* * *
Проснулся от холода. Нет, не мороз ударил, а опустилась на землю сырая промозглая свежесть. Трава вокруг вся в росе и рассвет едва заметен — сумеречно. Но влажно. И это просто замечательно. Встал на четвереньки и давай слизывать с листочков и травинок крошечные капли. Вот где восторг! Сухая шершавая глотка просто упивалась протекающими через неё ничтожными порциями влаги.
Вскоре нашёлся листок, напоминающий чашку с гофрированными краями — в него очень ловко было стряхивать росинки, которые сливались в крупную каплю объёмом чуть ли не в кубический сантиметр. Несмотря даже на эти явные успехи, напиться никак не удавалось — в ведь трудился он до тех пор, пока лучи взошедшего солнца не испарили всю выпавшую на рассвете росу.
Поняв, что утренний водопой завершён, Петя тупо полез в раскоп и продолжил начатую вчера попытку добраться до воды. Видимо, после ночного отдыха и восполнения в организме запасов влаги, силёнок несколько прибавилось — довольно бодро прошел ещё с полметра. Рытьё по-прежнему состояло преимущественно из извлечения камней, и это было хорошо, потому что рыхлый грунт кроме как горстями выбрасывать было решительно нечем. Сам он, это грунт, включал в себя в большом количестве песок и камушки. А вот того, что принято называть словом «земля» в нем становилось всё меньше и меньше. То есть того, что можно растереть между пальцами в пыль. Так или иначе, но водой по-прежнему даже не пахло, хотя глубина стала уже по грудь, почти по шею. Но снаружи сделалось жарко, отчего на лбу у землекопа выступила испарина.
«Фиг с ним, завтра докуём, — рассудил Петруха. — Очень уж кушать хочется. А напиться можно будет хотя бы и завтра утром. Чай не иссохну, если не стану чересчур упираться по части тяжёлого физического труда и усиленно потеть».
Поиски пропитания начал с изучения трав. Слышал он, что крапива и лебеда считаются вполне съедобными. Но первой нигде видно не было, а вторую он в лицо не знал. Поэтому принялся наугад пробовать всё подряд, выбирая те растения, где листики выглядели более-менее мясистыми. Большинство было откровенно неприятными на вкус — да и особого видового разнообразия подобных трав тут не наблюдалось — у большинства листья были тонкими, даже норовили порезать руку — разве такое потянешь в рот.
Впрочем, пара видов жующихся листочков не вызывали желания выплюнуть их немедленно. Жаль, что эти травки встречались очень редко. Не наелся досыта. Да и непохоже, что они имеют хоть какую-то питательную ценность — трава, она и есть трава. Только брюхо набить. Вот другое дело добыть какую-нибудь зверушку! Однако, есть сырое мясо он пока не готов, а огня у него нет. Как, собственно, нет и дров — ни деревца вокруг, ни кустика. Разве что травы насушить да сжечь. Так это несерьёзно — сгорает такое топливо быстро и жарко но, чтобы приготовить на нём еду, надо несколько больших охапок сена, палить которые требуется понемногу подкладывая, причем, лучше скрутив жгутами или сплетя косицами. Ну, или в брикеты спрессовать… если бы было на чём.
Итак, сегодня удалось и попить и поесть. Ещё один положительный сдвиг — ногам не слишком больно ступать на землю голыми подошвами. С одной стороны они, несомненно, привыкли. С другой — не так он сегодня много ходил. Если это дело и дальше пойдёт на лад — этак, глядишь, вскоре удастся толком осмотреть окрестности, обойдя ближние возвышенности и полюбовавшись на то, что скрывается за ними.
Теперь имеет смысл позаботиться хоть о каком-то подобии укрытия. Из чего его возводить? Так, кроме травы тут имеются только камни и земля. Была бы вода — попробовал бы скреплять стены грязью. А вот из чего устраивать крышу? Неужели из травы? Оно, конечно найдись растение вроде подсолнуха с длинным прочным стеблем — так никаких бы проблем не было. Но здесь всё больше былинки по колено или совсем низкорослые розетки листьев. Может быть и можно их связать в длину… то есть, сплести верёвки, но, кроме как натянутыми, подобные изделия никакого поперечного усилия не выдержат.
Вот и инженерная задачка. И в любом случае, потребуются стены уж никак не из верёвок.
Опять вернулся к раскопу. Нарвал ещё травы поблизости и дал ей просохнуть, чтобы спать было мягче. Немного потрудился над углублением колодца, выкладывая вынутые камни в подобие стены, укрепляя их, по мере возможности исключительно за счёт подбора по форме и размеру. Результат в сечении более всего приближался к форме пирамиды, прихлопнутой сверху. Основные старания прикладывались к тому, чтобы поперечный размер уменьшить, а вертикальный увеличить, чему способствовала форма элементов конструкции — многие из камней были плоскими или имели две противоположные стороны почти параллельными. Хотя, им не хватало ни плоскостности, ни ровности, но с «прокладкой» из тонкого слоя земли они более-менее неплохо ложились, что позволяло сужать стену по мере её возрастания достаточно медленно.
За трудами не заметил, как подкралась темнота. Прилёг у своей незаконченной стены, возложив руки на подходящей формы камни и прислушался к ночи — стрекочут сверчки, кто-то ухает в отдалении. На небе ясно обозначились звёзды, но он не слишком сведущ в астрономии, чтобы узнать очертания созвездий. Спал на этот раз, кажется, чутко.
Второй утренний водопой прошёл заметно успешней — приёмы собирания росинок, отработанные ещё вчера, сразу были пущены в ход, и буквально через полчаса вода, казалось, вот-вот закапает у него из носа. Даже лицо умыл и шею… скромненько так, но приятственно. Ещё бы хотелось сделать небольшой запас на день, когда в самую жару мучает жажда, но решительно не во что налить драгоценную в этих краях влагу. Чашечка из листочка мала, и никак её не заткнуть. Беда, да и только!
Глава 2. Всё нехорошо
Третий день на новом месте посвятил подъёму на самую высокую окрестную точку. Сложилось впечатление что ноги уже приспособились к босому хождению, но на поверку это оказалось не вполне так — полдороги в одну сторону, то есть примерно до места, где он впервые оказался, шёл вполне уверенно, а вот потом острые кромки камней стали заметно беспокоить. Да и поверхность изрядно нагрелась — чем выше, чем меньше встречалось травянистых участков и больше безжизненных, прокалённых солнцем площадок. Бывало, попадалась сплошная плита, прикрытая редким слоем щебня и песка, хотя отдельные камушки тут встречались реже — видимо, скатывались помаленьку под уклон, — рассудил Петька, обозревая открывшуюся его взору панораму.
А была она на редкость однообразна: Нельзя эту местность назвать даже холмистой — равнина это. Но не ровная, а как бы слаборельефная. Спуски и подъемы наблюдаются в любом направлении, причём возвышенные места невысоки и представляют из себя пересечения плавно поднимающихся склонов. Не сказать, что видно на десятки километров — для этого он забрался недостаточно высоко. Однако, сколько хватает взора, нигде нет ничего особенного. Ни пиков далёких гор, ни явно заметной низины — куда ни глянь, повсюду одно и то же — слабовыраженные голые гряды. И — ни деревца, ни кустика, ни зеркала водной глади.
В соседней долине, а именно такое впечатление производили участки куда шло понижение, паслись коровы — возможно, то самое стадо, что он видел позавчера — по крайней мере, число их было сходным. На всякий случай пересчитал — восемь штук. Интересно, что они пьют? Хорошо бы проследить, как только ноги окончательно приспособятся к незащищённому контакту с грунтом. А пока стоит вернуться, исследовав по дороге травы на предмет поискать чего-нибудь съедобного. Хотя бы и тех, со съедобными листьями, а то в животе совсем скучно.
Направился туда, где зеленеет погуще. Не торопясь, хорошенько выбирая место для постановки ноги, спустился примерно до середины склона и чуть не вляпался в коровью лепёшку. Впрочем, она заметно подсохла сверху, так что, возможно, ничего страшного и не произошло бы, вступи он в неё. Трава здесь оказалась заметно пострадавшей — случалось, даже встречались следы комьев, выдернутых со стеблями и корнями. Ну а остальное было съедено или затоптано. Только кое-где остались пучки травы, пропущенной жвачными по одним им ведомой причине.