Ломоносов (кланяясь Разумовскому). Вашему сиятельству благоугодно взглянуть на мои труды? Понимаю, что ваше сиятельство прежде всего пожелает ознакомиться с подробным проектом моим о создании университета…
Разумовский. Опять?
Ломоносов. В древней столице нашей…
Разумовский. …В Киеве?
Ломоносов. Сначала в Москве, ваше сиятельство. Честь российского народа требует — показать способность и остроту его в науках.
Разумовский. Сотни лет жила Москва без университета и еще сотни проживет.
Ломоносов (отбрасывая бумаги). Кажется мне, ваше сиятельство, что если б просвещение России зависело от таких, как вы, то пришлось бы пожалеть о России.
Разумовский (в гневе). Ломоносов?!
Нарышкина. Ах, граф Кирилл! Сабля, часто и без толку извлекаемая из ножен, притупляется.
Разумовский. Это ты о чем, Катя?
Нарышкина. О вашем крике.
Разумовский (кричит). А-а! Мне не нужен Московский университет! А-а! Мне надоели рассуждения Ломоносова о просвещении! А-а! Мне надоело просвещение!..
Нарышкина. Граф Кирилл, стыдитесь.
Разумовский (успокоившись). Да и не в чин тебе, братец, этим делом, — Московским университетом, — заниматься: есть люди познатней. Твое дело оды писать к иллюминациям — вот польза для отечества. Чем пышнее иллюминации, тем, значит, радостней империя.
Теплов. Дикари в радости и те, голубчик, костры жгут.
Нарышкина. И жарят на них друг друга.
Разумовский. Катя, не дразни меня! Я и без того зол.
Теплов, всюду шаря, отвернул кран какого-то сосуда. Оттуда послышалось шипение и пошел какой-то газ. Теплов глотнул, зачихал, закашлял.
Теплов. Да что это за отрава?
Ломоносов. Вредный газ.
Теплов. Предупреждать надо.
Ломоносов. Здесь, ваше сиятельство, владения химии. Здесь исследуем свойства растворов. Перед нами открываются чудесные и удивительнейшие законы кристаллизации.
Разумовский. Законы чего?
Разумовский проходит мимо, не взглянув на то, что хотел продемонстрировать ему увлеченный Ломоносов.
Нарышкина. Гетман уважает только те законы, которые он сам подписывает.
Разумовский. Катя! (Ломоносову.) А это что?
Ломоносов. Эскиз мозаичного монумента Петру Великому: «Полтавская баталия».
Нарышкина. Вы — могучий художник, Михайло Васильевич!
Ломоносов. Мною, ваше сиятельство, сделано две с половиной тысячи опытов изготовления цветных стекол для усовершенствования мозаичного искусства, но все же до могучего расцвета его, кажется, далеко еще.
Теплов. И однакоже за монумент Петру Великому запросили сто сорок восемь тысяч рублей? Разорение государства!
Нарышкина. Михайло Васильевич! Я приехала, чтоб заказать свой мозаичный портрет. В каком наряде пожелали бы вы изобразить меня?
Разумовский. Ах, подожди, Катя! Никто доныне мозаичных монументов не делал, стало быть они и не нужны.
Ломоносов. Угодно вашему сиятельству ознакомиться с моими работами в области физики?
Разумовский (шагая по комнате). Я не люблю физику!
Ломоносов. В области оптики?
Разумовский. И оптику нет!
Ломоносов. Астрономии? (Отрицательный жест Разумовского.) Металлургии? Кристаллографии? Геологии?
Разумовский. Нет. Нет. Нет.
Теплов, попрежнему осматривая лабораторию, наткнулся на манускрипты учеников.
Теплов. Нашел, ваше сиятельство!
Разумовский. Что?
Теплов. Слушайте. «Как плавить русское железо, чтоб случилось его весьма много и чтоб было оно превыше аглицкого и шведского»! Слушайте еще. «Как орудия лить в большем, против прежнего, количестве»…
Разумовский (выхватывает манускрипт). «Как дубить кожи в пять и больше раз быстрее»… «Как делать…» Экий почерк неразборчивый! (Перебирает быстро манускрипты.) Ломоносов! Это новые научные задачи?
Ломоносов. Да.
Разумовский. Иконников говорил, что академики всей Европы не смогут решить их?
Ломоносов. Не смогут.
Разумовский. И много у тебя подобных, неразрешимых задач?
Ломоносов. Около двадцати.
Теплов. Ваше сиятельство…
Разумовский. Подожди, подожди, Григорий Николаевич! Ломоносов! А наши академики могут их решить?
Ломоносов. В ближайшее время…
Разумовский. Прекрасно! От имени Академии наук — я эти задачи задаю всем академикам. Ха-ха! Решите-ка. Решите — за каждую задачу сто червонцев, а не решите — молчать, поджать хвосты, не пикнуть! Понимаю я эти задачи! Шуваловы, через Иконникова, хотят меня поддеть: я — де мешаю Ломоносову и его друзьям-академикам работать в пользу науки! (Тыча пальцем в манускрипты.) Работайте же, жабьи души, выкидыши!..
Нарышкина. Граф Кирилл!
Разумовский. Что молчишь, Ломоносов?
Ломоносов. Ошеломлен стремительностью вашего мышления, ваше сиятельство.
Разумовский. Завтра же перебели и пришли мне эти задачи. Химическая лаборатория, Катя, и ни слова о химии!
Ломоносов. Вы не изволили меня слушать, ваше сиятельство.
Разумовский. Я?! Я только и делал, что слушал тебя. Задачи?! Ха-ха!..
Ломоносов. Григорий Николаевич, вы спросили у меня позволения рыться в моих трудах?
Теплов. Я имею право распоряжаться имуществом Академии наук.
Разумовский (засиял). Что это? А! Глиняные свистульки!
Ломоносов. Вздор. Студенты нажгли для забавы окрестным ребятишкам.
Разумовский. Катя! Недалеко от Лемешей, нашего хутора на Украине, бывали ярмарки. Мамо часто возили меня на них. Бывало, прошу: «мамо, купите свистульку». Они же, считая это пустяком, покупают пряник. (Пробует свистульку.) Великолепный звук! И сколько их! И какие разнообразные!.. Разрешите мне взять одну, господин Ломоносов? Нет, две?
Ломоносов. Да сколько хотите, ваше сиятельство.
Разумовский. Пять! (Свистит.) Почти октава. Божественно!
Теплов (показывая модель). Ваше сиятельство! Кощунство! Летательная машина!
Разумовский. Как летательная машина? Ломоносов!
Ломоносов. Чаю, вначале сии аэродромные машины будут поднимать вверх на воздух разные приборы, дабы узнавать течение ветров, температуру воздуха и влажность его. Дальше машины сии и человека носить будут.
Теплов. Летают только птицы да ангелы, Михайло Васильич. И нигде в священном писании не сказано, что человек может летать и его можно уподоблять птице, тем паче ангелу. Человек есть червь.
Разумовский. Аз есмь червь.
Ломоносов. Если это вам так нравится, ваше сиятельство…
Нарышкина смеется. Разумовский обижен.
Теплов. Ваше сиятельство! (У дверей плавильного отделения.) Громовая машина!
Разумовский. Где?
Теплов. Вот, в плавильной.
Разумовский. Сделал-таки? Сделал-таки?
Ломоносов. Сделал.
Разумовский. Хорош!
Теплов (горячо, Ломоносову). Ну зачем ты ее сделал?
Разумовский. Тебе Шумахером было запрещено ее делать.
Теплов. В тебя святейший Синод пальцами тычет, на тебя духовенство донесения длиной с версту пишет. Не говоря уже об атеизме, вот соседи твои…
Ломоносов. Кто?
Теплов. Монахи Богоявленского монастыря жалуются, что через твою громовую машину их монастырь, н коем много деревянных строений, сгореть может. А там — мощи, кроме монашествующих! Вот к чему ведет твоя физика!
Ломоносов. Попам-суеверам не вижу нужды толковать о физике. Пусть довольствуются священным писанием!
