Ломоносов. Студенты не званы!
Шумахер. Врешь, званы!
Тауберт. Ломоносова самого надо на галеры!
Фон-Винцгейм. Да, клеймо на лбу его бы весьма украсило.
Тредьяковский. Господа академики! Вы обезумели!
Миллер. За издевательство — на галеры!
Уитворт. Впишите в акт: Ломоносова на галеры!
Тредьяковский. Замолчи, Уитворт, торгаш бесчестный!
Уитворт. А ты, Тредьяковский, не поэт, а скотина!
Тредьяковский бросает в Уитворта рукописью. Листы ее разлетаются по воздуху. Уитворт хватает со стола чернильницу, песочницу, бумагу и все это швыряет в Тредьяковского.
Нарышкина (встает). Граф Кирилл. Мне пора вам сказать, что…
Разумовский. Что женщина великолепна, когда она образована, но она отвратительна, когда она воображает себя ученой! Садитесь!
Нарышкина. И, однако, граф Кирилл, я хочу сказать…
Разумовский. В этом зале вы не скажете больше ни слова!
Стефангаген (входит). Ваше высокографское сиятельство!
Разумовский. Ну, что еще там?
Стефангаген. К вашей ясновельможности!
Адъютант Иконникова (входит). Член Военной Коллегии государства Российского, кавалер ордена Андрея Первозванного и других российских орденов кавалер, сего числа их императорским величеством жалованный золотой шпагой и табакеркой и назначенный инспектором российской армии в ранге министра, генерал-кригс-комиссар Иконников просит принять его.
Молчание.
Разумовский (упавшим голосом). Проси.
Стефангаген и адъютант уходят. Молчание. В тишине отчетливо слышны резкие шаги адъютанта и мягкая поступь Иконникова. Они входят, любезно раскланиваясь, Иконников подходит к Нарышкиной, целует у ней руку.
Иконников. Академия расцветает дивно, коль сады ее столь великолепные нимфы посещают, Катерина Ивановна. (Не без небрежности, Разумовскому.) Здравствуйте, господин презус!
Разумовский. Здравствуйте, господин министр! Что слышно с императорской охоты?
Иконников. Результаты ее еще неизвестны. Простите, ваше сиятельство, что я беспокою высокую Академию, но мне безотлагательно понадобилось вручить почтеннейшей конференции важнейшие бумаги относительно уральских учеников Ломоносова.
Ломоносов. Уж и приговор им вынесен, Федор Ростиславович.
Теплов. По определению Сената за нумером тысяча девятьсот восемьдесят девять.
Иконников. Вот оно что! Тогда, может быть, мне остаться, ваше сиятельство? Мне довелось быть свидетелем определения Сената за нумером две тысячи шестнадцать.
Теплов. Простите, господин министр, за нумером тысяча девятьсот восемьдесят девять.
Иконников. Нет, именно за нумером две тысячи шестнадцать. В отмену определения за нумером тысяча девятьсот восемьдесят девять.
Шумахер (хрипло). В отмену?
Иконников (любезно). Один господь бог не отменяет своих решений, а в Сенате сидят люди.
Разумовский (встает). Господа академики! Конференцию дальше поведет господин Теплов.
Иконников. Вы покидаете нас, господин презус?
Разумовский. Да.
Иконников. Сенат рекомендует вам не покидать конференции, господин презус.
Разумовский. Благодарю Сенат. (Садится.)
Иконников. Прикажете мне остаться, ваше сиятельство?
Разумовский (сквозь зубы). Как вам будет благоугодно.
Иконников. Останусь. Любопытно! Ведь сюда на конференцию прибыли те, кто проходил курс наук у Ломоносова и был вдохновляем его гением, благодаря чему большие научные задачи оказались решенными.
Шумахер. Вы изволите говорить, господин министр, о петербургских учениках Ломоносова?
Иконников. Да, и о тех, которые на Урале, тоже.
Шумахер. А разве они здесь?
Иконников. На лестнице. «Как лист перед травой»!..
Ломоносов. Приехали? О-о-ох… Радость великая!
Шумахер. Ваше высокопревосходительство! Говоря о научных задачах, вы имели в виду задачи, принятые господином президентом от господина Ломоносова несколько лет назад в памятный день смерти академика Рихмана?
Иконников. Да.
Шумахер. Академик Люкке! Мы предлагали вам решить задачу под литерою «В»?
Академик. «Как плавить русское железо, чтоб случилось его много и чтоб оно давало сталь превыше других сталей Европы?» Сия задача невыполнима. Работники в России плохи. Оборудование, машины, шахты, инструменты того хуже. Я отказался.
Шумахер. Академик Люкке — лучший в мире знаток металлов. Он отказался.
Иконников. И тем не менее задача эта решена.
Шумахер. Кем?
Иконников. Студентами Ермолом Шелехом и Никитой Укладником.
Шумахер. Мне горько это говорить, ваше высокопревосходительство, но вас втянули в преступление перед богом и престолом.
Иконников. Избави господи!
Шумахер. Научные задачи были посланы нами академикам российским и европейским. А что такое академики? Ученые, которые блюдут вершины наук во имя бога и престола. Ломоносов! Задачу под литерой «В» решили академики?
Ломоносов. Нет.
Шумахер. Профессора?
Ломоносов. Нет.
Шумахер. И того менее адъюнкты?
Ломоносов. Того менее.
Шумахер. Тогда решение сей научной задачи — насмешка над императорской Академией наук, где, дескать, такие олухи и дураки сидят, что ничего решить не могут. Насмешка и преступление!
Теплов. Преступление!
Ломоносов. Но тогда преступление и то, что Петр Великий взялся перестраивать Россию, не будучи ни академиком, ни профессором, ни даже адъюнктом.
Шумахер (писарям). Запишите. Хула на покойного императора.
Иконников. Удивительно! Все это мне раньше и в голову не приходило. А к тому же эти ученики Ломоносова имели еще наглость привезти с собой образцы выполненных ими научных задач! (Разумовскому.) Как быть? С одной стороны, академики считают, что научные задачи не могут быть решены, с другой — Сенат в определении за нумером две тысячи шестнадцать приказывает протокол о решении тех задач составить?
Разумовский. Право, не знаю.
Иконников. А не пригласить ли сюда пришедших людей!
Разумовский (Стефангагену). Пригласи.
Стефангаген (входит). Господин президент и гетман! Господин министр и академики! Вами вызванные — идут!..
Сквозь арки видно длинное шествие. Начавшись в одном конце коридора, огибающего зал, оно постепенно наполняет весь коридор, замыкаясь в другом конце его. Академические студенты и помощники Ломоносова, мастеровые, матросы и солдаты несут чертежи, книги, макеты домен и заводов, модели кораблей, тюки кож, паруса, катят модель знаменитой шуваловской гаубицы, различные орудия и аппараты, машины, приборы, слитки металлов, все, что знаменует собой тот сдвиг в русской науке, технике и просвещении вообще, который был свершен благодаря гению Ломоносова.
В каждом пролете арки стоят два-три ученика Ломоносова, объединенные одной задачей, которую они выполняли и выполнили. Вокруг каждого из них находятся те вещи, которые были сделаны с их помощью и их знаниями. Возле Ермолы Шелеха и Петера Алексеева — железо, сталь, макеты домн, печи для плавки стали. Возле Анкудина Баташа и Калины Судьина — тюки кож, узорных и простых, а особенно много юфти, монополистом которой на весь мир стала тогда Россия. Возле Никифора Пиленко и Никиты Укладника — парусное полотно, модели кораблей, изделия из леса и поташ, в котором тогда для крепости вываривались паруса и который поэтому представлял большую ценность. В следующей арке — медь с Троицких медных заводов, сосуды и разные медные украшения, о которых тогда писалось, что они такой редкой раскраски — цветов, «коих в Европе и поныне не видано»… и так далее.