставлены им в вину, и с жадностью и тревогой ловили каждую весть из Петербурга. И эти тревоги, эти вести отражались на всей их деятельности.

Пока на императорском престоле сидела вдова Петра Екатерина Первая, положение сторонников петровских нововведений казалось более или менее прочным. Вся власть была сосредоточена в руках у Меншикова, ближайшего сподвижника Петра. Однако Меншиков всё время чувствовал силу враждебной партии и не прочь был с нею сговориться ценой небольших уступок. Железной воли Петра уже не было у него за спиной, и он не боролся со своими врагами, а пытался задобрить их, раздавая им разные важные государственные посты и тем самым их постепенно усиливая. Положение Меншикова сделалось особенно сложным, когда Екатерина внезапно заболела и стали опасаться её смерти.

У Петра и Екатерины были две дочери — Анна и Елизавета, — и Меншиков вначале склонялся к тому, чтобы провозгласить одну из них наследницей престола. Но он отлично знал, что это вызовет яростное противодействие знати, которая считала законным наследником внука Петра, сына убитого Петром царевича Алексея. Царевич Алексей был сторонником старых порядков, и знать надеялась, что маленький его сынок Пётр Алексеевич будет придерживаться взглядов своего отца, а не деда.

Этому Петру Алексеевичу только что исполнилось тогда одиннадцать лет. И Меншикову показалось, что именно в этом вопросе он может сделать уступку враждебной партии без особого вреда для себя. Знать будет довольна, а одиннадцатилетнего ребёнка нетрудно прибрать к рукам. И когда 6 мая 1727 года императрица Екатерина Первая умерла, он, в обход её дочерей, провозгласил императором Петра Второго.

Первое время всё шло как было задумано. Меншиков полностью завладел ребёнком-императором. Он даже перевёз его из дворца в свой дом на Васильевский остров. Воспитание его он поручил Остерману — тоже одному из деятелей петровской эпохи. Мало того, он задумал женить императора на своей дочери Маше и таким образом породниться с царствующим домом. Пётр Второй был слишком юн для женитьбы, но обручение можно было совершить уже сейчас, и Меншиков торжественно обручил его с Машей. Себя самого Меншиков произвёл в генералиссимусы, то есть в самый высокий чин русской армии. Казалось, власть его достигла предела и стала несокрушимой.

Всё это вызвало бешеную ярость родовитой знати. Заговор, поставивший себе целью свергнуть Меншикова, а вместе с ним и все петровские порядки, разрастался. Соратники и друзья Меншикова давно уже чувствовали угрожавшую ему опасность, стали тайно перебегать на сторону его врагов, чтобы обезопасить себя. Предал его и хитрейший, осторожнейший Остерман, которому он поручил воспитание мальчика-императора. Подстрекаемый Остерманом, Пётр II начал грубить своей невесте, поворачивался к Меншикову спиной и требовал, чтобы его перевели обратно во дворец.