Но Беринг, казалось, не радовался своему открытию. Он ясно сознавал ожидающие путешественников трудности и тревожился. Когда Штеллер и Плениснер зашли к нему в каюту, он им сказал:

— Мы не знаем, где мы, как далеко от дома и что нас вообще ожидает впереди. Может быть, нас назад не пустит пассатный ветер. Земля нам незнакомая, а для зимовки не хватит провианта.

«Пётр» медленно плыл вдоль берега. Утром 20 июля заметили бухту, вошли в неё и бросили якорь.

Штеллер тотчас же оделся, чтобы ехать на берег. Но на палубе его встретил Ваксель и сказал:

— Капитан-командор запретил кому бы то ни было съезжать с корабля. Один только Хитров поедет после обеда поискать пресной воды.

— Этого не может быть! — закричал Штеллер. — Ведь должен же я побывать в Америке!

— Поговорите с ним сами, — ответил Ваксель.

Беринг находился тут же на палубе. Штеллер подскочил к нему, уже заранее разъярённый.

— Я запрещаю вам ехать на берег, — сказал Беринг. — Я отвечаю за жизнь вверенных мне людей и не хочу, чтобы вас убили дикари. Мы добрались до Америки и отметили её на карте. Это всё, что мне было поручено. Теперь нам остаётся только вернуться домой.

Штеллер спорил упорно, долго, горячась. Какая нелепость, бессмыслица — потратить столько лет, столько усилий, проплыть из Азии в Америку, совершить такое открытие — и не высадиться на берег!

— Я поеду один, — говорил Штеллер. — Мне не надо никакой охраны!

И, отвязав канат, он стал спускать на воду маленькую лёгкую шлюпку.

— Савва, едем со мной, — приказал он своему денщику.

Беринг его не остановил. Спустясь по трапу вниз, он встретил Овцына и сказал:

— Возьмите в оркестре две трубы и положите их в шлюпку. Пусть, сойдя на берег, они трубят. Тогда я по крайней мере буду знать, где они находятся.

О запрещении посетить американский берег и о своём столкновении с Берингом Штеллер в своих записках рассказал так: «Но едва я усмотрел, что со мною столь непорядочно поступлено и что ласковыми словами ничего учинить не мог, я употребил уже жестокие слова ему, капитану-командору Берингу, по правде говорить и публично засвидетельствовать, что я высокоправительствующему сенату на него, капитана-командора, буду протестовать, чему он был достоин; он ничего не учинил, как только то, что с великим негодованием и вредительными словами меня с судна спустил, не учиня никакого вспоможения, с одним команды моей служивым, к великой беде и смерти подвергнул; но как жестокими поступками и страхом ничего сделать не мог, претворивши всё в дружбу, приказал: как я на берег выеду, в трубы трубить…»

В этих спутанных, бешеных, вряд ли справедливых словах отразилась вся острота отношений, сложившихся на Беринговом корабле. Из этой записи видно, до какой степени раздражало Штеллера, обладавшего любознательностью подлинного учёного, равнодушие Беринга к исследованию, к науке. Он считал Беринга предателем и грозил жаловаться на него, так как ему казалось, что Беринг нисколько не интересуется существом дела и старается выполнить его только формально. Виден из этой записи и характер Беринга с его мягкостью и уступчивостью.

Штеллер спустился в шлюпку и сел к рулю. Савва Стародубцев взялся за вёсла. Шлюпка прыгала на волнах. Усыпанный белым мелким песком берег, всё приближался. Холодное хмурое небо низко висело над лесом. Кедры и ели стояли неподвижно и неприступно.

Под килем заскрипел песок, широкая волна выплеснула шлюпку на берег.

Вошли в лес. Валежник, никогда не убираемый, на два аршина покрывал землю. Ноги проваливались по колено в хрустящие сухие ветки. Штеллер зорко оглядывался по сторонам. Его большие руки шарили по густому седому мху и срывали листочки, стебли, цветы. Предавшись своему любимому занятию — собиранию неизвестных растений, — он успокоился и забыл о недавней ссоре с Берингом. Савва медленно шагал за ним, опираясь на длинное ружьё, довольный, что он снова на земле, в лесу, а не среди надоевшего моря. Так они прошли около версты. Савва остановился, вздохнул, снял шапку, вытер рукавом лоб и вдруг закричал:

— Дым! Дым!

Штеллер поднял голову и над вершинами увидел синий дымок, спокойно взлетавший к небу.

— Это, верно, Хитров высадился, — сказал он. — Его послали за водой.

— Нет, — возразил казак. — Хитров поехал вдоль берега направо, а дым от нас по левую руку. Это…

Но Штеллер и сам уже понял, что это за дым. Здесь есть люди. Кто они? Людоеды? Что они сделают с двумя беззащитными чужеземцами?

— Пойдём! — прошептал Штеллер и ринулся вперёд, туда, где над лесом вился дымок.

— Вернёмся, барин, — сказал Савва. — Убьют.

Но Штеллер уже бежал по лесу. Сумка с образцами американских растений хлопала его по боку. Савва неохотно следовал за ним, боясь потерять его из виду.

Внезапно они оба выбежали на узкую лесную тропинку.

— Ага! — закричал Штеллер. — Здесь ходят! Здесь много людей!

Штеллер побежал по тропинке. Но столб дыма вдруг отделился от леса, взлетел в небо и растаял. Штеллер на мгновение остановился, потом снова кинулся вперёд. Под закоптелой сосной лежала груда угольев, только что залитых водой.

— Удрали! — облегчённо вздохнул Савва. — Мы их вспугнули. Нас за версту было слышно.

Люди бежали в такой суматохе, что оставили все свои вещи у погашенного костра. Штеллер с любопытством разглядывал странную утварь. Раньше всего он обратил внимание на два больших деревянных корыта. В эти корыта была налита горячая вода, в которой плавали куски оленьего мяса.

— Это кастрюли, — сказал Штеллер.

— Где же это видано, чтобы кастрюли делали из дерева, — усмехнулся Савва. — Если деревянную кастрюлю поставить на огонь, она сгорит.

Но Штеллер с презрением поглядел на него. Он засучил рукав, — засунул руку в корыто и вытащил из воды несколько чёрных от сажи мокрых камней.

— Они сперва накаляют эти камни на костре, — объяснил он Савве, — а потом кладут их в корыто с водой. Вода закипает. Тогда они бросают в корыто мясо. Такой способ варки существует у всех народов, не умеющих делать глиняной посуды.

Тут же Штеллер нашёл и огниво, которым жители Америки разжигали костёр. В те времена европейцы тоже не знали спичек и для зажигания огня пользовались огнивом. Но европейское огниво было гораздо более удобным и совершенным, чем то огниво, которое Штеллер нашёл в американском лесу.

Огниво жителей Америки состояло из дощечки с дырочкой и деревянной палочкой. Человек вставлял конец палочки в дырочку, зажимал палочку между ладонями и вертел её до тех пор, пока дерево от трения не нагревалось. Тогда он прикладывал к нагретому месту клочок сухого мха, и мох вспыхивал.

Пока Штеллер разглядывал огниво, Савва снова заметил дым, на этот раз гораздо дальше.

— Идём, — сказал Штеллер, спрятав огниво в свой мешок.

— Куда идти? — хмуро возразил Савва. — Надо возвращаться.

— Ну и возвращайся, — сказал Штеллер. — А я пойду один.

Но Савве было страшно возвращаться одному по дикому лесу. Да и совестно было оставлять Штеллера. И он побрёл за Штеллером.

Они снова шагали по тропинке. Теперь они старались не шуметь, поминутно останавливались и прислушивались. Дым то исчезал, то снова вырывался из-за вершин деревьев. Узкая тропинка извивалась, и они уже двадцать раз переменили направление. Но дым, оказалось, всё оставался на том же расстоянии. Штеллер торопил Савву. Они уже снова почти бежали. Прошло полтора часа. Дым вырвался из-за леса в последний раз, исчез и уже больше не появлялся.

— Вернёмся, сударь, — сказал Савва. — Всё равно никого не увидим. Здесь до берега вёрст пять, неменьше. Ещё попадём в ловушку.

— Нет, — сказал Штеллер. — Идём вперёд!

Он сделал ещё один шаг, покачнулся, взмахнул руками и провалился сквозь землю.

У ног Саввы чернела глубокая яма.

— Да тут целый клад! — услышал он снизу голос Штеллера. — Это погреб. Принимай!