Горбоносый помор.
Калинушка Судьин, юный помор, ученик Ломоносова.
Захар, мастер при плавильных печах в лаборатории Ломоносова, из «калуцких ходоков».
Ловчий на императорской охоте.
Стефангаген, архивариус Академии наук.
Слуга академика Рихмана.
Дворецкий и слуги на императорской охоте, адъютанты генерала Иконникова, солдаты Измайловского полка, жители Петербурга, писаря Академии наук.
Действие — под Царским Селом и в Петербурге, в средине XVIII столетия.
Первое действие
Окрестности Царского Села. Первые дни октября и первый снег, довольно обильный. Солнце склоняется к закату. Желтеет пологий холм, поля, перелески, далеко уходящие изгибы речки.
У подножия холма — императорский охотничий домик, в окнах которого поблескивают люстры. На плоской крыше — балюстрада, стоят сошки с ружьями. От дверей домика — наружная лестница на крышу. Возле лестницы залепленный снегом мраморный купидон с луком, колчанами и стрелами. От купидона на поляну по пухлому снегу тянется алый ковер. Слуги под наблюдением дворецкого, в полной тишине шагая на цыпочках, расставляют на столе вина и закуски.
Ловчий на крыше осматривает сошки и ружья.
За сценой шум, крики: «Отцы родные, пожалейте! Кого бьете-то: старика? — Да пропустите, кормильцы!»
Это — ходоки от крестьян, о которых в прошении заводчика и дворянина Е. Демидова написано: «В Калужской провинции… Ромодановская волость самовольно от нас отложилась… Услышавши об этом самовольстве, крестьяне той же волости, обученные разным мастерствам и находящиеся на наших Брунских и Дугненских заводах, многие, покинув работу, ушли в свою Ромодановскую волость и от того многие работы остановились». Говоря современным языком, заводские крестьяне, будучи не в силах выносить ужасные условия работы на заводах Демидова, забастовали. На забастовавших двинули войска. Историк С. Соловьев в 23 томе «Истории России» рассказывает: «Живший в волости солдат Дмитриев обучал крестьян воинским приемам: вооружали не только мужчин, но и женщин и девиц… Против возмутившихся был отправлен полковник Олиц с 500 человек команды, но он был разбит крестьянами и взят в плен; подполковник фон-Рен, один капитан, прочих чинов и рядовых 30 человек были ранены тяжело, так что оказались к жизни безнадежны; 9 офицеров и 188 рядовых получили легкие ранения. Тогда был отправлен бригадир Хомяков… крестьяне ни на шаг не отступили… В Петербурге нашли, что Хомяков действует слабо, и отдали его под военный суд. На его место явился генерал-майор Опочинин»…
Восстание крестьян в конце концов было подавлено. Начался бесчеловечный «суд», с порками, клеймением, отправкой на каторжные работы. Крестьяне, ища правосудия, послали своих ходоков в Петербург, к царскому двору. Во дворец императрицы пробиться трудно; надеясь увидеть ее на охоте, ходоки пошли в Царское Село и вот…
Дворецкий. Гляко-сь, ловчий. Калуцкие то, никак, сюда пробираются?
Ловчий. И пускай! Авось у государыни поле будет, — она их и простит.
Дворецкий. Разбойников-то?
Ловчий. Да какие они разбойники! Не трожь ты их, дворецкой.
Дворецкий. Не трожь! А Теплов вдруг придет, что мне?! (В сторону криков.) Гони, гони! Эй, господин, отойди от мужиков, пока и тебе не попало!
Ловчий (хватая его за руку). Очумел! Да ведь господин-то этот — Ломоносов!
Дворецкий. А по мне хоть Ломоносов, хоть Горбоносов! Гони-и!.. (К ловчему.) Кто он, Ломоносов-то этот?
Ловчий. Ученый.
Дворецкий. Из подьячих, что ли? Ученый! Меня учеными не напугаешь. Я и на иного придворного кричу. (Опять в ту же сторону.) Господин, говорят тебе, отойди! Велено калуцких гнать!.. Ах ты, господи, заступник тоже еще нашелся! Не уходит он, и они не пятятся! Эй, убирайтесь!.. (Уходит.)
Звучный голос (с поля). Ловчий! Чей у тебя нумер?
Ловчий. Нумер дежурной фрейлины Катерины Ивановны Нарышкиной, ваше превосходительство!
Голос. Государынин нумер рядом?
Ловчий. Рядом, ваше превосходительство, у ручья!
Пока ловчий переговаривается, а дворецкий и слуги смотрят в поле, к домику пробираются четверо калужских ходоков.
Петрекей (тихо остальным). Здеся, у ручья, говорит…
Захар. Ломоносов-то верно нам сказал!
Третий ходок. Тута мы ей, царице-то, и поклонимся челобитной!..
Ловчий (глядя в поле). Государыня со свитой!
Захар. Впереди, в белой шубе-то, с лентой, царица?
Ловчий (оборачиваясь). Генерал-егерьмейстер: всей царской охотой командует.
Петрекей. Охотой генерал командует? Чудеса!
Ловчий (опять оборачиваясь). А оттого — генерал, что лось — зверь великий. И дары за него будут великие: кому именье, а кому, вроде вас, головы лишенье!
Петрекей. А прошенье, прошенье-то наше кто примет?
Ловчий. Ну, калуцкие, побаивайся. Теплов идет!
Ходоки. Теплов?! Батюшки мои! Ложись!
Входит Теплов.
Теплов. Кто там поет? (Прислушивается.) Не плохо ведут. Вон того, тенора-то, я бы к себе в хор взял.
Захар. Наши поют… Услыхали мы, милостивец, Григорий Николаич, что любишь ты песни, ну и запели… Пожалей горемышных!..
Теплов. Вы что, загонщики? Слушайте, дьяволы. Буде государыня лося ранит и оный лось в ослеплении на нумер их императорского величества устремится и, не дай бог, государыню испугает, — вам всем взять того лося грудью. Понятно? Делай!..
Дворецкий (робко входит). Пробрались таки?! Григорий Николаич! Не загонщики они, калуцкие разбойники…
Теплов (в ярости). Калуцкие?! Вы пытанные, мученые, на дыбу поднятые, вы откуда вылезли? (Мужики убегают.) Тьфу! Куда ни ткнись, всюду — калуцкие. Сипеть из-за них даже начал. И через кого только калуцкие узнали, что ноне здесь государыня будет охотиться?
Дворецкий. Да, чаю, через Ломоносова.
Теплов. Ломоносов? Академик? Отменно! А он сюда каким средством?
Дворецкий. Вельможей, господином Шуваловым-де приглашен.
Теплов. Не слышал. Всем, — и Ломоносову скажи, — всем, кто увидит их императорское величество после удачного поля, — ложиться харей и брюхом вниз, голову не подымать и, тем паче, милостей не просить. И без того добра вам много дадено. Обожрались. В кадушке квас? Отведаю. Государыня любит, чтоб самого густого вишневого цвету. (Пьет.)
Дворецкий. Не сладковат ли?
Теплов. Нет, не сладковат. Ну, делай!
Все, кроме ловчего и Теплова, уходят. Входит Нарышкина.
Теплов. Катерина Ивановна!.. Никак государыня хмуры?
Нарышкина. Хмуры. Солнце к закату, загонщики все еще лосей не выгнали.
Теплов. Глупый зверь-с. Своего счастья не понимает. (Идет вслед за Нарышкиной, которая становится у своего ружья и осматривает его.) Да что лось! Человек зачастую своего счастья не понимает. Катерина Ивановна! Не осмелюсь и предложить — внучатой сестре императрицы, из рода Нарышкиных…
Нарышкина (ухмыляясь). Да и ваша родня не мала, господин Теплов! Вы — воспитатель графа Кирилла Разумовского, брат коего — тайный муж императрицы.
Теплов. Катерина Ивановна! В прошлую охоту государыня промахнулись. А вы — меткий стрелок, изволили двух лосей застрелить…
Нарышкина. А нынче чаю и трех убить!
Теплов. Государыня еще с той охоты хмуры. А нынче застрелите — совсем будет гнев. Ну, чего вам лоси, Катерина Ивановна? Сегодня убили, завтра забыли. То ли дело государыня! Они год будут удаче радоваться и вас милостями осыплют…
Нарышкина. Какими? Что крепостных подарит? А у меня и так в приданое сорок тысяч душ отложено. Души есть, а жениха вот нету.
