Поход Летели. Птицы в изумленьи глядели. Летели… Винт, звезда блестит в темноте ли? Летели… Ввысь до того, что — иней на теле. Летели… Сами себя ж догоняя еле, летели. С часами скорость творит чудеса: шло в сутки двое сполна; два солнца — в 24 часа; и дважды всходила луна. Когда ж догоняли вращенье земли — сто мест перемахивал глаз. А циферблат показывал им один неподвижный час. Взвивались, прорезавши воздух весь. В удушьи разинув рот, с трудом рукой, потерявшей вес, выструивали кислород. Вреза́лись разведчики в бурю и в гром и, бросив громовую одурь, на гладь океана кидались ядром и плыли, распенивши воду. Пловучей миной взорван один. И тотчас все остальные заторопились в воду уйти, сомкнувши брони стальные. Всплывали, опасное место пройдя, стряхнувши с пропеллеров капли; и вновь в небосвод, пылающ и рдян, машин многоточие вкрапили. Летели… Минуты… сутки… недели… Летели. Сквозь россыпи солнца, сквозь луновы мели летели. Нападение Начальник спокойно передвигает кожаный на два валика намотанный план. Все спокойно. И вдруг — как подкошенный, камнем — аэроплан. Ничего. И только лучище вытягивается разящей ручищей. Вставали, как в пустыне миражи, сто тысяч машин эскадрильи вражьей. Нацелив луч, истребленье готовящий, сторон с десяти — никак не менее — свистели, летели, мчались чудовища — из света, из стали, из алюминия. Качнула машины ветра река. Налево кренятся по склону. На правом крыле встает три «К», три черных «К» — А ветер с другого бока налез, направо качнул огульно — и чернью взметнулась на левом крыле фашистская загогулина. Секунда. Рассмерчились бешено. И нет. Исчезли, в газ занавешены. На каждом аэро, с каждого бока, как будто искра — в газовый бак, два слова взрывало сердца: «Тревога! Враг!» Аэробитва Не различить горизонта слитого. Небо, воздух, вода — воедино! И в этой синеве — последняя битва. Красных, белых — последний поединок. Невероятная битва! Ни одного громыханийка!! Ни ядер, ни пуль не вижу мимо я — только винтов взбешенная механика, только одни лучи да химия. Гнались, увлекались ловом, и вдруг — поворачивали назад. Свисали руки, а на лице лиловом — вылезшие остекленелые глаза. Эскадрильи, атакующие, тучи рыли. Прожектор глаз открывает круглый — и нету никаких эскадрилий. Лишь падают вниз обломки и угли. Иногда, невидимые, башня с башнею сходились, и тогда громыхало одно это. По старинке дрались врукопашную два в абордаже воздушные дредноута. Один разбит, и сразу — идиллия: беззащитных, как щенят, в ангары поломанные дредноуты вводили, здесь же в воздухе клепая и чиня. Четырежды ночью, от звезд рябой, сменились дней глади, но все растет, расширяется бой, звереет со дня на́ день. В бою умирали пятые сутки. Враг отошел на миг. А после тысяча ясно видимых и жутких машин пошла напрямик. В атаку! В лучи!! — Не свернули лёта. В газ!!! — И газ не мутит. Неуязвимые, прут без пилотов. Всё метут на пути. |