II Приключилась раз в деньгах нужда у Клима крайняя, дожил до черного денька, не глядя на старание… Сгорела клуня *, пал телок, платить приспело продналог, а цены — лезут книзу. Вот Клим картошку поволок, а Пров — в лабаз пшеницу. Да по дороге спохватясь, Клим повернул кобылу. «Зачем мне зря буравить грязь, трудить напрасно силу, в город мне зачем везти, зря добро бросая, ведь за налог могу внести я выигрышный за́ем. А ведь при случае таком совсем не так уж плохо по восемь гривен с пятаком платить за рубль налога». Так и сделал, как сказал, своей доволен мыслью: свалил картошку вновь в подвал и в город двинул рысью. Продналог там заплатил займом без убытка и возок подворотил к банку очень прытко. Там билет принять в залог даже очень рады, так что Клим с излишком смог все купить, что надо. Справил Клим свои дела, воротился к дому. Вот — видать уже села скирды и солому. Счастлив Клим — беду избыл, плуг привез из города. Глядь — у Климовой избы вкруг сгрудились бороды. «Почему такой затор?» — кличет Клим парнишку. «Да у дяди Прова вор сбузовал кубышку». «Вот тебе и верный понт!» — шамкнул дедка Ферапонт. «Вот те вражья шутка!» — взвизгнула Машутка. Собрался весь Рачий брод, шумен — что дуброва. Сто советов каждый рот дать готов для Прова. Только Пров не чует свет, увидавши Клима: «Эх, давал мне друг совет, пропустил я мимо! Эх! Как буду помирать, не уймусь от жалобы, вот списал бы номера — черта б вор украл бы! Вижу, деньги в займе том за стеной железною». Клим, хлестнувши пыль кнутом, молвил: «Соболезную!» Он и впрямь жалел, простя друга стародавнего. А народ — тех двух крестьян примерял да сравнивал. III Стал, как тень, шататься Пров, горестью терзаем, покорил его без слов наш крестьянский за́ем. Стала осень на дворе, Пров — желтей соломы. А у Климовых дверей гость из исполкома. Носогрейки закурив, бают то да это. Гость, все новости раскрыв, стал читать газету. Клим — глазком по тиражу… Ухмыльнулся: дай, мол, повернее погляжу, нет моих ли займов? Глядь: пятнадцать — сорок шесть верно, точка в точку… Номер этот мой и есть, кличь жену и дочку! Клим гудит, как барабан, голова — в тумане: «Хоть билет заложен в банк, выйгрыш же в кармане!» Вновь собрался Рачий брод у счастливцевых ворот. «Вот так вышел верный понт!» — шамкнул дедка Ферапонт. «Вот тебе и серия!» — взвизгнула Лукерья. Снова гомон, снова рты, как ворота, расперты́. Снова в город едет Клим. Конь — худой и шаткий. Ворочается к своим на гладенькой лошадке. Говорит он, что теперь с каждою неделею улучшаться будет, верь, наше земледелие. Что для каждого села, где хозяйство худо, банк поправит нам дела, выдавая ссуду. Что, с процентом возвратив взятые гроши нам, власть через кооператив всюду даст машины. с Провом Клим до темноты вновь сидит на бревнах, обсуждая «Бедноты» ряд вопросов кровных. Но теперь их различать легче ребятишкам. Климу: «Выигрыш» кричат, Прову ж вслед: «Кубышка». Чтоб тебя порочить так было бы нельзя им — каждый лишний свой пятак вкладывай-ка в за́ем. [1924]
Одна голова всегда бедна, а потому бедна, что живет одна*
Не счесть в стране хозяйств распылённых, что ни деревня — нужда видна. И тут и там нехватает силенок: одна лошаденка, коровенка одна. Так крестьянин и кружится белкой, едва зарабатывая на прокорм. Никак от формы хозяйства мелкой ему не подняться до высших форм. На крупное хозяйство легко б опираться, скорей бы изжить тяжелые дни, если повсюду в кооперацию мелких хозяев объединить! |
