Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В последующие часы генерал, точно во сне, видел, как сбивались в группки, распадались и снова собирались вместе родственники, приближенные и военачальники Трухильо по мере того, как факты начинали связываться между собой подобно частичкам, которые заполняют ячейки головоломки, пока рисунок не сложится целиком. Незадолго до полуночи сообщили, что найденный на месте покушения пистолет принадлежал генералу Хуану Томасу Диасу. Когда Роман приказал, чтобы кроме дома самого генерала обыскали и дома всех его братьев, ему сообщили, что это уже сделали патрули СВОРы под руководством полковника Фигероа Карриона. И что брат Хуана Томаса, Модесто Диас, выданный СВОРе его другом, любителем петушиных боев Чучо Малапунтой, у которого он прятался, уже сидит в Сороковой. Пятнадцать минут спустя Пупо позвонил своему сыну Альваро. И попросил принести ему еще боеприпасов для карабина М-1 (который он не снимал с плеча), поскольку был уверен, что в любой момент он может оказаться вынужденным защищать собственную жизнь или же покончить с ней собственной рукой. После совещания в своем кабинете с Аббесом Гарсией и полковником Луисом Хосе Леоном Эстевесом (Печито) по поводу епископа Рейлли он проявил инициативу – сказал, что под свою ответственность силой вытащит его из колледжа святого Доминго, и поддержал идею начальника СВОРы казнить епископа, поскольку нет никаких сомнений, что Церковь причастна к преступной затее. Муж Анхелиты Трухильо, схватившись за револьвер, заявил, что почтет за честь выполнить такой приказ. Часу не прошло, как он вернулся назад, распаленный. Операция прошла без особых происшествий, правда, пришлось дать тычка некоторым монахиням и парочке священников-редентористов, оба – гринго, которые пытались защитить своего кардинала. Убили только сторожевого пса, немецкую овчарку, но она, до того как схватила пулю, успела укусить одного calie. Сейчас епископ находится в тюрьме на территории военно-воздушной базы Сан-Исидро на девятом километре. Начальник тюрьмы Родригес Мендес отказался казнить епископа и не дал сделать это Печито Леону Эстевесу, ссылаясь на указания, полученные из аппарата президента Республики.

Пораженный генерал Роман спросил, неужели имеется в виду Балагер. Муж Анхелиты Трухильо, не менее ошеломленный, признал, что именно он.

– По-видимому, считается, что он существует. Невероятно даже не то, что этот пустобрех лезет, куда не следует. А то, что его приказам подчиняются. Рамфис должен поставить его на место.

– Не обязательно ждать Рамфиса. Я сам с ним справлюсь сию минуту! – взорвался Пупо Роман.

Он бодро зашагал к президентскому кабинету, но в коридоре у него вдруг закружилась голова. По стеночке добрался до ближайшего кресла, рухнул в него. И заснул, как провалился. Когда проснулся часа через два, вспомнил студеный кошмар, который ему привиделся: он дрожал от холода в занесенной снегом степи, а на него наступала стая волков. Он вскочил и бросился чуть ли не бегом к кабинету президента Балагера. Двери были распахнуты настежь. Он вошел в намерении показать этому выскочке-пигмею, кто тут главный, однако в кабинете его ожидал новый сюрприз: носом к носу столкнулся не с кем иным, как с епископом Рейлли. Осунувшийся, в разодранном одеянии, со следами дурного обращения на лице, высокий ростом епископ тем не менее сохранял величавую осанку и достоинство. Президент Республики провожал его к двери.

– О, монсеньор, смотрите, кто пришел, военный министр, генерал Хосе Рене Роман Фернандес, – представил он генерала. – Пришел выразить вам от лица военных властей сожаление в связи с печальным недоразумением. Даю вам слово, и глава вооруженных сил – тоже, не так ли, генерал Роман? – что ни вас, ни священников, ни сестер из колледжа святого Доминго больше не побеспокоят. Я лично объяснюсь с sister Вильемин и с sister Хэлен Клэр. Мы переживаем очень трудный момент, и вы, человек с большим опытом, можете это понять. Бывает, отдельные подчиненные теряют контроль над собой и выходят за рамки, что и случилось сегодня ночью. Больше такое не повторится. Я распорядился, чтобы охрана проводила вас до колледжа. И прошу, при малейшем затруднении сразу связывайтесь лично со мною.

Епископ, смотревший на них так, словно попал к марсианам, чуть наклонил голову в знак прощания. Роман, схватившись за автомат, подступил к доктору Балагеру.

– Вам следует объясниться, сеньор Балагер. Кто вы такой, чтобы отдавать приказы, противоречащие моему распоряжению, звонить в военную часть и приказывать подчиненному мне офицеру через мою голову? Что вы о себе вообразили?

Человечек смотрел на него так, будто слушал шум дождя. Поглядев еще некоторое время, доктор изобразил дружелюбную улыбку. И указал на стул перед письменным столом, приглашая генерала сесть. Пупо Роман не двинулся с места. Кровь кипела в жилах, и сам он бурлил, как котел, готовый взорваться.

– Отвечайте мне на вопрос, коньо! – крикнул он.

И на этот раз доктор Балагер бровью не повел. В той же мягкой манере, в какой он читал стихи или произносил речи, отечески его укорил:

– Вы, генерал, ослеплены, и на то есть причины. Но возьмите себя в руки. Мы переживаем, возможно, самый критический момент в истории Республики, и вы, как никто другой, должны подать стране пример спокойствия и выдержки.

Он выдержал бешеный взгляд генерала – Пупо хотелось наброситься на него с кулаками, но в то же время любопытство сдерживало его, – и, сев на письменный стол, тем же тоном продолжал:

– Скажите мне спасибо, что я помешал вам совершить грубейшую ошибку, генерал. Убив епископа, вы бы своих проблем не решили. А только усугубили. Если вам это пригодится, то знайте, что президент, на которого вы накинулись с оскорблениями, готов помочь вам. Хотя, боюсь, не смогу для вас много сделать.

Роман не уловил в его словах иронии. А может, в них была угроза? Нет, если судить по тому, как он доброжелательно смотрит на него, то нет. Гнев улетучился. На смену ему пришел страх. Он завидовал спокойствию этого медоточивого карлика.

– Да будет вам известно, я приказал казнить в Виктории Сегундо Имберта и Аугусто Санчеса, – прорычал он вызывающе, не задумываясь над тем, что говорит. – Они тоже были в заговоре. И поступлю так с каждым, кто замешан в убийстве Хозяина.

Доктор Балагер чуть кивнул, но выражение его лица не изменилось.

– Тяжкому недугу – горькие лекарства, – пробормотал он загадочно. Встал со стола, пошел к двери и вышел не простившись.

Роман стоял, не зная, что делать. Решил отправиться к себе в кабинет. В половине третьего ночи он отвез Мирейю, принявшую успокоительное, домой, в Гаскуэ. Дома он застал своего брата Бибина, тот, размахивая бутылкой «Карта Дорада», как знаменем, заставлял пить из нее, прямо из горла, солдат охраны. Бибин, лодырь, гуляка, кутила, игрок, славный парень Бибин, еле держался на ногах. Пришлось тащить его на себе в ванную комнату, наверх, под предлогом, что надо помочь ему выблевать алкоголь и умыться. Как только они остались одни, Бибин разрыдался. С безмерной печалью смотрел он на брата и заливался слезами. Ниточка слюны паутинкой свисала с губ. Понизив голос, пугаясь в словах, он рассказал, как всю ночь они с Луисом Амиамой и Хуаном Томасом искали его по всему городу, как, отчаявшись, его проклинали. Что произошло, Пупо? Почему ты ничего не сделал? Почему спрятался? Разве не было плана? Ударная группа выполнила свою часть плана. И привезла ему труп, как он хотел.

– Почему же ты не сделал того, что должен был сделать, Пупо? – Он всхлипывал, сотрясаясь всей грудью. – Что теперь с нами будет?

– Возникли препятствия, Бибин, явился Ножик Эспайльат, он все видел. Я не мог… Теперь…

– Теперь нам крышка. – Бибин отхаркнулся и сглотнул сопли. – Луису Амиаме, Хуану Томасу, Антонио де-ла-Масе, Тони Имберту, всем. И в первую очередь – тебе. Тебе, а с тобой – и мне, как твоему брату. Если ты меня хоть немного любишь, пристрели прямо сейчас, Пупо. Разряди в меня свой автомат, благо, я пьяный. Прежде чем это сделают они. Ради всего, что ты любишь, Пупо.

87
{"b":"18093","o":1}