Литмир - Электронная Библиотека

– Ты что, так и будешь целый день дурака валять?

– Отстань от меня, что я, по-твоему, должен делать? Я пришел на пляж. Вот я здесь лежу – такое у меня занятие. А ты чем таким важным занимаешься?

– Я читаю.

– Тоже мне дело.

Имейте в виду, я тогда был совсем маленький. Теперь я читаю много.

– Тебе сейчас этого не понять, но читать – это самое лучшее. Телевизор – тоже неплохо, особенно фильмы: «Даркман», «Тельма и Луиза»[4]… Ты же знаешь, я просто тащусь от «Терминатора», от первой части, вторая – полное дерьмо, только чтение – это совсем другое дело, а может, вовсе и не другое… сложно как-то получается.

Меня страшно бесило, когда он сначала пускался в рассуждения, а потом так все запутывал, что и не разберешься. Я бы предпочел, чтобы он вместо этого в людей стрелял.

– Ну и читай сколько влезет, а я пойду доплыву до буйка.

Я всегда хотел доплыть до буйка, только никогда у меня это не получалось. Когда злился на него, всегда хотел дотуда добраться, но на полпути выбивался из сил.

Он плавал к буйкам и возвращался обратно как ни в чем не бывало, когда думал, что никто его не видит.

А буйки были очень далеко.

4

Отвратительная штука кровь. Все так говорят. Я имею в виду, что никакого открытия тут нет.

Мама еще раз повторила:

– Не знаю, почему кровь не вызывает у него отвращения.

Она сказала «не знаю, почему не вызывает», хотя правильней было бы «не знаю, почему не вызывала»: когда ей показали фотографии, он был уже мертв. На другом снимке. Которого маме не показывали.

– Бедные люди, мне их так жалко.

Она смотрела снимки, сделанные полицейскими. Ей притащили кучу фотографий тех двух трупов, словно бы говорили: «Вот видите, сеньора, у нас просто не было другого выхода».

Мама вертела фотографии и так и этак. Будто абстрактные картины, на которые не знаешь, как и глядеть. Одному мужику брат выстрелил в лицо. Сначала я не хотел смотреть, но потом все-таки передумал. Ничего приятного; мне трудно было представить, что он может иметь с этим что-то общее. Он-то был офигительно красив.

Да, конечно, я совсем не против абстрактной живописи. Обожаю ее. Чего я на самом деле не выношу, так это реалистической живописи. В школе нас водили на выставку Антонио Лопеса[5], так я там чуть не помер. Никогда не видел такого уродства.

Я знаю, те, кто разбирается в живописи, никогда не станут называть что-нибудь уродливым. Но это действительно было уродство. Правда-правда. Уродливей, чем черти в аду.

Мать продолжает говорить сама с собой:

– А эта его одежда…

Маме кажется, что между рваными джинсами и убийствами существует прямая связь.

Полицейские подсовывали ей под нос все новые снимки. Они делали вид, что сочувствуют, но в глубине души считали, что доля вины лежит и на ней, что доля вины лежит на нас на всех.

У одного из них, того, что стоял в дверях, была физиономия добряка. Он единственный из всех носил форму.

– Вот что значит дети без отца.

Этот парень глядел на меня не отрываясь. Он и про детей без отца сказал, глядя на меня. Словно имел в виду: сеньора, этот будет следующим, если хотите, я убью его прямо сейчас, чтобы время зря не тратить.

Что меня действительно раздражает, так это их сказочка про отца. Я знаю миллион кретинов, у которых есть отец. Люди говорят подобные вещи, вообще не задумываясь, и считают, что прекрасно все объяснили. У него нет отца, значит, он убийца – это то же самое, что сказать: он живет в доме из красного кирпича, значит, он пожарный.

Неотразимая полицейская логика.

Снова фотки. Они, кажется, взялись свести бедную маму с ума.

– Видите, сеньора, он выстрелил прямо в лицо, а у этого человека семья есть. Какой стыд!

– Да я знаю, сынок, знаю.

Она даже не понимала, что говорит: полицейский был по меньшей мере лет на десять старше ее.

Моя мать – очень молодая. И очень красивая.

– Этого вам лучше держать на поводке.

Я сидел в углу и не говорил ни слова.

Я соскальзывал с их кожаного кресла, чуть на пол не падал, но не решался раскрыть рот.

Все это выглядело так, как будто в доме жили два кота и один из них съел канарейку. Я был вторым котом.

А мир полон канареек.

5

– Может быть, это я тебя убью.

Не успел он закончить фразу, а фуражка уже слетела с головы охранника. Один-единственный выстрел, самый первый. Почти случайный.

Охранник упал назад, все лицо его было в копоти. После этого он уже не особенно шевелился.

Не знаю, приходилось ли вам бывать в таких местах, где продается все, что угодно: иностранные журналы, виски, цветы, банки с супом, видеокассеты – не важно, главное в том, что охранники в таких местах – самые страшные мудаки на всем белом свете.

Эта штука работает так: ты что-нибудь покупаешь, тебе дают чек, ты заходишь в бар выпить, теряешь чек, пытаешься выйти из здания, тебя хватает охранник, просит предъявить чек, чека нет, поднимается визг, а потом ты смотришь на него и хочешь его пристрелить.

Он добавил кое-что от себя.

Ты вытаскиваешь автоматический пистолет, черный, как преисподняя, и сносишь этому типу башку.

6

Видели бы вы, как он водил машину! Никто не умел так водить, он научился этому сразу же, как только сел за руль. Он мог вертеть машину во все стороны, как в кино. Казалось, это было у него в крови. Но я-то знаю, что кровь тут ни при чем, ведь его мать водит ужасно. Он всегда знал, на что машина способна. Даже когда казалось, что он вот-вот врежется, никуда он не врезался. Поэтому в конце концов ты начинал чувствовать себя рядом с ним так безопасно, как ни с кем другим.

– Смотри, сейчас я поверну.

Кишки уже чуть не выскакивали из ушей, когда он выжимал тормоз до конца и ловил этот поворот, как ловят гребень волны.

Был момент, когда мы ехали на двух колесах.

– Блин, ты это видел? Ты видел это, гном?

Он всегда называл меня «гном». Эта кличка совсем не казалась мне смешной, но так уж он меня называл.

И не из-за роста: я был на два года младше, но почти такой же высокий, как и он. Мамина машина постепенно теряла скорость и наконец совсем остановилась. Прямо перед музыкальным магазином. Он обещал, что мы вместе съездим за дисками. Вот мы и приехали.

– Не дрейфь, все уже позади.

Это было очень на него похоже: сперва напугать до полусмерти, потом подбодрить.

Мы вошли в магазин, у них там было полно всякой всячины, даже совсем старые диски, которые мы давно искали. Насчет музыки вкусы у нас совпадали, нам всегда нравилось одно и то же. Он знал больше меня, но, если новую группу находил я, он почти всегда на нее западал.

Денег у нас было мало, поэтому мы взяли только последний диск «Нирваны». Вскоре после этого Курт Кобейн покончил с собой[6], а дней через десять случилась и наша история. Все, конечно, старались привязать одно к другому, хотя на самом деле две эти штуки никак между собой не связаны.

Вы бы послушали, что за вопросы они мне задавали. Охренеть можно. Они говорили как ни в чем не бывало: «Твой брат – убийца», словно, услышав такое, можно спокойно жить дальше.

«Кровь, пролитая ангелом смерти» – а все из-за того, что он был красивый. Их просто бесила его красота: поскольку он чудовище, он должен быть безобразным. Да, так они смотрели на вещи.

Вот чего я им не сказал ни разу: «Господа телевизионщики, а не отправиться ли вам в жопу?»

В тот день, когда мы узнали про Кобейна, через три дня после того, как он пальнул себе в рот, брат сказал мне:

– Есть много способов покончить с хорошим парнем: одни у всех на виду, о других никто никогда не узнает.

7

– Тебе никогда не спрыгнуть с этой ветки.

вернуться

4

Криминальная драма режиссера Ридли Скотта (1990).

вернуться

5

Антонио Лопес Гарсиа (р. 1936) – испанский художник и скульптор, реалист.

вернуться

6

8 апреля 1994 года.

2
{"b":"18084","o":1}