Я почувствовал прикосновение Лаклы и обернулся. В сотне шагов от меня находилось какое–то возвышение, приподнятое над полом примерно на ярд.

От самого края полукруглой рампы поднималась вверх густая, мерцающая блестками опалесцирующая дымка, пронизанная трепещущими жилками, такими же, что я заметил в сияющем ядре Двеллера, призрачные, молочного цвета тени беспрестанно двигались внутри тумана, делая его похожим на свернувшийся лунный свет.

Я поднял голову, чтобы посмотреть, где кончается плотная стена тумана, и вдруг увидел, что сверху на меня глядят, выступая прямо из опаловой дымки, три лица: два — безусловно мужские, а одно — женское. Сначала я решил, что это какие–то изваяния, но затем, приглядевшись к их глазам, понял, что ошибаюсь, — ибо глаза были до ужаса живые, я бы сказал, если мне позволят употребить это слово, — сверхъестественно живые.

Эти глаза по размеру раза в три превышали обычные человеческие, а по форме представляли собой равносторонний треугольник, обращенный вершиной вверх. Черные, как уголь, совсем без зрачков, и в них все время вспыхивали крохотные красные искорки.

То, что находилось над глазами, по–видимому, являлось лбом, но он не имел ничего общего с человеческим. Высокие и широкие лбы выдавались вперед козырьком, так что вытянутые вперед виски соединялись посредине вертикальным гребнем, образуя симметричный широкий клин, что–то вроде выступающего козырьком нароста на голове у некоторых видов больших ящериц, а сами головы, вытянутые, сужающиеся к затылку, в два с лишним раза превышали размером человеческие!

На головах у них были шапки, высокие, опушенные густым слоем желтых, мелких, как цехины, чешуек… но с какой–то путающей уверенностью я знал почему–то, что это вовсе не шапки… Острые, изогнутые носы, напоминающие клювы гигантских кондоров, тонкие, аскетически сжатые губы: вытянутые, мощные заостренные подбородки; живая плоть лиц поражала мраморной белизной… Вокруг лиц, полностью скрывая их тела, поднималась клубящимся облаком мерцающая опаловая дымка.

Олаф стоял в остолбенении, сердце у меня было готово выпрыгнуть из груди. Что это, что это были за существа?

Я заставил себя посмотреть на них снова, и точно окунулся в море спокойствия и доброжелательности… нет, меня как будто приподняло волной огромной духовной силы. Я чувствовал, что в этих существах нет ни капли злобы или жестокосердия, нет ничего нечеловеческого, если не считать их странной внешности — совсем напротив, каким–то безошибочным чутьем я понял, что они добры и милосердны… но чем–то опечалены, да, глубокая печаль коснулась моего сердца!

Я выпрямился и снова посмотрел на них, на этот раз смело и безбоязненно. С глубоким вздохом Олаф тоже пристально посмотрел на лица, тяжелое, безысходное отчаяние постепенно сходило с его лица.

Лакла подошла ближе к возвышению. Три пары глаз следили за ней, причем женщина глядела с какой–то особенной невыразимой нежностью. Мне показалось, что какое–то сообщение прошло от Трех Молчащих к Золотой девушке. Она поклонилась и повернулась к норвежцу.

— Положи Ларри там, — мягко сказала она. — Туда, к ногам Молчащих Богов!' И указала на светящуюся дымку. Олаф вздрогнул и, заколебавшись, перевел глаза на Трех Молчащих, некоторое время он испытующе вглядывался, и что–то похожее на улыбку промелькнуло на их лицах. Взяв Ларри на руки, Олаф прошел вперед и положил его прямо в светящийся туман. Он заколебался, сверху прокатилась волна, закрутилась вокруг лежащего тела. Через некоторое время все успокоилось, но там, где лежал Ларри, уже ничего не было!

Снова задрожала, заходила ходуном опаловая дымка, забираясь все выше, скрывая постепенно подбородки, изогнутые носы, наконец, удивительные лбы этих существ, но прежде чем туман скрыл их окончательно, я успел заметить как наклонились желтые пушистые головы, по сверкающему покрову пробежала вверх волна, словно за ним поднимали какой–то предмет.

Туман опустился — и снова сверху глядели на нас загадочные глаза.

Вытянув вперед руки, как будто пробираясь на ощупь в темноте, из тумана появился Ларри; задержался на миг на краю возвышения и спрыгнул к нам. Полный жизни и энергии, Ларри смеялся, щуря глаза, как бывает, когда человек из темноты попадает на яркий солнечный свет. Он заметил Лаклу, подскочил к ней, схватил в объятия.

— Лакла! — крикнул он. — Mavourneen[55]!

Она, зардевшись, выскользнула из его рук, бросив на Троицу смущенный, чуть испуганный взгляд. И снова я заметил, как промелькнула нежность в угольно–черных, вспыхивающих красными огоньками очах женского существа; да и у других тоже ласково смягчились лица, словно они смотрели на свое любимое дитя.

— Смерть держала тебя в руках, Ларри, — сказала Лакла. — И Молчащие Боги забрали тебя у нее. Благодари же, Ларри, Молчащих Богов, ибо они сильны и могущественны.

Она положила ему на затылок удлиненную белую ладонь, и повернула голову так, что он увидел лица Троих. Долго глядел на них Ларри, потрясенный не меньше меня и Олафа и, по–видимому, охваченный той же исходящей от них силой и — каким словом мне выразить это? — святости… А потом я в первый раз увидел, как на лице ирландца появилось самое настоящее благоговение.

Не отрывая взгляда от Молчащих Богов, Ларри опустился на одно колено и низко наклонил голову, словно преклоняясь перед почитаемой им святыней.

И — я не стыжусь признаться в этом — я сам присоединился к нему, и вместе с нами встали на колени Лакла, Олаф и Радор.

Волшебная опалесцирующая дымка заклубилась вокруг лиц Молчащих Богов и скрыла их от наших глаз.

Глубоко и радостно вздохнув, Лакла взяла Ларри за руки, подняла его на ноги и повела из залы. В глубоком молчании мы покинули следом за ними это удивительное место.

Но почему–то, пока мы шли, меня не оставляла мысль, что сидящие на троне Молчащие Боги все время должны видеть разверстую пасть ямы у порога своей обители. И все время глядя в бездну, они видят внизу, на непостижимой для человека глубине этот загадочный цветок — колоссальное, наводящее страх зеленое пламя, которое показалось мне прообразом самой жизни.

Я спал крепко и глубоко, без сновидений. Я пробудился совершенно отдохнувшим в большой комнате, куда Радор отвел нас с О'Кифом после того, как завершился наш визит к Трем Богам — кульминационный момент, венчающий цепочку событий последних, потребовавших колоссального напряжения всех наших физических и душевных сил часов.

А сейчас, я, бессмысленно разглядывая высокий сводчатый потолок, лежал и слушал голос Ларри:

— Они похожи на птиц…

Несомненно, Ларри имел в виду Трех Богов. Последовало непродолжительное молчание… потом снова; — Да, они похожи на птиц… и еще они похожи — что вовсе не означает пренебрежительного моего к ним отношения — они похожи на ящериц…

Опять молчание.

–..и еще они похожи на каких–то идолов, и, клянусь рукояткой меча Бриана Бору, они, ко всему прочему — похожи на людей! А поскольку они не могут быть и одним, и другим, и третьим сразу — так что же… во имя Святой Бриджет, что же они такое?

Снова короткое молчание — и затем, торжественным и абсолютно безапелляционным тоном:

— Все ясно! Они… лопни мои глаза., если это не так.

Он оглушительно гикнул; подушка, отправленная мощным броском в воздух, угодила мне прямо в голову.

— Подъем! — заорал Ларри. — Эй, вы, бурлящий котелок ископаемых предрассудков, вставайте! Чучело дремучего невежества и путало для привидений — подъем!

Огорошенный ударом подушкой и градом оскорблений, я вскочил на ноги, в первый момент не на шутку разозлившись. Увидев мое перекошенное лицо, Ларри повалился на спину, разразившись диким хохотом, и вся моя злость моментально испарилась.

— Док, — сказал он, отсмеявшись, абсолютно серьезным голосом. — Я знаю, кто такие Трое Богов!

— Да–а? — протянул я с ядовитым сарказмом.