Вскрикнув, я обернулся к Ларри. и крик замер у меня на устах, когда я увидел, что справа от меня тяжелые драпировки заколыхались, раздвинулись, как будто через них проскользнуло чье–то тело, снова задрожали, и снова раздвинулись, и так много, много раз, наводя на страшное предположение, что через них проходят чьи–то невидимые тела.

— Ларри! — обрел я дар речи. — Ко мне! Быстро!

Он вскочил на ноги, дико озираясь по сторонам, и… пропал. Да., исчез с глаз долой, как будто задули пламя свечи или чья–то рука схватила его и с быстротой света утащила прочь!

Затем на диване поднялась шумная возня, послышалось напряженное пыхтенье, кто–то хрипло выругался голосом Ларри. Я перепрыгнул через балюстраду, на ходу вытаскивая пистолет… и тут меня поймала пара могучих рук; мне крутили локти, заводя их за спину до тех пор, пока я не уткнулся лицом в чью–то широкую, волосатую грудь., и через это препятствие бесформенное, бесцветное и прозрачное, как окружающий воздух., я все еще мог видеть диван, на котором шумно возились невидимые фигуры.

Раздался резкий щелчок пистолетного выстрела, и шум на диване стих. Из точки, находившейся примерно в футе над диваном, просачиваясь как будто из воздуха, начала капать кровь, все быстрее и быстрее; тоненькая струйка, вытекающая прямо из пустоты.

А в стороне, на расстоянии дюжины футов, опять–таки прямо из пустоты, выскочило лицо Ларри, перекошенное от ярости. Покачиваясь на высоте шести футов, оно плыло по воздуху — сверхъестественное, до ужаса невероятное зрелище. Он размахивал ладонями., одними ладонями, без рук. Они мелькали, то появляясь, то исчезая, точно Ларри судорожно отдирал кого–то от себя. И затем на этом месте, с той же головокружительной быстротой, что сопровождала его исчезновение, возник сам О'Киф. Набычившись, он стоял, широко расставив видимые только до лодыжек ноги, с дымящимся пистолетом в руках.

Красная струйка продолжала литься из пустоты, растекаясь по дивану лужицей, медленно капала на пол. Я сделал мощное усилие, чтобы освободиться… бесполезно, меня стиснули еще сильнее. Около Ларри, совсем рядом с его лицом, с той же пугающей стремительностью, что сопровождало появление ирландца, вынырнула голова Йолары. Дьявольская ухмылка, какую мне еще никогда в жизни не доводилось видеть, озаряла бессердечное, жестокое лицо, подобно бледному серному пламени преисподней… но как оно было прекрасно!

— Не двигаться! Не трогать его, пока я не прикажу, — обернувшись, прокричала она кому–то позади себя, по–видимому, адресуя эти слова сопровождающим ее невидимкам. Я отчетливо ощущал, как постепенно наполнялась комната.

Прекрасная, плавающая в воздухе голова, увенчанная короной шелковистых пшеничного цвета волос резко приблизилась к ирландцу. Он быстро сделал шаг назад. Потемневшие глаза жрицы стали темно–пурпурового цвета, загорелись злобой.

— Вот так! — сказала она. — Вот так, Лаарри. Ты что же — думал так просто уйти от меня! — она рассмеялась. — В руке, — той, что невидима для тебя, я держу кез, — ласково промурлыкала она, — и прежде чем ты успеешь поднять свою смертоносную трубку, я ударю по тебе… и будь, что будет. И вот учти, Лаарри, если появится служительница, если придет шойя, я могу исчезнуть — вот так, — ухмыляющееся лицо исчезло, и снова внезапно вынырнуло из пустоты, — и убить ее кезом… или, еще лучше, приказать моим людям схватить ее и бросить в объятия Сияющего Бога.

Крошечные капельки пота выступили на лбу О'Кифа; я знал, что он сейчас думает не о себе — о Лакле.

— Что ты хочешь от меня, Йолара? — охрипшим голосом спросил он.

— Нет, — в голосе жрицы звучала издевка. — Я для тебя не Йолара, Лаарри… назови меня теми нежными именами, что ты придумал для меня. Ми–ед диких пьче–ол, пленительница сердец… — снова зазвенел ее смех.

— Что ты хочешь от меня, Йолара? — напряженно спросил ирландец, еле шевеля одеревеневшими губами.

— А… так ты боишься, Лаарри…

Дьявольское ликование прозвучало в этих словах.

— Что же я еще могу хотеть, как не вернуть тебя? Разве бы иначе я стала ползти через нору дракона–червя и идти той дорогой, где меня подстерегает смерть? Только чтобы увести тебя, могла я все это сделать. Шойя плохо охраняет тебя, Лаарри, — она снова рассмеялась. — Мы подошли ко входу в пещеру, и там стояли ее Акка. Они могут видеть нас… как тени. Но мне так хотелось сделать тебе сюрприз и появиться без предупреждения, — голос звучал мягко и вкрадчиво, — и я испугалась, вдруг они сами поспешат сообщить тебе эту приятную весть, и я не увижу, как ты обрадуешься. И вот поэтому, Лаарри, мне пришлось пустить в ход кез… и подарить им мир и отдохновение от суеты этого мира, отправив их в ничто… А вход внизу уже поджидал нас открытым добро пожаловать!

И снова раздался злобный смех, словно задребезжали серебряные колокольчики.

— Что ты хочешь от меня?

Ирландец уже еле сдерживался, лицо его исказилось от исступленной ярости.

— Чего я хочу? — прошипел серебристый голосок, холодно и ядовито. — Или ты думаешь, Сийя и Сийана не огорчились, когда прервали на середине обряд, посвященный им? И ты думаешь, они не хотят, чтобы его довели до конца? Или я не прекрасна? Не так хороша, как твоя шойя?

Глаза ее, горящие демоническим огнем, вдруг нежно заголубели, мягко освещая прекрасное лицо. Покрывало, делающее ее тело невидимым, медленно сползало у нее с шеи… плеч, наполовину обнажив восхитительную грудь. И невозможно выразить словами, как дико, противоестественно выглядел этот плавающий в воздухе бюст и дивная, чудной красоты голова жрицы., и так же невозможно передать всю притягательность ее зловещей красоты. Мне невольно пришло на ум, что, наверное, так же хороша была Лилит, первая женщина на земле, в ту минуту, когда она коварно соблазняла Адама.

— Не знаю, почему мне так хочется этого, — томно протянула она. Возможно, потому что я тебя ненавижу, возможно — потому что люблю, а может быть, чтобы сделать приятное Лугуру или Сияющему Богу.

— Что будет, если я пойду с тобой? — спокойно спросил О'Киф.

— Тогда, быть может, я смилуюсь над служительницей — и кто знает? отведу назад свои войска, что уже собраны около входа в пещеру, и оставлю с миром Молчащих Богов в их обители… ибо что они могут сделать мне? прибавила она ядовито.

— Ты клянешься в этом, Йолара? Клянешься, что не причинишь никакого вреда служительнице? — нетерпеливо спросил Ларри.

Глаза жрицы загорелись сатанинским коварством.

Задыхаясь и отплевываясь, я вывернул голову, избавившись на миг от омерзительного соседства с волосатым телом.

— Не верь ей, Ларри! — крикнул я, и меня снова стиснули так, чтобы я не мог пошевелиться.

— Этот дьявол впереди или сзади вас, дружище? — спокойно произнес ирландец, не отводя глаз от жрицы. — Если он впереди, я попробую пристрелить его, тогда вы сможете убежать и предупредить Лаклу.

Но я уже не мог произнести ни слова; к тому же, Йолара наверняка не дала бы мне уйти, подумал я, вспомнив про ее кез.

— Решай быстрей!

Голос жрицы звучал холодно и грозно.

Портьеры, к которым О'Киф медленно и незаметно передвигался мелкими шажками, распахнулись настежь. В дверях стояла служительница! И тотчас лицо Йолары обрело тот жуткий, похожий на маску Горгоны облик, которой мне уже довелось видеть раньше на празднестве в ту минуту, когда она неожиданно увидела Золотую девушку. Йолара, потеряв голову от бешенства, забыла набросить на себя покрывало, делающее ее невидимкой. Из пустоты, точно распрямившаяся в смертельном прыжке змея, вылетела рука, и в ней подрагивал маленький серебряный конус, наведенный на Лаклу. Но не успела она как следует прицелиться, не успела жрица привести в действие свое оружие, как служительница бросилась на нее.

Одним молниеносным прыжком, точно загнанная в угол гибкая сильная волчица, Лакла преодолела разделявшее их расстояние и, вцепившись одной узкой белой рукой в горло жрице, другой обхватила запястье руки, грозящей ей смертельным оружием. Я видел, как белые руки и ноги девушки переплелись с невидимым телом, как наклонилась золотая головка; как, судорожно дернувшись, взметнулась вверх рука, сжимающая кез; видел, как Лакла зубами впилась в запястье… Вместе с потоком хлынувшей крови раздался пронзительный визг…