– Нет, у нас никогда не будет таких денег.

Они спустились по кривым деревянным ступенькам. Потом – по кривым каменным ступенькам. Когда они вернулись к машине, она сказала:

– Тебе нужно было его убить.

Он знал, что ему нужно было убить хозяина. Он чувствовал себя так неловко, что ничего не ответил. Он залез в машину, включил зажигание и на полной скорости рванул прочь от этого места. Он не хотел ничего знать ни о доме в лесу, ни о жестоком мужчине, ни о его маленькой жене, ни о ребенке, которого держат в шкафу.

– Бог не на нашей стороне.

Он знал, что удача его скоро покинет.

– Тут никогда не скажешь наверняка.

Она вообще ничего не понимала.

– Бог не может встать на сторону убийцы, он никогда не был с убийцами, он предпочитает, когда подставляют другую щеку.

– Ты говоришь про Иисуса. Бог успел поубивать кучу людей, пока не пришел Иисус. Вспомни о казнях египетских, и о Вавилоне, и о потопе – нам никогда не убить столько народу, сколько Он утопил за один раз.

Она была не очень сильна в Ветхом Завете. Разве что пролистала какую-нибудь Библию для детей, когда была маленькая. Потом-то она все прочитала: и Библию, и Коран, и книжку про буддизм, и много книжек про черную магию. Она все еще пишет мне черт знает откуда. Рассказывает о своих успехах, а еще рассказывает про моего брата и про их путешествие, о том, что они делали, и что говорили, и что она чувствовала все это время. Теперь она очень далеко, но это совсем другая история.

– Бог поначалу был порядочным гадом.

– А потом они вроде как решили поменять политику, и начались эти разговоры насчет другой щеки. Казнями-то и потопами настоящей популярности не добьешься.

Она попыталась представить, какое у Бога лицо. В какой-то момент ей показалось, что это должна быть немолодая женщина с очень добрыми, широко распахнутыми глазами, а не какой-то там мужлан-ариец с бородищей до земли.

Его разбудили ее поцелуи. Она целовала его: сначала в натренированный живот, потом в грудь и в конце концов в губы. Он спал, не снимая джинсов и сапог. Жара стояла страшная. Он понятия не имел, сколько сейчас времени. Часов одиннадцать или двенадцать или, может быть, раньше. Она спала в футболке с Майклом Джексоном. Под футболкой ничего не было. Моему брату очень нравился Майкл Джексон. Он и мне нравится. Мы никогда не верили в эту историю с мальчиком[12]. Он долго рассматривал футболку. Словно вместо того, чтобы спать рядом с ней, он спал с Майклом.

– Значит, ты женился.

Он имел в виду, что Майкл женился на дочке Элвиса[13].

– Да, сеньор, я женился на дочке короля.

– Ну что ж, теперь у тебя есть все: песни «Битлз» и дочь Элвиса Пресли[14]. Я думаю, никто в мире не поднимался так высоко.

Она снова начала его целовать, и тогда он проснулся окончательно. Он понял, что разговаривал с ней, и спал с ней, и что она – это все, что у него есть.

Машина проехала мимо огромного завода, где производили цемент, или известку, или что-то вроде этого. Это было огромное здание, все в трубах, покрытое белой пылью. Там была куча рабочих, покрытых той же белой пылью. У рабочих был обеденный перерыв или наступала новая смена. Машина промчалась мимо них так быстро, что мой брат не смог ничего сделать, чтобы помочь им, да и у них не было возможности хоть как-то помочь ему.

Когда они обратили на него внимание, он уже просто-напросто уехал.

Близилась ночь. Облаков не было. Домов тоже не было. Не было ничего.

– Где мы будем спать?

Он обернулся и с удивлением посмотрел на нее. Он был уверен, что едет в машине один.

Мы с мамой были в доме одни. Телевизор работал, но почти без звука, так что я ничего не слышал. Показывали дрессированных собак. Сначала они выделывали всевозможные домашние фокусы – приносили газету, и тапочки, и всякое такое, но потом решили показать зубы и набросились на мужчину в специальном прорезиненном костюме. Мама листала свой ежедневник. Мы получали десятки приглашений на участие в самых разных теле– и радиопередачах, а ведь были еще газеты и журналы. Один журнал дошел до того, что предложил маме за деньги сниматься обнаженной. Она, разумеется, отказалась. Мне она об этом даже не рассказала – я узнал про их предложение, когда они позвонили во второй раз, за ответом. Маме приходилось выстраивать наше расписание и говорить, на какие передачи идти, а на какие нет. Я просил ее сказать, что я заболел. Это, конечно, была неправда, просто теперь телевидение, радио и газеты меня не сильно развлекали – я немножко устал. О моем брате уже столько наговорили, что он стал превращаться в незнакомца. Я подумал, что, если бы мы снова встретились, я чувствовал бы себя как брат рок-звезды. Как кто-то, кого он оставил позади и теперь почти уже не помнит. Что-то вроде брата Мадонны.

Мама занималась еще и тем, что аккуратно собирала газетные статьи и записывала на видео все наши телевыступления. Думаю, к этому времени она уже сошла с ума. Телефонный звонок прозвучал поверх приглушенного лая дрессированных собак. Мама не двинулась с места, поэтому подошел я.

– Извини, парень, но мне пришлось его убить.

Я повесил трубку. Мама закончила очередную запись в своем ежедневнике и подняла голову. Поинтересовалась, кто звонил.

– Это был мой друг, полицейский. Он сказал, что уже убил моего брата.

Собаки в телевизоре немного успокоились, но продолжали смотреть на человека в резиновом костюме с легким недоверием.

Небо было усеяно белыми светящимися пятнышками, маленькими, как бенгальские огни. Потом появились петарды, летевшие по диагонали, после них – красные и желтые ракеты, которые взмывали вертикально вверх, разрывались со страшным шумом и раскрывали над собой миниатюрные зонтики. После каждого взрыва вниз сыпались мелкие искорки, которые исчезали, не достигнув земли. Перед финальным обвалом возникла небольшая пауза. Затем все, что они видели по отдельности, произошло одновременно, и на секунду показалось, что это война – такая, как в телевизоре. Как во время бомбардировок Ирака американскими ракетами, когда на телеэкране отображалось лишь немыслимое сочетание цветов – не было видно ни убитых, ничего такого.

Шум утих, последние огоньки растаяли в воздухе, люди продолжали глядеть в небо. Но больше ничего не происходило.

– Тебе понравилось?

На ней были солнечные очки. Как будто она наблюдала за ядерными испытаниями.

– Да, очень. Обычно фейерверки нагоняют на меня скуку, но в этот раз было хорошо.

– По крайней мере, быстро. Ненавижу, когда эти штуки взрывают одну за другой и заставляют тебя битый час ждать финала.

– Я понимаю, о чем ты. Если что-то должно случиться, пусть это случится быстро.

– Вот именно. Пошли чего-нибудь выпьем.

– Пошли выпьем, а потом пойдем танцевать.

– Я не танцую.

Так оно и было, мы с братом никогда не танцевали.

– Неважно, я найду кого-нибудь.

Она так говорила, чтобы его позлить, только ему было все равно, потому что он не считал ее своей девушкой, ни даже близко к тому. Все, кто смотрел на фейерверк, теперь разбрелись по ярмарке. Люди осаждали палатки с едой и местные аттракционы – карликовые карусели, карликовые колеса обозрения.

Им удалось протиснуться к какой-то стойке, и они заказали по пиву. Прежде чем расплатиться, он заказал еще пару.

– Надо сразу взять побольше: сюда не так просто добраться.

Народу было полно, так что невозможно было и шагу сделать без того, чтобы не наступить кому-нибудь на ногу или чтобы кто-нибудь не пихнул тебя локтем или плечом. Среди людей он чувствовал себя спокойно.