— Это Византия, — пояснил Сережка. Добрагор продолжал:

— Там, в прекрасном храме, сверкающем белизной и золотом, перед Князем Всеславом и Княжной Ладомирой распахнулась высь девяти небес, и они узрели Господа, и поклонились Ему… И старший брат Князя Всеслава открыл им свою тайну и поручил то, что не успел исполнить сам.

Они вернулись, и необычно серьезным был Князь Всеслав, и задумчивым был взгляд Княжны Ладомиры. Но время прошло, и снова звучал над Городом кузнечный молот Князя, и его веселый голос вторил радостной песне Княжны. И теперь Князь Всеслав учил людей строить храмы с колокольнями и звонницами, и отливать колокола. Ах, как сладок и чист был звон тех колоколов! Он словно плыл над рекой, тая в золотом пламени заката. И люди в срединном мире строили церкви, и в священных книгах открывали истину о Христе. И еще больше людей, завершивших в срединном мире свой путь, приходили в Город помогать Князю.

— Это время крещения Руси и после, — встрял Сережка. — А потом было монгольское нашествие.

— Не перебивай, отроче, — недовольно прошумел Добрагор. — Все расскажет старый Добрагор, все по порядку.

Мирно и радостно жили в Городе. Но поднимаясь на холм, с тревогой вглядывался Князь Всеслав в земли на востоке. Оттуда надвигалась туманная мгла. То шел на наши земли жестокий Наместник монгольской страны. И тогда Князь Всеслав обнес Город крепостной стеной. А в кузнице начали ковать кольчуги и мечи.

А чудовище было уже близко. И вышел Князь Всеслав со своей малочисленной дружиной ему навстречу, защищая Город и возлюбленную свою Княжну. Храбро сражались Князь и его воины, но силы были неравны. Многих воинов тогда Наместник взял в плен и заточил в подземной Цитадели. А потом он обрушился на Город всей своей мощью. И тогда Князь Всеслав сказал, чтобы люди брали с собой все самое дорогое и уходили в дальние леса, куда Наместнику не было пути. И он сам, истекая огнем, сражался с Наместником, и лишь когда он упал без сил, оставшиеся воины подхватили и унесли его.

В северных лесах, под дремучими сводами, Княжна Ладомира исцелила раны Князя Всеслава. Но с печалью во взоре смотрел он на юг, где лежал в развалинах их с Княжною Город. И с горечью понимал Князь Всеслав, что одолеть чужого Наместника может лишь свой Наместник в нижнем мире. Но плата за это была высока: Княжна Ладомира должна сойти в нижний мир и жить в Цитадели Наместника.

Ясной звездной ночью, оставив спящих воинов, ушли Князь Всеслав и Княжна Ладомира к лесному озеру и говорили там, и над макушками высоких елей светилось зарево их разговора. А с восходом солнца они вышли к людям и сказали возвращаться в Город. Но в Город отправилась лишь одна Княжна Ладомира, ведя за собой дружину и жителей. А Князь Всеслав ушел одному ему ведомой дорогой.

Придя в Город, Княжна Ладомира поднялась на холм и обняла меня: "Добрагор, я скоро вас покину, и не знаю, как долго мне придется пробыть под землею. Будь покровителем Городу и добрым другом Князю Всеславу". И вернулся Князь Всеслав, и сияние его лика угасло, и серый пепел покрывал его белоснежные одежды. А следом за ним шла черная ладья. Простившись со всеми, Княжна Ладомира вступила в ту ладью. И Князь Всеслав взял ее за руку, словно желая остановить, но разверзлась земля у его ног, и ладья унесла Княжну в подземное царство.

Наместник Вицр исправно нес свою службу, и чужие Наместники к нам не ходили. Город снова зажил мирной жизнью, и снова зазвучал кузнечный молот Князя. Но никто больше не слышал его веселых песен. Город строился, разрастался. Князь Всеслав передал многие свои дела Старшим. Теперь он не не так часто в Городе, как раньше. Но где бы он ни был, он не оставляет мыслью наш Город. И он ищет способ вызволить Княжну Ладомиру.

— А Княжна Ладомира так и живет в Цитадели? — спросил я. — Ведь столько времени уже прошло…

— Порою Вицр отпускает Княжну Ладомиру в Город. Это редкие дни, когда Князь Всеслав видит свою суженую. Но потом ей снова приходится уходить. А Третий Вицр так и вовсе не выпускал ее. Страшное существо был Третий Вицр.

— Да он сдох уже давно, — снова встрял Сережка. — Теперь Цитаделью правит Четвертый Вицр. Он не такой сильный и не такой злобный, как Третий. Но все равно хлопот с ним хватает.

— Довольно про Вицра и весь их род, — зашумел листвою Добрагор. — Да и непорядок завершать мой сказ на грустной ноте. Придет время, и Княжна Ладомира вернется в Город. И обвенчается она с суженым своим Князем Всеславом, и тогда назовут ее Княгинею. И через них сойдет на землю свет и красота неизреченная. Златой будут звать они свою дочь, ибо свет ее подобен солнечному золоту, и такова будет сила того света, что проникнет он до срединного мира. И люди обратят сердца к добру и красоте, и тогда закончится эпоха Наместников.

— Не будет ни государств, ни войн, — добавил Сережка. Я вздохнул:

— Хотел бы я увидеть это время…

— Может, и увидишь, — сказал Сережка. — Сейчас все происходит быстро, во всех мирах.

— Для этого нужно хорошо потрудиться, отроки, — назидательно проговорил Добрагор. — Это только в сказках сказывают: махнул палочкой волшебной, и готово. Нет. Здесь работать приходится всем: и людям, и Князю. И Княжна Ладомира несет свой подземный крест. Без нее мрак давно бы опутал людские души.

Листья покачивались надо мной, сквозь них проглядывали первые звезды. Оказывается, мы просидели у Добрагора до самого вечера! То ли от свежего вечернего воздуха, наполненного ароматом цветов и трав, то ли от переизбытка впечатлений меня с неудержимой силой потянуло в сон.

— Княжна Ладомира… Я так хотел бы увидеть ее!.. — пробормотал я засыпающим голосом.

— Юр, ты уже спишь. — Сережка попытался меня растормошить: — Подожди, я позову Вихря, он отвезет нас домой!

— Угу. — Я свернулся калачиком на траве между корней могучего дерева и ушел в сон без сновидений.

(*) Стихи — Хулиан дель Касаль, Куба

Я помнил сквозь сон, как Сережка и Вихрь привезли меня домой. До Сережкиной комнаты на втором этаже я добрел сам и рухнул на травяной ковер. Кто-то — кажется, Лилия — накрыл меня пледом и подложил под голову удобную подушку. Помнил еще, неподалеку в ночи горело пламя костра и темнели силуэты самолета и девушки, сидевшей на его крыле…

Проснулся я оттого, что меня тормошил Сережка.

— Юрик, вставай! Лиля и Аксель уходят на испытание. Пойдем их проводим.

— А… Сейчас! — Я с трудом разлепил глаза.

В Сережкиной комнате отсутствовала стена с восточной стороны, и прямо перед нами разгоралась желто-оранжевая полоса рассвета. В небе, медленно менявшем глубокую ночную синеву на дневную голубизну, угасали звезды.

Сережка был в пионерской форме, свежий и подтянутый, словно собирался на утреннюю линейку.

— Там в саду за домом ручей, сходи умойся, — проинструктировал он меня. — Я пока сгоняю за живой водой и яблоками.