К крылатой девушке тем временем подкрадывался обитатель Города одной "национальности" с Акселем, только он все же выглядел больше человеком, чем самолетом, и доспех у него был светлым, почти белым, как и короткие жесткие волосы. Девушка по-прежнему читала, делая вид, что ничего не замечает. Он неслышно скользнул к ней и прикрыл ладонями ее глаза. Она рассмеялась, отвела его руки от лица:

— Дуг, как ты неожиданно!..

— Неправда, Снежа, ты запеленговала меня еще на подходе к парку. — Оперевшись рукой о спинку, Дуг перемахнул через скамейку и сел рядом. На его броне и самолетных крыльях замерцали блики света, отражавшегося от воды. Они заговорили о чем-то своем. Когда мы прошли мимо, они улыбнулись.

Дорожка привела нас к воде и небольшому открытому павильончику, который Сережка назвал "русалочьим домиком".

— Только русалок здесь нет, — сказал он. — Они живут дальше, у моря… А сюда приходят стихии воды, такие, как Студеника, которую ты видел в фонтане. Они любят общаться с людьми. А еще они любят, когда музыканты для них играют.

Пройдя вдоль пруда, мы снова ненадолго нырнули под своды деревьев и вышли к подножию невысокого зеленого холма, окруженного со всех сторон цветущими липами. Выложенная плоскими камнями дорожка поднималась к маленькой белой часовне. Только вместо креста на ней было золотое солнце. Веселое такое солнышко с кудрявыми лучами-волосами и улыбкой во все лицо.

— Нам туда, — махнул рукой Сережка в сторону часовни с солнышком и помчался вверх, шлепая босыми пятками по камням. Я последовал за ним.

Подбежав к часовне, Сережка приоткрыл массивную дверь с бронзовыми скобами. Мы прошли внутрь и оказались в просторной светлой горнице с рядом сводчатых окон и длинным столом, накрытом скатертью. На столе кто-то поставил скромный букет полевых цветов в глиняной вазе. Еще дальше располагался стеллаж с книгами. На киоте в углу стояла икона Богоматери, укрытая вышитым полотенцем, перед ней горела лампада. Пол от входа до противоположной двери покрывал тканый половик.

— Ух ты… — проговорил я. — Я думал, это маленькая часовня. А тут такая огромная комната!

— Так часовня — только вход, — объяснил Сережка. — А мы уже в самом Тереме.

— Мы что, телепортировались? — удивился я. Сережка рассмеялся:

— Ну, почти. У нас пространство устроено по-другому. Оно четырехмерное. И когда мы ходим по Городу, то перемещаемся по всем четырем измерениям. Математики лучше знают, как это обьяснить… А таких входов много по всему Городу. Для удобства. Просто если бы все заходили в Терем через парадное крыльцо, представляешь, какая была бы толпа!

Дверь с противоположного конца открылась, и в горницу вошел… хоббит? Невысокий, наверное, мне по плечо. С пышной шевелюрой соломенного цвета, остриженной в кружок, и круглым румяным лицом. Он носил зеленую рубашку, подпоясанную кушаком, и просторные коричневые штаны. В руках у него был стеклянный флакон с лампадным маслом.

— Здравы будьте, отроки! — приветствовал нас он. — Вы к Князю Всеславу, поди? Нет сейчас Князя. Завтра он будет.

— Здравствуй, Бажен, — сказал Сережка. — Юрик у нас гостит, и я хочу показать ему Терем.

— Дело хорошее, — одобрил Бажен. — Сами посмотрите или экскурсию провести?

— Мы сами.

— Ну ступайте. — Бажен пододвинул табурет, забрался на него и привстал на цыпочки, наливая масло в лампаду перед иконой: — Правила вы знаете. К Мечу не подходите, в Зеркало не заглядывайте.

Мы вышли из горницы и начали подниматься по лестнице с каменными перилами.

— Бажен — домовой, хранитель Терема, — пояснил Сережка. — Он здесь давно, с тех пор, как начал строиться Терем. Может даже, он пришел вместе с Князем Всеславом.

— А что за Меч и Зеркало он упоминал? — спросил я.

— Меч Князя и Зеркало миров. Мы их увидим!

Лестница привела нас на площадку между этажами. Вправо и влево уходили широкие лестничные пролеты, а прямо перед нами висела картина. На ней был знакомый пейзаж: небо, медленно утрачивающее ночную синеву, наливающиеся зеленью холмистые просторы, взблескивающая под утренним солнцем лента реки… Мне не показалось: картина действительно менялась со временем!

— Так здесь было, когда Княжна Ладомира и Князь Всеслав впервые пришли сюда, — сказал Сережка и указал рукой: — Вот на этом самом месте они и начали строить Город. А сейчас мы увидим историю его строительства.

Он побежал по правой лестнице, перескакивая через ступеньки. Я постарался не отставать. Лестница закончилась, и мы оказались в длинной галерее. Справа тянулся ряд окошек с закругленными сводами, а слева одно за другим шли огромные полотна. Люди в ярких одеждах, крылатые кони, строящиеся здания и храмы…

Я остановился возле картины с двумя фигурами в центре: человек могучего сложения, в просторной рубахе, с волосами, перевязанными тесьмой, и словно шагнувший к нему из золотого сияния… ангел? Блистающе-белые одежды, красный плащ за плечами и золотистые крылья. Русые волосы, охваченные золотым обручем с сияющим янтарно-желтым камнем. Открытое лицо, спокойные серые глаза… Нет, подумал я, он не может быть ангелом. Он чем-то неуловимо близок людям — и тем, окружившим его на картине, и тем, кто живет в Городе сейчас. И мне. Словно бы всех нас связывает с ним незримая, но прочная нить.

— Это… Князь Всеслав! — понял я. Сережка торжествующе улыбнулся:

— Я так и думал, ты его сразу узнаешь! Его трудно не узнать. Таким мы видим Князя чаще всего. Но его внешний облик — как имя, которое мы произносим, обращаясь к нему. Он принимает этот облик для того, чтобы общаться с нами. А человек рядом с ним на картине — Вратко, наш первый кузнец.

Мы шли по галерее, я то и дело останавливался, разглядывая картины. У них оказалась интересная особенность: можно было приблизить взглядом какой-нибудь заинтересовавший фрагмент и хорошенько рассмотреть. Мне очень хотелось снова увидеть Князя Всеслава, но больше я нигде его не видел.

Галерея закончилась, и мы оказались в маленькой комнатке с белыми стенами и узкими окошками. Здесь ничего не было, кроме небольшой картины в простой раме на стене и чаши, в которой росли ярко-синие васильки. Картина была пейзажной зарисовкой: маленькая белая церковь на зеленом холме, под синим небом с кудрявыми облаками. Этот простой этюд удивительным образом притягивал взгляд. На мгновение я словно оказался там, внутри картины. Я стоял перед белой церковью, ощущая босыми ногами тепло нагретой солнцем травы. Легкий летний ветерок касался моего лица и шевелил волосы. А над серебристым куполом, похожим на шлем витязя, в яркой небесной синеве плыли белые облака…

— Эту картину нарисовал Князь Всеслав, очень давно, — пояснил Сережка. — А церковь придумала Княжна Ладомира. Князь Всеслав потом эту церковь построил, на холме… сейчас уже нет этого холма, монгольский Наместник разрушил. А тогда еще не было никаких Наместников. Князь и Княжна были вместе, а не разлучены, как теперь… Но про это время лучше расскажет Добрагор. Он вообще так рассказывает — заслушаешься! Ну что, пойдем дальше?