Чанг-пророк немедленно явился во дворец и потребовал, чтобы его пропустили к царице. Услыхав о приходе знаменитого предсказателя, царица приказала впустить его поскорее, надеясь узнать от него о судьбе своего сына. При виде Тюнг Ньи лицо ее выразило глубочайшее изумление, она велела позвать Нгуен Ши и Динь Льета. Когда вельможи вошли в зал и с поклоном приблизились к царице, она сказала, что наружность этого юноши удивительно напоминает ей облик духа, которого она некогда видела во сне. Должно быть, повелитель неба Нгаук Хоанг послал этого человека на помощь ее царственному сыну.

— Этот юноша связан с царем единой судьбой, — говорила она. — Горе мне! Юноша жив и стоит у моего трона, но кто знает, что случилось с Тхань Тоном? Жив ли он?

Царица закрыла лицо руками и заплакала. Тогда Нгуен Ши почтительно произнес:

— Выслушай меня, о мать царя! Ты сама говорила, что твой сын родился с благословения небес, поэтому ему ничего не грозит и ты не должна тревожиться. Позволь же, о мать царя, чтобы этот юноша приподнял перед нами завесу тайны.

— Пусть поведает он нам, — сказала царица, — о судьбе царя Тхань Тона.

Тюнг Ньи поклонился царице и сказал:

— О мать царя, успокойся и перестань тревожиться, я и мои друзья спасли царя от смерти и укрыли его в пагоде Тхац. Прикажи послать за ним коней и свиту.

Царица, обрадованная его словами, тотчас отправила за царем важных вельмож в сопровождении конной свиты, и вскоре Тхань Тон уже восседал на золотом троне в своем дворце.

Царь щедро одарил своих спасителей золотом и драгоценностями и назначил их всех в свою свиту. Кроме того, испытывая к Тюнг Ньи особую благодарность, царь предложил ему на выбор любую из придворных должностей. Но Тюнг Ньи отказался от всех почетных должностей и сказал с низким поклоном:

— О почтенный и мудрый властелин! Много есть замечательных должностей, название которых ласкает слух звучностью слов и количеством титулов, но я прошу для себя звания, состоящего всего из двух слов — «чанг-нгуен» — и права стоять у твоего трона.

Первый придворный мудрец и звездочет, услыхав слова Тюнг Ньи, задрожал от зависти, ибо он опасался за себя, однако, изобразив на лице приятную улыбку, он опустился перед троном на колени и сказал:

— О величайший и мудрейший из царей! Этот юноша имеет много достоинств, но ведь тебе известно, что степень чанга может быть присуждена только на царских экзаменах и достойнейшему из достойных, превзошедшему всех мудрыми сочинениями и глубокими речами. Ты можешь подарить ему светлый дворец с сокровищницами, полными золота, серебра и драгоценных материй, затканных жемчугом, ты властен дать ему титул вельможи; но разве можешь ты сделать первым мудрецом человека, который не в состоянии прочитать и написать даже одного слова.

Большинство придворных, завидовавших Тюнг Ньи, нашло речи первого мудреца весьма справедливыми. Тогда царь Тхань Тон произнес недовольным голосом:

— Если человек обладает столькими талантами и так предан мне, как мой спаситель, то для чего ему писать сочинения и говорить речи?

Как-то царь отправился на прогулку к пагоде Тхай, он долго молился богам, а потом сделал пожертвование из золотых и серебряных монет на обновление пагоды, сильно пострадавшей от времени. Мастера быстро отделали заново все помещения пагоды, и она вновь заблистала свежими красками, но они не могли догадаться, что делать с колоколами, позеленевшими от времени и непогоды. На вершину колокольни невозможно было взобраться, невозможно было также спустить колокола на землю. Тхань Тон созвал всех вельмож и придворных мудрецов и, желая испытать их, произнес витиевато и туманно:

Вельможи и мудрецы не в силах были постигнуть смысла слов царя и окаменели от удивления и тревоги. Даже первый мудрец стал подобен статуе. Тогда царь сказал с насмешкой:

— Я вижу, что у вас не в порядке уши. Быть может, ваше зрение окажется более острым?

И он приказал слуге развернуть свиток алого шелка, на котором были выписаны эти слова. Вельможи выпучили глаза так, словно собрались выстрелить в непонятную надпись, но никто не произнес ни слова. Чанг же по своему невежеству решил, что эти иероглифы означают то же самое, что и те, которые он видел на стене дома прекрасной Фан Кхань. Они же означали, как было сказано, имя красавицы «Фан». Поэтому Тюнг Ньи смело вышел вперед и произнес «Фан», что означало «мел».

Царь радостно улыбнулся и сказал:

— Взгляните, этот мудрый юноша один понял мои слова, а ведь я вас спрашивал, как очистить колокол пагоды Тхай. Однако он не только понял мои слова, но и дал ответ с краткостью, достойной древнего мудреца. Мел — вот средство, которым будут очищены колокола. Я уверен, что этот юноша, мудрейший из моих приближенных, знает также, как воспользоваться мелом для очистки колоколов.

Тюнг Ньи, который только сейчас понял, о чем, собственно, идет речь, вспомнил, как мясники чистят медную посуду при помощи палки, на конце которой намотана пакля с порошком мела, и, поклонившись царю, он сказал:

— Конечно, о повелитель, было бы странно, если бы я знал только половину дела. Мел, о котором я говорил, надлежит растереть в порошок и, обваляв в нем паклю, привязать ее к концу длинного бамбукового шеста. Потом, достав шестом до колоколов, надраивать их до блеска…

Царь потирал руки от удовольствия.

— Смотрите, — сказал он, — как свободно разбирается он в столь тонком и трудном деле. Слова его текут привольно, словно тучи по небу, речи его плавны, как воды реки. А мои мудрецы и вельможи молчат, ибо в голове у них нет ни одной мысли. Теперь всем стало очевидно, что этот юноша — первейший среди мудрецов. Я удостаиваю его высшей ученой степени чанг-нгуена.

Наградив мастеров, восстановивших былую красоту старинного храма, царь снова обратился к присутствующим:

— Здесь, в этой пагоде, я спасся с помощью неба от большого несчастья. Теперь пагода сияет во всем своем великолепии. Я желал бы знать, как, по-вашему, должна она называться впредь.

Но вельможи, сколько ни думали, ничего не могли придумать, только Чанг сразу же сказал, что ее следует назвать «Пагода благодатного бога». Царь пришел в восхищение от мудрого ответа Тюнг Ньи и тут же удостоил его нового титула, выраженного уже тремя словами — «Чанг, постигший истину». Царь приказал выдать новоявленному чангу знамена и прочие знаки его достоинства и назначил ему свиту. Чанг попросил царя отпустить его из столицы, чтобы отпраздновать свадьбу с прекрасной Фан Кхань, и на другой день во главе своей свиты Тюнг Ньи торжественно выехал из дворца.

Когда почтенный Буи увидел Тюнг Ньи, одетого в богатое платье и под знаменем чанга, радость его была неописуема. Он приказал слугам готовить роскошное пиршество, а сам вышел навстречу гостю. В Уен-Ыонг-Дине была устроена великолепная свадьба, а затем Фан Кхань вместе с Чангом отправилась на родину Тюнг Ньи, чтобы отпраздновать свадьбу также и в доме его предков.

Голову матери Чанга покрыла серебряная седина, зубы ее выпали. Но хоть глаза ее уже видели не так хорошо, как прежде, она сразу узнала любимого сына и пришла в умиление от красоты невестки. Радость матери не имела границ. Чанг почтительно приветствовал также старшего брата и его жену.

— Я очень вам благодарен, — говорил он им, — если бы не ваши слова, я никогда бы не прославился.

А жена брата, смутившись, отвечала:

— О, у вас еще в детстве был необычный характер! С вашим умом вы не могли не стать знаменитым мудрецом.

Чанг вместе с прекрасной Фан Кхань счастливо проводил время в своем доме. Они катались на лодке и гуляли по холмам среди прекрасных цветов.

Прошло несколько месяцев, и Чанг с женой вернулся в столицу, оставив родственникам на память много подарков и добрых советов.

Проезжая мимо дворца почтенного Буи, молодые супруги остановились там, чтобы приветствовать отца прекрасной Фан Кхань. Хозяин устроил веселый пир, но не успели еще гости отведать все блюда и осушить до дна кубки, как вдруг прибыл царский гонец с письмом от Тхань Тона. Царь приказывал Чангу и полководцу Буи немедленно уничтожить захватчиков, которые вторглись из Сиама и Лаоса и разоряют страну.